Предчувствие смуты - Борис Михайлович Яроцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гуменюк предался воспоминаниям. Девчата были его законной гордостью. Он ими восхищался, как учитель — своими лучшими учениками, ставшими знаменитыми.
— А как я тебя натаскивал? Помнишь?
— Помню… Вы скажите, что о девчатах слышно? Где они?
Гуменюк вздохнул по-стариковски, откашлялся, не стал хитрить:
— Если б я знал…
— А кто знает?
— Кто… Кто-то знает. Говорят всякое… Но мое сердце чует: беда с ними… Исчезли девчата с нашего горизонта… Был слушок, якобы их из Грузии выкрали. В частности, Соломию. Вот Ядя вроде на свободе. Грузины ее принуждают…
— А при чем тут Грузия, грузины? Они же вроде в Греции, на соревнованиях?
— Выкрасть могут откуда угодно. Было бы кого и за какие бабки.
— А как объясняет пан Шпехта? Вы его не спрашивали? Может, мне к нему обратиться?
— Зайди. Спроси… Кстати, он тобой недавно интересовался. Наверное, хочет поздравить с дипломом. Так что зайди…
Микола зашел в тот же вечер, благо было свободное время. В общежитии надоело слушать всякие байки. У выпускников только и разговору: где найти работу? то ли в Польшу податься, то ли в Германию?
Молодой специалист никому не нужен. Украина стонет от безработицы. Принимает Европа, та же Польша агроному предлагают коровники чистить, инженеру — мусор вывозить на свалку. И каждый молодой специалист, вырвавшись в Европу (дав посреднику на лапу), копит в сердце гнев на всякого, кто видит в трудолюбивом украинце не больше чем быдло. Еще двадцать лет назад с Украиной считались. Тогда не было разрухи, которую учинили сами же украинцы, наслушавшись чужих советов. А чужие советы — что чужие деньги, к добру не приводят.
13
На лестничной площадке перед дверью адвоката пана Шпехты Микола остановился, прислушался. Ему показалось, Варнава Генрихович с кем-то разговаривает. Значит, еще не спит. Нажал кнопку звонка. Разговор прервался, и тут же распахнулась дверь.
Оказалось, это говорил радиоприемник. Хозяин успел его выключить, прежде чем открыл массивную стальную дверь. Глазка в двери не было, значит, где-то находилась видеокамера, по всей вероятности, в подъезде. Теперь с глазками опасно — стреляют в глазок, а попадают хозяину в глаз.
— О, пан Перевышко! — наигранно бодро встретил адвокат позднего гостя. В неизменной синей пижаме с белым воротником, разительно похожий на официанта, он стоял, как будто готов был сию минуту принять заказ. — А мне один добродий доложил, что вы купили билет на Слобожанщину. Люди не врут?
— Не врут, Варнава Генрихович. Добрый вечер! Так что завтра увезет меня поезд в родные дальние края. Послезавтра буду дома. Вы извините, что я в позднее время. Не мог уехать, с вами не простившись. Да и душа болит за наших общих друзей…
— Догадываюсь…
Микола выжидающе взглянул на адвоката. Небритое, уставшее, озабоченное лицо хозяина не обещало приятной новости. Микола взволнованно заговорил:
— Что с девчатами? Соломию выкрали? Кому нужна украинская спортсменка?
Резким жестом руки адвокат остановил поток вопросов.
— Прошу на кухню. Будем пить пиво и кальмарами закусывать. Нам есть о чем поговорить. Вы теперь человек свободный. Уже не студент, а специалист с высшим образованием. Словом, инженер. И работа вам нужна достойная, соответствующая диплому. С чем я вас и поздравляю.
Микола ожидал услышать другое. Ведь он прямо спросил: где Соломия? Ядя, по словам Гуменюка, по-прежнему работает инструктором. А вот о Соломии уже почти полгода никаких известий. И не о каких соревнованиях по стрельбе в Македонии или в Греции сообщений не было.
Пиво было холодное, но пить не хотелось. И Микола, отхлебнув глоток, отставил фужер. На кальмаров даже не взглянул. Он смотрел в глаза адвокату, ожидая услышать правду о пропавшей спортсменке. Спросил:
— Международные соревнования в Греции — это туфта?
— По всей вероятности… — сказал адвокат. — Подвела нас Федерация стрелкового спорта. Всего-навсего год перепутали. Соревнования на кубок Европы не в этом, а будущем году.
— Организация, которая посылала девчат на соревнования, меры принимает по их розыску?
— Вы имеете в виду национальную гвардию?
— Да. Они же офицеры этой гвардии? А гвардия кому-то подчиняется?
— Гвардия? Непосредственно президенту.
— И он, как я понимаю, своих людей оберегает?
— Это его надо спросить. Но к нему вас не допустят.
Адвокат не мог сказать правду. Да и кто такой Перевышко? Вчерашний студент. Хотя вчерашних и сегодняшних студентов во Львове хоть пруд приди, но далеко не все они из Слобожанщины. Там с Украиной тесно соседствует Россия. И потому на этого студента у адвоката Шпехты были серьезные виды. И разговор, если не сейчас, то в ближайшее время должен быть в меру откровенный.
Он понимал: готовить Перевышку к особой работе нужно постепенно, но и растягивать подготовку нальзя: события грядут непростые. Советской империи уже нет. Усердием московских политиков окраины отсечены от России. Россия первая объявила суверенитет, то есть добровольно отказалась от своих окраин, и окраины согласны подчиняться кому угодно, только не Москве. Украину — по предварительной договоренности — возьмет на себя Польша. В Варшаве под видом музейного экспоната ждет своего часа гетманская булава и знамя Богдана Хмельницкого. Булаву и знамя продал полякам офицер из канцелярии гетмана Скоропадского.
Об этом и о многом другом Варнава Генрихович намеревался поговорить с Миколой Перевышко, убедить его, что настоящая Украина — это Галиция, а служить Украине значит служить Галиции.
Варнава Генрихович не скрывал, что в душе был поляком с примесью арийской крови. В свое время по вине России не получилось Великой Германии, но когда-нибудь получится Великая Польша — «от моря до моря», Украина будет ее составной частью. Так решила Америка. Лично для адвоката пана Шпехты это уже не вопрос.
— Понимаешь, Микола, — начал адвокат издалека. — Украинская национальная гвардия — не армия в обычном понимании. Ее вояки — что птахи. Птахи вылетают, куда им положено, и возвращаются с добычей в клюве.
— А добыча? — тут же спросил гость.
— Валюта, — коротко ответил адвокат и уточнил: — Капает нектаром в президентский фонд. Есть такой.
— А за что валюта?
— За меткую работу.
— На соревнованиях?
— Не только.
Видя, что гость отставил фужер, не пьет и рассеянно слушает, напомнил:
— Вы пейте, пан инженер, и слушайте.
Варнава Генрихович выдержал продолжительную паузу, пожевал креветку, словно раздумывая: говорить — не говорить? Сказал:
— На метких попаданиях в стрелковом тире много валюты не насшибаешь. А вот на стрельбище, где заказчики указывают мишени, там — да…
— Живые?
— Само собой.
Страшная догадка заставила Миколу вздрогнуть. Он смотрел в непроницаемые глаза пана адвоката, не в силах побороть
