Мисс Пим расставляет точки - Джозефина Тэй

Люси переждала пару минут, снова обратившись к своей корреспонденции. Все школьные учительницы знали эту уловку. Безразличным как будто взглядом она обвела Старших и вернулась к своим письмам. Потом подняла глаза и направила их прямо на Роуз. Голова Роуз склонилась низко над бумагой, а в ее левой руке был зажат носовой платок. Ну, даже на носовом платке невозможно написать что-нибудь полезное по предмету с таким обширным материалом как патология, и платком трудно манипулировать; с другой стороны, носовой платок не был в Лейсе привычным предметом обихода, и наверняка сейчас никто больше не сжимал его в руке и не вытирал им время от времени нос. Люси решила, что каковы бы ни были источники информации Роуз, они находились в ее левой руке. Стол Роуз стоял в конце ряда у окна, так что слева была стена. Все, что она проделывала левой рукой, никто не мог видеть.

Ну, подумала Люси, что в таких случаях делать?

Пройти через всю комнату, попросить показать платок и обнаружить, что это квадратный кусочек материи, девять на девять дюймов, с инициалами хозяйки, аккуратно вышитыми в углу, чисто выстиранный, как это делают в хорошей прачечной?

Потребовать платок и вызвать скандал, который как ураган обрушится на всех Старших в момент, когда они наиболее уязвимы?

Позаботиться, чтобы у Роуз не было возможности воспользоваться своими источниками информации, и промолчать?

Последнее, очевидно, было самым разумным. Вряд ли до настоящего момента девушка успела по-серьезному воспользоваться этой помощью; по отношению к другим не будет несправедливостью сделать ей этот маленький подарок.

Люси поднялась, вышла из-за стола, направилась к другому концу комнаты и встала там, прислонившись к стене. Томас сидела справа от нее, Роуз слева. Томас на минуту перестала писать и, быстро улыбнувшись, посмотрела на Люси. Роуз не подняла головы. Люси увидела, как горячая кровь прихлынула к шее девушки и та стала пунцовой. При этом она тут же убрала носовой платок — или что там было у нее в руке — в карман своей туники.

Ну вот, она расстроила злонамеренные махинации, но удовлетворения при этом не почувствовала никакого. Люси впервые пришло в голову, что то, что в четвертом младшем выглядело предосудительной шалостью, на выпускных экзаменах у Старших было тошнотворно отвратительно. Она была рада, что это Роуз, а не кто-нибудь другой. Люси вернулась к своему столу на возвышении; насколько она могла видеть, Роуз больше не делала попыток помочь себе. Более того, она явно испытывала затруднения. И Люси разозлилась на себя за то, что ей стало жалко Роуз. Да, жалко. Жалко. Роуз. В конце концов, девушка работала. Работала, как сумасшедшая, если все говорили правду. Она не искала легкого пути, чтобы сэкономить силы. Просто теоретические знания давались ей трудно, почти до невозможности трудно, и в отчаянии она не устояла перед искушением.

Такой взгляд на вещи немного улучшил настроение Люси, и остаток времени на посту наблюдающей она провела совершенно спокойно, размышляя о природе шпаргалок. Она еще раз просмотрела экзаменационные вопросы, поахала над огромным количеством материала, включенного в них, и подивилась, как Роуз удалось изобрести что-то полезное и одновременно невидимое. Люси очень хотелось расспросить Роуз.

Самое вероятное объяснение — были две или три темы, которых Роуз боялась, и в помощь себе нацарапала что-то на клочке бумаги.

Иннес первая собрала исписанные листки и сколола их скрепкой. Потом она перечитала странички, время от времени делая поправки, положила стопку на стол, несколько секунд посидела, отдыхая, впитывая в себя красоту сада, потом тихо поднялась, прошла вперед и положила свою работу на стол перед мисс Пим.

— О-о-о-ой, катастрофа! — завопила Дэйкерс. — Кто-нибудь уже закончил? А у меня еще полтора вопроса впереди!

— Тсс-с, мисс Дэйкерс, — сказала Люси, как того требовал долг.

Дэйкерс одарила ее сияющей улыбкой и продолжала, не отрываясь, писать.

Стюарт и Бо сдали свои работы сразу вслед за Иннес. И вот горка листков перед мисс Пим начала быстро расти. За пять минут до конца отведенного на экзамен времени в аудитории оставались только три студентки: маленькая темноволосая Томас, которая, по-видимому, слишком много спала, чтобы быть хорошей студенткой; невозмутимая Дэйкерс, которая все еще что-то усердно писала, и раскрасневшаяся Роуз, у которой был несчастный вид барахтающегося изо всех сил человека. За две минуты до звонка оставалась одна Роуз; похоже, она была в замешательстве, в отчаянии; она в спешке листала свои странички, что-то вычеркивала, исправляла, добавляла.

