Тайные практики ночных шаманов. Эргархия – Ночная группа - Константин Ворон

Они еще только спускались по склонам, когда увидела свечение. Со дна Каньона на нее уставились глаза огромной светящейся змеи. Сначала она решила, что это фокус Меченого, но когда почувствовала его напряжение, то по-настоящему испугалась. Змея давила на нее своим взглядом, от нее исходила упругая сила. Меченый схватил ее за плечи и заставил сесть. Лань закрыла глаза и прикрыла лицо руками. И тогда она увидела змею прямо перед собой. Больше Лань ничего не помнила. Она несколько дней никому не говорила о своих переживаниях и только потом рассказала Кобре, что случилось с ней в Каньоне. Она добавила, что ей о подобном рассказывал и харьковчанин. Но он был убежден, что это была галлюцинация. Локка объяснил ему, что такое галлюциногены, и он принял такое объяснение.

Глава 7

Фундаментальная реальность

На следующий день я вернулся к программе. Утренние занятия вел Барбаросса. Он снова вывесил изображения красного и зеленого змеев. Кобра, пришедшая вместе со мной, вздрогнула.

На этот раз нужно было разделить изображения и их эйдосы, воспринимать красного змея как зеленого, и наоборот, и при этом, слегка сведя глаза к переносице, объединить изображения, а затем, закрыв глаза, сохранить их в своем воображении именно в том виде, в каком они станут восприниматься наяву. Кобра побледнела, но выполняла инструкцию. Я тоже делал все, что велел Барбаросса, но мое внимание было приковано к Питерцу. Он был погружен в себя. Вдруг он замотал головой и открыл глаза. Его пальцы судорожно сжались. Так он и сидел напряженный, сцепивший руки. Ни у меня, ни у Кобры не было никаких видений. Как только занятие закончилось, я подошел к нему. Я уже знал, что он мне расскажет. Подошла и Кобра.

То, что он пережил, совпадало с моим опытом. Различия были лишь в самом начале. Питерец переместил эйдосы, а затем, скосив глаза, соединил изображения змеев. Потом он закрыл глаза, пытаясь удержать картину в памяти, и тут изображение стало реальным. Красный и зеленый рисунки слились вместе. Перед Питерцем был толстый, светящийся голубым сиянием змей. Он вползал в его сознание, и в этом было что-то тошнотворное. Когда Питерец открыл глаза, змей никуда не исчез. Он полз, извиваясь в его сознании. Только к концу занятия змей стал бледнеть и постепенно растворился.

Мы стали горячо обсуждать случившееся. Во всем этом, конечно, была определенная система. Мы вспомнили случаи со светящейся поляной. Питерец, Кобра и я подскочили одновременно. Змей, поляна и Рева были явлениями одной природы. Они существовали в нашем сознании и лишь проецировались на внешний мир. Рева был ужасен не своим ревом и видом, а тем, что ломился не только через лес, но и через наши сознания. Просто тогда никто не обратил на это внимание. Более того, когда в Растворении я видел жизнь леса, все необычное – студень, заполнявший пространство между деревьями, плотный, как мышцы, ветер – все это происходило внутри меня. Но вызывалось-то оно действиями команды, работавшей с нами. Они какими-то неведомыми нам ухищрениями насылали на нас призраков.

Черногорец вызывал из нашего подсознания образы, Барбаросса и Доктор обращали на них наше внимание и тем самым укрепляли их, а Упырь с Доктором как-то ухитрялись выводить их наружу. В этот момент Барбаросса, Доктор и Упырь казались нам жуткими колдунами, экспериментирующими над своими жертвами. Симпатию вызывал лишь Толстяк. Он казался рассудительным и добрым.

Толстяк выслушал нас, покачал головой. Он сидел перед своей палаткой на цветастом коврике.

– Вы усвоили первый и самый главный урок, хотя и страшитесь его принять – сказал он. – Есть фундаментальная реальность, которая лежит в основе и того, что вы называете внешним миром, и того, что считаете внутренним. Из нее проистекает и то, что снаружи, и то, что внутри. Когда она пробуждается, вы видите ее и как то, что находится во внешнем мире, и одновременно как факт вашего собственного сознания. Эта реальность предстает и как предмет, и как мысль сразу. Неважно, каким языком вы описали проявления этой реальности – Светящимся Змеем, Живым Лесом или чувствованием дерева.

Тут он выразительно посмотрел на меня, напоминая о нашем совместном опыте.

