Перекресток одиночества-4 - Руслан Алексеевич Михайлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Мудрые слова – кивнул я – Но в те времена и гвозди иными были, наверное. В наше время все иное.
- Это какое же?
- Одноразовое – ответил я, шагая к рычагу – Одноразовая посуда, тара, личные отношения… Все одноразовое и после использования выбрасывается без сожаления. Ну что там, Касьян Кондратович?
Я и сам слышал пробивающиеся сквозь помехи голоса, но хотел услышать мнение нашего специалиста. Радист повернулся и с улыбкой показал большой палец:
- Дотянулись мы до них! Бункер имени Ильича вышел на связь! Радуются встрече в эфире, вопросами сыплют с обоих сторон. И еще третий кто-то пытается докричаться, но до него мы не дотягиваемся.
- Обалдеть – хмыкнул я – Красиво назвали… красиво…
- А как же! О! А ты ведь может даже и не слышал о них? – вопрос задал оживший Сергей Блат, протягивая Филимону тряпичный мешок с чайной смесью.
- О ком?
- О продолжателях светлой идеи социализма, коммунизма и марксизма – кривовато усмехнулся Сергей и я заподозрил, что у него самого с этой канувшей в лету идеологией в свое время были не самые хорошие отношения.
Я не сразу задумался над его словами или вернее просто даже не понял их смыла, но затем удивленно повернулся к нашему штатному механику:
- Серьезно?
- Еще как! – ответил за него Кондрат – А ты как думал?
На меня глянули три пары удивленных глаз, и я невольно развел руками:
- Да как-то… я ведь был совсем маленьким, когда рухнул СССР. Но помню читал какие-то рассказы про октябрьскую революцию… но для меня это было просто занимательное чтиво и то от скуки – кончились на самом деле интересные книги в бабушкином книжном шкафу и читать пришлось все подряд. Ленин помню в одном из рассказов лепил из хлебного мякиша чернильницу, наливал в нее молоко… Хотя вряд ли это правда.
- Правда! – заявил Филимон и тут же стушевался под презрительным взглядом Сергея Блата, «додавившего» его эти взглядом и затем добившего окончательно уверенным:
- Вранье!
- А ты там был что ли?!
- Да какая разница? – спросил я, прерывая начинающуюся ссору в зародыше – Та эпоха в уже реально далеком прошлом и вряд ли когда-нибудь вернется.
- Там у вас – может и в далеком прошлом – скрипуче произнес Филимон, сидя у разгорающейся печи и не сводящий глаз с танцующих язычков огня – А у нас нет… Ты пойми, Охотник – сюда попало немало настоящих коммунистов. Тех самых несгибаемых. Слыхал я краем уха сплетни о тайном бункере СССР и о том, что путь в него лежит через убежище Братства Народов. И что мол чтобы туда попасть надо быть коммунистом не менее десяти лет и чтобы все членские взносы были уплачены!
- Бред! – вырвалось у меня.
Я был в полном изумлении.
Серьезно?
- Партийный билет? – спросил я – Да откуда он… стоп… неужели…
- Уже здесь и выдавали уполномоченные лица – Филимон указал пальцем в потолок – Там. Во время чалок. Сначала надо было получить хотя бы две письменные рекомендации от членов КПСС…
- КПСС – повторил я – Обалдеть…
- Ну так! Коммунистическая Партия Союза у Столпа! И вот как получишь рекомендации, тогда уже допустят до экзаменов. Если пройдешь – получишь билет кандидата и начнешь платить взносы…
- Бред! – повторил я и задумался – Хотя… подобная затея может здорово отвлечь от самых темных мыслей о будущем. Надо же чем-то занять голову на протяжении сорока лет тюремной отсидки…
- А ее по их уставу – отсидку-то! – подавали как великое испытание духа и закалку характера! – добавил Сергей – Придурки!
- Но-но! – Филимон с негодованием уставился на Сергея – Ты это того!
- Того что?!
- Не замай! Не по нраву – так не трогай, а хаять не смей!
- А почему я тогда об этом не слышал? – спросил я, снова прерывая ссору.
И снова ответил Касьян Кондратович:
- А потому что и сюда весть пришла горькая в начале ваших девяностых. Сначала тут никто не поверил, конечно. Но новеньких становилось все больше и все они твердили одно и то же – рухнула мол великая страна. Говорят многие из узников себя порешили, когда в новость эту уверовали. Пришедшие в их крест находили их повешенными там или с венами вскрытыми. А на столе кирпичном записка, придавленная рукописным партийным билетом – так мол и так, в связи с гибелью величайшей страны не считаю для себя возможным продолжать жить… Ты пойми, Охотник… для многих это прямо серьезно было. Я вот не из идейных и никогда таким не был. Но понять могу…
- Ну да – вздохнул я и поднялся – Вернусь через полчаса. Сделаю круг, огляжусь, соберу еще чуть валежника – нашел там стволик неплохой и попробую целиком дотащить.
- А я порублю! – с готовностью вызвался Филимон, и я кивнул:
- Конечно.
- А я попробую пару ложек вырезать – предложил Сергей Блат, и я снова кивнул, берясь за скобу двери.
Ложки нам не требовались. Но если создание ложек подразумевало задумчивую занятость, то я только за. Это куда лучше, чем сидеть без дела в стальной коробке идущего в снегах вездехода и вслушиваться в завывание снежной бури, смешанное с безостановочным шепотом Столпа…
Через час с небольшим я опустил колонну с антенной, задраил люк и, не включая на этот раз фары, пустил машину вниз по склону, уходя в смутно виднеющееся впереди ущелье. В один из моментов вездеход едва заметно качнуло и я, не оборачиваясь, успокаивающе махнул рукой сидящим позади. Ничего мол страшного. На самом деле левый трак прошелся по голове привставшего из снега действительно огромного снежного медведя. А судя по оставленной им борозде, чудовищный переросток двигался к только что оставленной нами вершине холма. И глядя в бросающуюся в стекло черноту окружающего ледяного мира, я вновь и вновь напоминал
