Капитан «Неуловимого» - Поселягин Владимир

Хм, странно даже: лодка моя, а команду не знаю, её Мальков тренировал. Надеюсь, в этом боевом походе узнаю команду от и до. Да, со старпомом стоит поговорить о людях: что от каждого ожидать. На борту также имелся представитель особого отдела, он же штатный врач. Чую, весёлые денёчки нас ждут.

Закончив осматриваться, я разделся и вскоре уснул. Вахта у меня ночная, там подъём, запуск дизелей и дальше на них шуруем, заряжая параллельно аккумуляторы. А пока стоит отдохнуть. Уже засыпая, отметил, что наверху началось волнение. Похоже, буря идёт, а синоптики убеждали, что ещё сутки отличная погода будет. На этом и уснул.

Разбудили меня ближе к вечеру. Потянувшись, я отпустил матроса и вздохнул: немецкие подводные лодки типа VII были отличными машинами для войны, но в плане комфорта сильно уступали другим лодкам. Могу сказать только одно: на борту была всего одна индивидуальная каюта – у меня, капитана. У остальных ниши, которые закрывались занавесками. Койки друг над другом. Это у командиров. У унтеров (а у нас старшин) чуть хуже, и совсем в тесноте спали простые матросы.

Между прочим, многим после своей старой подлодки, уничтоженной авиабомбой, «семёрка» казалась совсем небольшой. Два гальюна на борту, сейчас работают оба, но не факт, что надолго: проблемы с ними, это больная тема немецких подводников. Когда немцы уходят в долгий рейд, то в одном из гальюнов делают склад свежих продуктов и пользуются одним на пятьдесят человек; думаю, вы поймёте, какая вонь там стояла. Мы же уходили на двадцать дней, если раньше не поступит приказ возвращаться.

Да, ещё у врача была своя каюта, но она же и санитарный пункт. Там он лечит, осматривает и проводит операции при необходимости, ну и живёт там же. Причём если есть раненый, он оставляет его на своей койке, а сам спит на месте раненого. Я уже говорил про тесноту. Добавлю, что некоторые койки имеют двух владельцев: пока один на вахте, другой спит.

Осмотревшись Взором, я отметил, что мы всё также идём под водой малым ходом. До заката час, на борту уже переизбыток углекислоты, всё же пять десятков человек в тесном замкнутом пространстве, семь часов под водой. Большая часть так и спали, но такая тренировка дала понять, что предел есть, эти семь часов команда под водой просидеть сможет. Я слышал, что какие-то команды и сутки на грунте лежали, пока над ними эсминцы ходили, но не знаю, правда это или нет. Сам я читер и собираюсь пользоваться своими умениями.

Позавтракал я в кают-компании вместе с другими командирами, была рисовая каша с маслом и чай с булочками. После этого, приняв лодку, отдал приказ на всплытие, который команда встретила с заметным облегчением. Многие из матросов лежали на полу: там дышалось легче.

Сначала мы всплыли на перископную глубину. Горизонт чист, небольшое волнение есть, но не более, небо тоже чистое, так что всплыли на поверхность, и я отдал приказ открыть люки. Наверх мигом поднялись сигнальщики, и вниз хлынул такой живительный воздух. Заработали дизеля, и пошла зарядка практически в ноль разряженных аккумуляторов, продолжалось тестирование систем лодки.

Пока зенитчики заряжали орудия – два зенитных автомата и палубное орудие, последнее для тренировки, – матросы получили разрешение проветриться и, поднявшись наверх, прогуливались по палубе.

Я не был вахтенным командиром, им был лейтенант Остриков, просто ночью я контролировал лодку, а старпом днём. Сейчас он, поужинав, отбывал ко сну. Лодка будет всю ночь идти в сторону Швеции, потом поворот. Через трое суток мы должны быть у Любека. Это если идти на полном ходу, но я думаю, что дорога займёт больше времени, может и до пяти суток дойти, если мы кого-нибудь встретим и придётся обойти или переждать под водой.

Двигались мы уже порядка шести часов, я как раз пил кофе у себя в каюте: кок, перед тем как отбыть ко сну, наварил и залил его в мой командирский, на два литра термос. И в это время Взор показал на границе дальности чужую субмарину, которая, как и мы, в надводном положении шла нам навстречу. Я сразу опознал британскую подлодку.

Быстро прослушав, о чём на ней общаются вахтенные, я понял, что они идут к Финляндии. Два офицера прикидывали на карте, как высадить пять человек, причём так, чтобы их не засекли. Они должны были сделать это поближе к Хельсинки. Я пока не понял их интерес к финнам, но мне это уже не нравится.

Я снял трубку, висевшую на стене, и услышал голос вахтенного:

– Товарищ командир?

– Стоп машины. Глушите дизеля. Тишина в отсеках. Акустику слушать.

– Есть.

Я как раз чашку помыл и вышел из каюты, направляясь к посту акустика, который располагался в соседнем помещении. И тут акустик как раз высунулся из помещения с наушниками на голове. Это был старшина первой статьи Голиков, который сообщил:

– Товарищ капитан, слышу шумы. Пеленг прямо по курсу. Дизеля. Похоже, подлодка. Далеко, пока не разобрать, чья.

Остриков, продрогший, несмотря на тёплую одежду, уже спустился с мостика и вопросительно посмотрел на меня.

– Любая субмарина для нас опасна. Уходим на глубину. Тут, согласно картам, сто шестьдесят метров до дна, идём на рабочую в пятьдесят, – велел я ему. Попросив у акустика наушники, я послушал и уверенно сообщил: – Английская субмарина. Тип U. Что за группа, так с ходу не скажу.

Подняв часть команды, мы ушли под воду, двигаясь на электромоторах, потом затаились на глубине, соблюдая тишину. Когда британцы ушли и акустик перестал их слышать, мы снова всплыли и дальше пошли на дизелях.

Конец ознакомительного фрагмента.