– Если вы будете идти дальше по этому пути, то выучите этот язык. Но произойдет это или нет, зависит не от той части вашего существа, в которой рождаются желания, а от того, что лежит в основе всех ваших проявлений. Пока я могу сказать только одно: вы усвоили лишь первую букву алфавита нашей практики. Эта буква – ощущение потока, пронизывающего и сознание и то, что находится за его пределами. А все ваши страхи, опасения, представление о тайнах – второстепенные сопутствующие обстоятельства. Вы сейчас тратите на них свои основные силы и привязываетесь к ним, опасаясь сделать следующий шаг. Но его придется сделать. Или не сделать – но «не сделать» означает тоже «сделать», но только как противоположный шаг.

– Правильно я говорю? – обратился он вдруг к палатке.

– Правильно, – донесся из нее глухой голос.

И из палатки вылез Скандинав. Он сел напротив нас и изрек:

– Следующий шаг, или Вторая буква, – это различение я-действующего и я-страдающего. Но это различение производится не словами, а решениями и действиями. Если сделаете следующий шаг правильно – будете приезжать сюда с толком. А нет – будете развлекаться здесь так же, как и большинство наших гостей. Будете глазеть на наши занятия и рассказывать о них своим восхищенным подругам и друзьям.

Мы молчали. Скандинав продолжил:

– Не имеет никакого значения, где произошли события, и кто их придумал – зловредные инструкторы, ваше воспаленное воображение, лешие или природа. Все события придумываются кем-нибудь. Все они лишь относительно реальны. Воображение не столь реально, как сон. Сон менее реален, чем бодрствование. Бодрствование менее реально, чем состояние, что выше его. И то состояние, что выше бодрствования, тоже почти не реально по сравнению с более высоким. Реальны лишь решения и поступки.

Он замолчал. Мы долго сидели в тишине.

– Вам пора в лагерь, – вежливо сказал Толстяк. Мы встали и ушли.

Глава 8

Мастера иллюзии

Прошло несколько дней. Утром я проснулся и решил пропустить все занятия. Бегал я уже без одышки, РВ исправно превращало все, на что оно было направлено, в живой студень, эйдосы вынимались и переносились в другие предметы, изменяя их. После завтрака я подсел к Толстяку. Тут подошел Локка.

– Давай поговорим втроем, прямо и честно, – начал Локка. – Вы заманиваете в свои сети честного и наивного парня.

– Мы не заманиваем, – перебил его Толстяк, – мы выманиваем его из твоего бреда. Твой бред еще бредовее того, в котором живут почти все. Все видят еду, выпивку, развлечения, работу, больницу, тюрьму и ничего более. А ты добавляешь к этому свой бред – магические войны, заманивания, высасывания энергии и все такое. Мы же предлагаем увидеть другую сторону Вселенной.

Ну, скажи, что бредового в биополях, которые окружают деревья или в связности Вселенной, когда одно и то же событие отражается в сотнях своих проявлений?

– Вы выстраиваете спектакль по заранее разработанному сценарию. Вы же – ма-а-с-с-те-е-р-ра ил-лю-ю-зи-и, – протянул он, имитируя речь Барбароссы. – Из года в год – одно и то же – Растворение, светящиеся травы, таинственные карты, подставные фигуры. Вы провоцируете галлюцинации и заставляете таких ребят, как Костя, в них верить. Вы расширяете мир иллюзий вместо того, чтобы разоблачать иллюзии, которыми и так полна наша жизнь. И люди начинают жить в вашем спектакле, подчиняться его режиссуре.

– В спектакле находимся не мы, а ты, Локка. Только сценарист в нем – твои страхи, подозрения и желание первенствовать. Ты просто однажды испугался и вернулся в общепринятый бред.

Они пристально смотрели в глаза друг другу. Толстяк выглядел миролюбиво, речь его была спокойна. Локка был напряжен.

– Я живу в прозрачном и понятном мире, – сказал он. – Никаких чудес, которые выходят за пределы того, что я видел в своей жизни и видели другие нормальные люди, просто не существует. Вы ставите свой спектакль, втягиваете в него наиболее чувствительных людей, ломаете им жизнь.

– И кому же мы ее поломали? – голосом, полным нежности, спросил Толстяк.

– Себе, в первую очередь. У вас никогда не будет нормальной семьи и работы. А главное, вы убиваете в себе жизнь. Вся эта ваша рефлексия превращает вас в ходячих автоматов.