Друг-апрель - Эдуард Веркин

Карпы уснули, оранжево поблескивали в отблесках костра, казались отлитыми из меди. Чистить чешую Аксёну было лень, поэтому он поступил просто – выпотрошил, промыл, посолил изнутри, насадил на острые пруты и поставил с правой стороны костра, где появились первые угли. Почти сразу запахло рыбой.

– Картошки бы хорошо, – Тюлька сладко понюхал воздух, – или грибов…

– Без грибов обойдешься. – Аксён отправился еще за дровами.

Когда он вернулся, карпы были уже готовы, чешуя встопорщилась и кое-где отстала, глаза выкипели, а плавники обуглились. Тюлька смотрел на них с кошачьей жадностью и громко бурчал животом.

Аксён достал из рюкзака пластиковую миску и сгрузил в нее рыбу, Тюлька тут же накинулся на карпа и принялся разбирать голову, чмокать, обсасывать косточки. Аксён вдруг подумал, что есть ему совсем не хочется. И огонь, от него болели виски.

– Ты давай, жуй, а я схожу… Березового сока поищу…

– Рано же еще.

– Не, как раз. Надо большое полено найти, чтобы до утра… А ты давай, ешь, не стесняйся…

– Ты сюда с ней приходил? – вдруг негромко спросил Тюлька.

Аксён не ответил.

– Давай тут все-таки останемся, – предложил Тюлька. – Поживем. А что, тут хорошо, как в шалаше… Рыбы в озере полно, построим землянку. Можно будет даже…

– Завтра вернемся, – перебил Аксён.

– Ну почему?! Тут хорошо, а что дома-то делать? Давай вернемся, возьмем нужное – и опять сюда.

– Нет.

– Почему?!

Аксён не ответил, поднялся от костра и двинулся к воде. Там, справа, камень. Большой валун. Синего цвета.

А если это и есть он? Так она тогда спросила.

Кто он?

Ну, он, метеорит. Который Секацкий видел. Упал сюда, лежит, синеет. Все его ищут, а он здесь.

Тогда мы получим кучу бабок, сказал он.

Ерунда. Зачем тебе куча бабок? Бабки у каждого придурка, а свой метеорит… Пусть тут лежит.

Пусть, согласился он.

Пусть это будет нашей тайной.

Прекрасно.

Ей тогда очень захотелось иметь кусочек метеорита, и Аксён взялся добыть. Он принялся ковырять камень ножом, но тот был гладкий и скользкий, лезвие не цеплялось, проскакивало, и закончилось все увечьем – Аксён едва не отрезал себе мизинец. Метеорит же остался вполне невредим, не осталось даже царапины. Аксён попробовал разыскать трещинку, хоть самую маленькую, но камень был совершенно однородный, будто отлитый из неизвестного металла.

Похоже на нефрит. Сказала она тогда.

Похоже. Хотя как выглядит нефрит, он не знал.

Теперь у него был топор. Аксён примерился, размахнулся, ударил топором, туда, где вспучивалась большая шишка.

Камень не раскололся, оказался вязким, как гигантский кусок застывшей смолы, Аксён ударил еще раз, потом еще, потом шишка откололась и отскочила далеко в воду. Пришлось поработать еще. Аксён догадался, как надо, и стал бить не обухом, а лезвием. В результате этой атаки от камня удалось отковырять небольшой кусочек. Аксён подумал, что этот кусочек неплохо бы вставить в какую-нибудь оправу, а потом подарить ей. И сказать, что это настоящий, тот самый камень, небесный гость, приносящий счастье.

– Эй! – из темноты послышался голос Тюльки. – Вань, ты где?!

Тюльке было страшно, и Аксён вернулся к костру.

Тюлька сидел на лапнике, грел ноги, засунув их почти в огонь. На прутиках, где раньше жарилась рыба, теперь сидели Тюлькины ботинки.

– Я знаю, почему ты здесь не хочешь остаться. – Тюлька пошевелил пальцами над углями. – Знаю. Они должны приехать ведь. Волковы. И Петька тоже. А я совсем забыл. Ты думаешь, что они уже приедут?

– Ага, – улыбнулся Аксён. – Приедут.

Глава 11

Она первая заговорила. Про будущее.

Не про то, что потом, а про то, что скоро.

Она хотела в технологический. Хорошая профессия, легко потом работу найти. Можно поехать в Рыбинск, поступить и жить в общаге. Нормально ведь?

Нормально, соглашался он. Вон в городе на хлебозаводе технолог больше всех получает, на «ровере» гоняет. Я за то, чтобы в технологический…

Обсуждали, как поедут в Рыбинск. Как на первом курсе, конечно, придется тяжеловато, а зато на четвертом разрешают уже вместе жить. Можно собаку будет завести, а потом квартиру снять где-нибудь на окраине. А после института они уже начнут работать, и у них уже будет своя квартира. И машина. И дачу они купят. Но сюда все равно продолжат приезжать, возвращаться в места детства правильно, душа от этого улучшается.

