Амазонка - Максанс Фермин

Пока они плыли по Риу-Негру, их не мучило ощущение замкнутого пространства и духоты. Река была широкой, и солнечные лучи свободно достигали поверхности воды. Но когда кораблик начал медленно подниматься по Касикьяре, берега становились все ближе и ближе друг к другу, а просвет у них над головами — все уже.

Вскоре он совсем исчез. Остались только джунгли. Ничего, кроме джунглей.

Единственной нитью, связывавшей их с миром людей и суетой городов, были звуки белого рояля. Если бы не музыка, суденышко, кажется, легко слилось бы с окружавшим их пейзажем. А под звуки рояля им еще удавалось верить, что где-то в этом мире по-прежнему живут другие люди, такие же, как они. И что у них самих есть еще шанс когда-нибудь вернуться в цивилизованный мир.

Только сначала им надо будет пройти шестой, предпоследний этап странствия — придется причалить к тревожным берегам безумия.

VI

Безумие

Мендис расчищал себе дорогу в джунглях ударами мачете. Его мощные руки открывали им путь в Эсмеральду. За ним шли Амазон Стейнвей, Сервеза и Родригиш, а следом — дюжина осторожных, как обезьяны, индейцев. Это были люди из племени яномами, которых Мендис нанял несколькими днями раньше, когда река стала несудоходной и им ничего не оставалось, кроме как продолжать путь сквозь джунгли пешком.

Индейцы в молчании волокли за веревки наспех сделанную повозку, на которой возвышался белый рояль. С тех пор, как они сошли с корабля и двинулись по еле различимой тропинке через джунгли, которые с каждым днем все больше сгущались, путники совершенно выбились из сил от жары и усталости. Они брели уже больше недели, исходя кровавым потом в этом неравном поединке с природой. То колеса повозки увязали в размокшей почве, то впереди оказывался склон, с которого нужно было спускаться с величайшей осторожностью. Или приходилось перебираться через болото, а инструмент тащить на руках.

Вот уже два дня, как удивительная процессия совсем потеряла темп, и тут никто ничего не мог поделать. Причиной были не индейцы и даже не здешняя пересеченная местность, а Амазон и Сервеза. Поначалу оба они вместе с Мендисом расчищали дорогу среди бурной растительности — все трое были вооружены мачете, и отряд двигался через лес довольно быстро. Но пианист и бармен, непривычные к такому тяжкому труду, очень скоро стерли себе руки в кровь, и мозоли доставляли им сильные страдания. Мендис пытался лечить их целебными растениями, но все равно раны не заживали мгновенно — нужно было время, прежде чем они смогут снова взять в руки мачете и прорубать дорогу.

Глядя на свои вздувшиеся ладони, Амазон завидовал рукам Мендиса — грубым и твердым, как камень.

— Повезло тебе, что ты родился в этих краях. Твое тело вылеплено здешней природой, поэтому теперь ты можешь совладать с ней.

Мендис посмотрел на него и ответил:

— Я знаю, как прорубать путь в джунглях, — с этим мне повезло. Но зато я не умею играть на рояле.

Амазон улыбнулся:

— И то правда. Об этом я не подумал.

Индеец подошел к музыканту и по-братски положил руку ему на плечо.

— Ладно тебе, — сказал он. — Каждому свое. У тебя рояль. У меня лес.

Затем, не теряя времени даром, он встал во главе колонны и, как ни в чем не бывало, продолжал свою работу.

Единственный, кого, казалось, не смущало медленное продвижение процессии, был полковник Родригиш. Он не обращал внимания на то, что Амазон и Сервеза выбыли из строя, и отказывался помогать индейцу. О том, чтобы он помог тащить рояль, не могло быть и речи. Во-первых, ему это казалось унизительным, а кроме того, несколько ночей, проведенных под открытым небом, вызвали у него приступы ревматизма. Он страшно мучился и проклинал разом и влажный климат, и слабость собственного тела. Единственная причина, по которой он продолжал это странное путешествие, крылась в том, что оно напоминало ему безумства молодости, — а это было для полковника словно бальзам на раны. Поэтому, несмотря на переутомление, которое стало уже хроническим, эта экспедиция приносила ему безумную радость, как будто вернулись времена каучука, торговли лесом или разведения бабочек.

Амазон же, по мере приближения к Эсмеральде, нервничал все больше. Как будто оттого, что он открыл остальным цель путешествия, разгорелись уголья его любви к Кармен Авила, которые никогда окончательно не обратятся в пепел.