Раздавшийся пронзительный трезвон положил конец ее нерешительным действиям; чему быть, того не миновать. Она поспешно собрала свои листки, и отнесла их на стол Люси, хорошо зная, что звонок означает требование немедленно появиться в гимнастическом зале и что фрекен не сочтет даже такое тяжелое испытание, как письменный экзамен, достаточным оправданием опоздания. Люси ожидала, что Роуз постарается не встречаться с ней глазами или, по крайней мере, будет чувствовать себя не в своей тарелке. Однако Роуз удивила ее, искренне улыбнувшись и еще более искренне воскликнув:

— У-у-фф! Это было ужасно. — И, глубоко вздохнув, убежала вслед за остальными.

Люси раскрыла исчирканный текст и, посмотрев на него, испытала угрызения совести. Все-то она вообразила. Роуз вовсе не мошенничала. По крайней мере, систематически. Ее вид, будто ей есть что скрывать, мог быть результатом неуверенности, пришло на ум Люси. А может быть, в худшем случае, надежды подсмотреть что-нибудь у соседки. И краска, которая залила ее шею, могла быть вызвана сознанием того, что ее заподозрили. Люси прекрасно помнила время в школе, когда сознания, что ее невинный поступок мог быть дурно истолкован, было вполне достаточно, чтобы ее лицо запылало. Право, ей надо попросить у Роуз прощения. Она найдет способ принести свои извинения.

Люси аккуратно сложила стопку ответов, разобрав их по привычке в алфавитном порядке, пересчитала и отнесла наверх, в комнату мисс Люкс, радуясь, что не надо проверять их. В комнате никого не было; Люси положила стопку на стол и минуту постояла, размышляя, чем бы заняться в течение часа, остававшегося до ленча. Подумала было пойти в гимнастический зал, но решила, что если работа студенток еще до Показательных выступлений станет для нее обыденно-привычной, то на Показе ей будет неинтересно. Уговорив Генриетту разрешить ей остаться до дня Показа — долго уговаривать Генриетту, конечно, не пришлось — она не собиралась портить себе удовольствие, насмотревшись на все заранее. Люси пошла по лестнице вниз, задержалась у высокого окна на площадке — как замечательно умели строить в восемнадцатом веке! на современных лестничных площадках не станешь останавливаться; это просто углы-повороты, маленькие, опасные, освещаемые в лучшем случае круглыми, похожими на судовые иллюминаторы оконцами; а отсюда ей были видны вязы на поле позади двора, спускавшемся к реке. Она пойдет немного полюбуется лютиками. Когда летом выдается свободный час, не придумать лучшего занятия, чем пойти полюбоваться полем лютиков. Люси спустилась с лестницы и пошла вдоль крыла, а затем по крытому переходу к гимнастическому залу, к полям.

Когда она шла по переходу, ее взгляд наткнулся на какое-то яркое пятнышко в траве, росшей по краям дорожки. Сначала ей показалось, что это лепесток какого-то цветка, и она прошла было мимо, но тут заметила, что это предмет квадратной формы и отнюдь не лепесток. Люси вернулась обратно и подняла этот предмет — крошечную записную книжечку в потертой красной кожаной обложке. Вероятно, когда-то она была приложением к дамской сумочке, но это было очень давно, потому что и такая кожа, и такой способ ее выработки сейчас почти не встречались. Размышляя о том, какой женственной была, наверно, эта больше не существующая сумочка с ее набором принадлежностей — там, конечно, был маленький флакончик для духов, золотой карандашик и костяная табличка, чтобы записывать приглашения на танец — Люси открыла книжку и на странице, сплошь исписанной очень мелким почерком, прочла: «Пат.анат.измен.как травм.Фибрин в синов.чл.Ткани сокращ. от фибр.сиксл.образ.на костях.Анхимоз.Лихорадка.»

Смысл этой информации был для Люси непонятен, но цель абсолютно ясна. Люси полистала странички, убедилась, что все они покрыты такими же записями в сокращенном виде. Даже на страничке Х, на которой обычно владелицы таких книжек записывали размер новых занавесок или интересную историю, которая сможет стать украшением речи на собрании во вторник, даже на страничке Х были загадочные заметки о лучах. Больше всего ошеломил Люси всеохватный характер записей, их преднамеренность. Это не был результат паники, охватившей человека в последнюю минуту; это была хладнокровная страховка против провала. По аккуратности и методу составления заметок было похоже, что они велись по мере изучения очередной темы. Если бы книжка была нормального размера, все это выглядело бы как конспект предмета. Но пишущий конспект никогда не выберет для этого книжку размером с почтовую марку, если можно купить книжку обычного размера всего за несколько пенсов. Для того, чтобы записи можно было прочесть, требовалось делать их чертежным пером, и выбор книжки такого размера имел только одно объяснение.