Чингисхан как полководец и его наследие - Эренджен Хара-Даван
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При войсках состояли особые чины по хозяйственной части — («черби»).
Устройство армии было органически связано с существующей структурой населения государства, в чем и заключался центр тяжести Чингисовой военной системы. В основание ее были положены начала территориальности и родового быта.
Каждому племени определено было пространство земли, на котором оно должно было кочевать. В каждом таком племени кибитки были соединены в десятки, сотни, а в многочисленных племенах и в тысячи под управлением особых военно-территориальных начальников. В случае набора войск делался наряд по одному, по два и т. д. с десятка. Последний обязан был снабдить набранных воинов положенным продовольствием и потребностями к походу[104]. Военно-территориальные начальники при мобилизации становились строевыми начальниками, оставляя на местах заместителей.
Роды и племена, смотря по их численности, выставляли строевые конные десятки, сотни и тысячи. Мелкие роды и племена, которые не могли укомплектовать целой строевой единицы, соединялись по несколько в одну родовую или одну племенную группу; в противоположном случае они разбивались на меньшие группы. Следующие по порядку войсковые единицы — десятки тысяч[105] — тьмы или «тюмени» (туманы) — лишь в редких случаях могли быть составлены из людей одного племени; обыкновенно они составлялись из разных племенных групп, выставлявших каждая по несколько тысяч, с тем чтобы в общей сложности была тьма. Иногда способ смешения племен в строевых единицах применялся намеренно с целью парализации племенных сепаратизмов. Так как Чингисхан вел почти постоянно войну, и войну успешную, доставлявшую войскам славу и значительную добычу, то естественно, что между племенами, служившими в одних сотнях или тысячах, подвергавшихся общей опасности, разделявших общие труды и славу, рождалось братство по оружию, которое мало-помалу ослабляло племенные антагонизмы. Благодаря этой политике многие бывшие при Чингисхане крупные племена растворились в общей массе, потеряв даже свои названия[106]. Таким образом, часто враждовавшие между собою до Чингисхана монгольские племена при нем в обстановке сплошных боевых успехов над внешними врагами сливались в одну нацию, проникнутую национальным самосознанием и народной гордостью.
Во главе войсковых подразделений ставились вообще начальники из того рода и того племени, которые комплектовали данную единицу, но выбирались они из числа испытанных в боях людей, подходящих ко второму из двух типов, на которые делил Чингисхан все человечество.
При таком порядке комплектования монгольской армии сохранялся в неприкосновенности не только родовой строй, а обыкновенно и племенной состав населения, что создавало в частях войск, помимо внешней, механической связи, прочную внутреннюю, органическую спайку: военачальники были из среды своей же аристократии, представителей которой люди привыкли видеть у себя во главе и в гражданском быту; ратники одной и той же единицы являлись не случайным сборищем чужих между собой людей, а группой индивидуумов, связанных друг с другом родством, знакомством, общностью языка и т. п.
Всякого начальника десятка или другой единицы, который оказался бы непригодным для своей должности, старший над ним начальник обязан был немедленно устранить; относительно лиц старшего командного состава это обыкновенно делал сам Чингисхан, которому в этом случае приходило на помощь его глубокое знание людей и отчетливое понимание тех требований, которым должен удовлетворять высокий военный начальник.
Положительно изумляешься, как в ту младенческую, с нашей точки зрения, эпоху, когда в воине, независимо от его ранга, ценились почти исключительно индивидуальные боевые качества — храбрость, удаль, отвага, выносливость, физическая сила — качества, которыми, помимо прав по рождению, обыкновенно вполне определялась годность того или другого воина на роль вождя (например, в среде европейского феодального рыцарства) — как в ту эпоху могла быть высказана мысль, положенная в основание следующего «изречения» Чингисхана:
«Нет героя, подобного Есугей-Баю, нет искусней в делах подобного ему человека. Однако, так как он не знает усталости и тягости похода, не чувствует ни жажды, ни голода, он и других людей из нукеров[107] и воинов, которые будут вместе с ним, всех считает подобными себе в перенесении трудностей, а они не представляют силы и твердости перенесений. По этой причине не подобает ему начальствовать над войском. Подобает начальствовать тому, кто сам чувствует жажду и голод и соразмеряет с этим положением положение других и идет в дороге с расчетом и не допустит, чтобы войско испытывало голод и жажду и четвероногие (кони) отощали. — На этом смысл указывает: путь и работа по слабейшему из вас»[108].
Не связанный историческими традициями, руководствующийся только своим умом, здравым смыслом и опытом, Чингисхан сам полагал историческую традицию. Не подлежит сомнению, что в создании вооруженной силы он вообще придерживался старинных обычаев, но организация той постоянной конной армии, которая победоносно прошла вдоль и поперек почти весь материк Старого Света, была делом его рук, его творческой энергии. Военные статьи «Большого Джасака» были тем основанием, на котором зиждилось ее устройство; непререкаемый и неумолимый авторитет ее верховного вождя придавал этому фундаменту непоколебимую прочность и устойчивость. По этой причине ни одна из знаменитых конниц древности или Средних веков (парфянская, персидская, рыцарская) ни по своим боевым качествам, ни по своим достижениям не может сравниться с кавалерией Чингисхана. Период Средних веков, предшествовавший изобретению пороха, можно вообще назвать веком расцвета конницы и ее господства на полях битвы. В Европе такой «царицей полей сражения» была в то время тяжелая рыцарская кавалерия, но с приходом монголов она принуждена была на полях Лигницы в 1241 году уступить свое первенство коннице этого азиатского кочевого народа, которая по справедливости должна быть признана для своей эпохи первой в мире. Она была тем мощным орудием, при помощи которого монгольский завоеватель являл миру свою человеческую волю.
Вот несколько изречений «Билика», заключающих в себе все наставления, данные Чингисханом военным начальникам[109]:
Ст. 3. Беки (начальники) тьмы, тысячи и сотни, приходящие слушать наши мысли в начале и конце года и возвращающиеся назад, могут начальствовать войском; состояние же тех, которые сидят в своей юрте и не слышат мысли, походит на камень, попавший в большую воду, или на стрелу, пущенную в тростниковое место: они исчезают. — Таким людям не подобает командовать.
Эта статья показывает, во-первых, что в армии Чингисхана велась постоянная «военно-научная» подготовка командного состава, а во-вторых, что он придавал этой подготовке важное значение.
Ст. 4. Всякий, кто может вести верно дом свой, может вести и владение; всякий, кто может устроить десять человек согласно условию, прилично дать тому тысячу и тьму, и он может устроить хорошо.
Открывая младшим начальникам виды на повышение, ст. 4-я должна