Сервеза тем временем не уставал жаловаться на судьбу:

— Туда просто невозможно добраться. Понимаете? Невозможно. Невозможно. Не-воз-мож-но.

Эту фразу он повторял каждый раз, когда что-то мешало им продолжать путь, — а иногда, может, и без всякого повода, — она звучала у всех в ушах, как надоевший припев или заклинание, и остальным участникам экспедиции становилось все трудней это выносить. Индейцы явно нуждались в том, чтобы кто-то их подбадривал, а от причитаний Сервезы они начали падать духом. Наверное, именно поэтому Амазон Стейнвей, уставший от этой занудной песни, вдруг разозлился и отругал попутчика:

— Хватит повторять одно и то же. Конечно, мы туда доберемся. Нашел время опускать руки. Этот рояль пересек всю Бразилию с востока на запад. Он пережил кораблекрушение, проигрыш в кости, дожди на реке, переход через джунгли. Теперь до конца пути осталось всего несколько километров. И что, скажи на милость, может теперь помешать нам добраться до цели?

Глаза пианиста налились кровью. Все в первый раз видели, чтобы он вышел из себя, и с удивлением смотрели на эту внезапную вспышку гнева.

Сервеза не успел ничего ответить, потому что Мендис рукой подал всем знак молчать.

— Идите сюда! Кажется, наш водопад!

И действительно, за деревьями показался огромный водопад, струи воды неслись чуть ли не с самого неба.

Процессия остановилась на берегу озера, разлившегося под водопадом. Амазон Стейнвей прошел вперед, первым приблизился к берегу и понял, что индеец прав. Это действительно был тот самый водопад. И значит, Эсмеральда уже совсем близко.

— Ты все-таки нашел его!

Он обернулся к Мендису и посмотрел на него с благодарностью.

— Не понимаю, как ты умудряешься находить дорогу в этих джунглях.

Индеец улыбнулся:

— Это просто. Доверься инстинкту, и всё.

Но Амазон по-прежнему не понимал, каким чудом Мендис ориентируется в этом враждебном мире, где нет никаких надежных примет, но ему было ясно, что без такого проводника им бы ни за что не протащить рояль через джунгли.

— Отлично, — сказал Амазон. — Мы нашли водопад, и значит, цель путешествия достигнута.

Индеец нахмурился:

— Еще не совсем, Амазон. Остался последний этап.

— Какой же?

Мендис поднял глаза к водопаду и сказал:

— Нужно поднять рояль туда. Деревня находится над водопадом.

Он показал пальцем вверх — к самому небу, где над падающей водой нависали скалы.

— И другой дороги туда нет?

— По этому берегу — нет.

Амазон просто онемел от неожиданности. Сервеза не смог сдержать истерический смешок. Полковник Родригиш оставался невозмутимым.

Музыкант снова вышел из себя:

— Как ты предлагаешь поднять туда рояль? Это же невозможно!

Мендис ответил:

— Мы смогли добраться почти до конца пути. Жаль, если все сорвется, когда мы почти у цели.

Тут в разговор вмешался полковник:

— Мендис прав. Раз уж начали, надо идти до конца. Даже если нам придется на руках поднимать рояль наверх.

— Как это «на руках»? — опешил Амазон.

Полковник смерил его взглядом и сказал:

— Предоставь это мне.

После чего обернулся к индейцам и скомандовал:

— Ну-ка быстро за работу! Даю вам времени до темноты, чтобы сплести из лиан новые веревки, толстые, такие, чтоб выдержали вес рояля. А всем остальным я займусь сам.

Индейцы безропотно подчинились, они прошли перед полковником, опустив глаза, взяли себе по мачете и разбрелись по лесу. Одни — полуголые, одеяние других состояло лишь из хлопковой накидки, и все были босиком.

Что собирался делать Родригиш? Этот вопрос задавали себе и Мендис, и Амазон, и Сервеза. Полковник явно уже придумал какой-то способ поднять рояль на скалу, нависшую над водопадом. Это чувствовалось по блеску его глаз, и было похоже, что в душе у него опять разгоралось пламя безумия. Сервезе такой блеск был знаком, и все это вместе чрезвычайно его тревожило. Это был тот самый блеск, который появлялся в глазах полковника во время авантюры с каучуком, с торговлей лесом и бабочками. С того момента, как он появлялся, полковника уже ничто не пугало — ни опасность, ни страх, ни риск, ни возможное поражение, — именно по этой причине многие его начинания и терпели крах.

— Полковник, если вы рассчитываете поднять рояль на высоту этой стены на нескольких веревках, вы переоцениваете силу индейцев, — сказал Сервеза.