Он был согласен. Рыбинск – хороший город.

А дача – это обязательно, те, кто привык есть со своего огорода, не смогут потом голландскую морковку, когда они были в Костроме, пробовали – дрянь. Одно хорошо – чистить не надо.

Ездить на дачу и на фитнес ходить. Ну, то есть она на фитнес, а он на бокс. Или на кикбоксинг, куда хочет, он ведь дерется хорошо. И может, это будет даже не Рыбинск, а какой-то другой город, главное, что не здесь, а подальше. Надо выбрать вместе, это очень важно.

Ульяна доставала с полки «Сто самых красивых мест России», и они выбирали.

А еще он думал. В школе дружили уже многие. Ходили под ручку, даже целовались. Девчонки менялись анкетами и шушукались про любовь. И Ульянка с ними тоже шушукалась, девчонки смеялись и смотрели на него с интересом.

Это его не очень занимало, просто хотелось понять. Что такое между ними. Они дружили уже давно, и все шло как-то само собой, легко, спокойно, он просыпался и знал, что там, в городе, за двенадцать километров от Ломов, она просыпалась тоже.

А потом он понял, что надо ей обязательно сказать. Нет, понятно, что Ульяна и так все знает, но все-таки… К тому же ему казалось, что ей хочется это услышать.

Только непонятно, как это сделать. Просто так сказать – глупо, скажешь, и слова все испортят, все станет не так. Как у остальных. С улыбочками, глупыми обжиманиями, бесконечными ссорами и примирениями. Надо сделать это по-другому, правильно. Чтобы вышло не смешно и не глупо и чтобы ничего не поменялось в их отношениях.

Надо спросить.

Только вот у кого?

Друзей у него не водилось, не хотел никто дружить с Психозом.

Мать…

Даже если бы мать была как раньше, он не стал бы ничего у нее спрашивать. А сейчас и подавно.

С братом говорить бесполезно. Даже опасно – можно легко стать посмешищем.

По-человечески он мог поговорить только с ней.

Сходить в библиотеку. Ознакомиться с историей вопроса. Но в школьной библиотеке ничего подходящего не нашлось, только про мир вокруг нас. Он отправился в городскую, но не дошел. Представил, как все это будет идиотски выглядеть, и свернул, купил себе мороженого.

Получилась трудная неделя. Все время думал. Думал и думал, однако ничего не придумывалось.

Когда Иван устал от всего этого думания, он отправился к ней. Он должен был сказать ей это сегодня. Лучше бы сейчас, вот вообще через две минуты.

То, что на дворе воскресенье и четыре часа утра, совершенно его не смущало. За два часа он добрался до города и возле вокзала купил коробку с птичьим молоком. Было еще слишком рано, и он решил побродить. От вокзала по Советской, затем на Кирова и вверх, два квартала, так, чтобы справа стала видна новая водокачка, а потом набережная, и туда, к мосту, четыреста двадцать семь шагов, это если считать от колонки.

По пути ему показалось, что коробка с суфле для такой встречи совсем не годится. Сначала подарит коробку, а потом скажет или сначала скажет, а потом уже суфле обрушит? Иван представил себе всю эту ситуацию и остановился. Выкидывать было жалко, он съел почти все, четыре конфеты кинул встречной собаке. Попил из колонки и понял, что лучше цветы. Девчонкам всегда ведь цветы дарят.

Цветами в городе торговали в одном месте, но в семь часов там еще не открылось. Он стал искать. Иногда цветы продавались старушками у загса. Сегодня нет. Иван отправился к вокзалу. Там тоже не было никого, по перрону прогуливались менты, и обобрать клумбу не удалось. А у Ленчика клумбу вообще вытоптали. Аксён пнул подвернувшийся забор и снова стал бродить. Потом вспомнил, что весна, а весной цветов нет вообще, только подснежники, но и им уже не время. Нашел одну старушку, как раз из загсово-вокзальных, она выращивала в парнике гладиолусы. Сорвал три штуки.

Гладиолусы пахли, и все время приходилось отворачиваться в сторону, чтобы запах и пыльца не лезли в нос и глаза. За двести метров до ее дома он остановился. Гладиолусы не подходили. Абсолютно. Длинные, красные, такие хорошо дарить учителям на Первое сентября. Они ему совсем не понравились. Он хотел даже отнести их обратно, но подумал, что старушка испугается. Поэтому пристроил их к столбу.

На столбе гладиолусы смотрелись красиво, но опять не так, Иван не мог долго понять, что же именно не так. Удалился на двадцать шагов и понял – это выглядело как цветы на могиле. Словно об этот столб кто-то расшибся и его родственники принесли цветы на память. Аксён подумал, что так делать неправильно – получается, вроде как этот столб метить. А если пометишь, то к нему потом обязательно притянется недоброе.