Соблазнитель - Мэдлин Хантер

Он усадил ее рядом с собой и накинул ей на плечи плащ. Сердце Дианы заныло от стыда и, как ни странно, от разочарования. Дэниел обнял ее за плечи, утешая и успокаивая, но от этого на душе у нее не полегчало. Очарование восхитительного момента растаяло, и между ними вновь возникла невидимая стена условностей. Когда карета наконец остановилась, Диана поняла, что Дэниел намерен по-прежнему вести себя предупредительно и вежливо, но отстраненно. Это ее не обрадовало, и, выходя из кареты, она почувствовала легкую грусть.

– Ступай к себе, Диана, – сказал ей Дэниел. – Служанка перевяжет тебе руку.

У нее перехватило дыхание от его поразительной выдержки. Она взбежала по ступенькам, но на середине лестницы замерла и оглянулась. Он стоял на том же месте и смотрел на нее так, что у нее задрожали колени. Собрав остатки сил, она с трудом одолела пролет и вновь обернулась. На этот раз в его глазах она прочла откровенную страсть и поняла, зачем он стукнул кулаком в стенку кареты. Это был знак извозчику не останавливаться возле его дома! И если бы она вовремя не предостерегла его, то...

С пылающим лицом и замирающим сердцем она побежала по длинному темному коридору в свою спальню и перевела дух, лишь затворив за собой дверь. Но еще долго потом она стояла неподвижно и прислушивалась, не крадется ли Дэниел во мраке к ее девичьей цитадели, чтобы исправить ошибку и лишить ее невинности. Воображение рисовало ей жуткие сцены изнасилования, и душа ее замирала.

Глава 8

А тем временем герой этих страшных фантазий бесшумно скользил, не различимый в темноте в своем черном костюме, по узким улочкам спящего города. Дэниел пытался сосредоточиться на деле, ради которого он и покинул тайком свой дом в столь поздний час, однако мысли его постоянно возвращались к незабываемым мгновениям сладострастия, которые он испытал с юной красавицей в полумраке кареты после посещения оперного театра.

Но предстоявшая ему этой ночью миссия была настолько важной, что он, чертыхаясь, гнал прочь несвоевременные воспоминания о полученном удовольствии и клялся впредь не поддаваться губительному соблазну, дабы не разрушить одним необдуманным поступком заветные планы. А ведь именно так и могло бы случиться, если бы он задержался в экипаже и нарушил свой главный жизненный принцип – никогда не утрачивать самообладание, тем более в угоду капризам своей похоти.

Но уже спустя минуту проклятое наваждение вновь обуяло Дэниела – оно отвлекало его от рациональных размышлений дурманным ароматом, и уводило в туманные розовые дали подобно миражу. Пробормотав проклятие, он замер у крыльца и попытался взять себя в руки. Ежеминутно вспоминая податливое тело Дианы и ее томные вздохи, легко было ненароком и запороть все дело, а вот этого-то допустить ему было нельзя. Он вздохнул и стал тихо пробираться к цели по дорожке, едва заметной в темноте. Ноги сами несли его вперед, но дух роптал, и Дэниел мысленно взывал о помощи к небу.

Это проклятое место он обычно объезжал за три квартала, из-за него и весь Париж стал ему ненавистен. И лишь чрезвычайные обстоятельства заставили его вернуться туда, где он когда-то испытал одно из величайших потрясений всей своей жизни.

Он остановился и, припав спиной к стене, вгляделся во мрак, прикидывая, сколько еще шагов ему осталось до рокового места. Для случайного прохожего этот отрезок дороги, вымощенный булыжником, не представлял никакого интереса, все следы разыгравшейся на нем кровавой трагедии давным-давно были стерты подошвами тысяч башмаков.

Словно ожившие тени прошлого, на Дэниела нахлынули кошмарные подробности тех отвратительных событий, зазвучали в голове пронзительные вопли и леденящие кровь крики, пробудилось в груди мерзкое ощущение страха и беспомощности.

Дэниел оставался в оцепенении всего несколько мгновений, но они показались ему вечностью. Собравшись с духом, он решительно пошел к заветной цели, чуть было не забытой им, пока он ласкал и целовал Диану, чтобы выполнить миссию, которую едва не провалил, охваченный желанием овладеть прекрасной девственницей.

В доме было темно и тихо. Только в одном из крохотных окошек мансарды мерцал огонек. Дэниел прокрался по проулку на задний двор, снял с себя сюртук и, повесив его на сук старого каштана, стал карабкаться вверх по стене, цепляясь за выступы и выбоины в кладке. Его черная сорочка скрадывала тусклый лунный свет; не скованные сюртуком, его движения были быстрыми и ловкими, Со стороны никто бы даже не заметил Дэниела на темном фоне, поэтому он действовал уверенно и хладнокровно.

Добравшись до окошка второго этажа, он просунул пальцы под приотворенную створку, аккуратно распахнул ее и проворно проник в комнату, освещенную отблесками затухающих в камине угольев. На длинном столе у стены стоял причудливый аппарат, ради которого он прокрался в этот дом ночью. Рядом, откинувшись в кресле, спал, похрапывая, какой-то человек, очевидно, уставший за день настолько, что не смог дойти до кровати.

Дэниел на цыпочках приблизился к странному устройству, состоявшему из двух цилиндров, установленных на деревянной раме, и тянувшихся от них к сосуду с жидкостью проволочек, вынул с помощью деревянной линейки проводки из колбы и опустил в жидкость руку. Пальцы нащупали брусок твердого металла, поверхность которого была неровной, словно бы испещренной насечкой, а один из краев – округленным.

Дэниел извлек из кармана брюк аналогичное изделие, подменил им оригинал и, подсоединив к нему проводки, ретировался через окошко, очень довольный результатом операции.

На обратном пути в подворотне хрипло залаяла собака, и Дэниелу вдруг вспомнился дикий вопль оборванца, напавшего на него с ножом у входа в оперу. Его следовало разыскать, и как можно скорее, пока еще позволяло время. Дэниел тяжело вздохнул и прибавил шагу.

Все переменилось, и Диана не могла притворяться, что ничего особенного не произошло.

Конечно, Дэниел держался с ней так, словно бы того порыва страсти и не было вовсе, но все его уловки не могли восстановить их прежние отношения. Допущенное ими в карете грехопадение незримо ощущалось и за обеденным столом, и во время их непродолжительных встреч, и даже после того, как они расставались.

Всякий раз, когда Дэниел приближался к ней, у Дианы сладко замирало сердце, она постоянно жаждала его новых поцелуев. А по ночам ей казалось, что он вот-вот постучит в ее дверь, и она металась на кровати, изнемогая от смутных предчувствий.

Но самое ужасное заключалось в том, что отказать ему в ласках она была не в силах, из чего следовало, что ей нельзя больше оставаться в его доме.