Человек в высоком замке - ФилипДик Дик

— А чем бы это было плохо? — тихо выговорила Джулиана.

— Ты эту книжку читала?

— Нет, — призналась она, взглянув на название Об этой книге она слышала, ее многие читали. — Но Фрэнк и я… Фрэнк — это мой муж, бывший, — так вот, мы часто говорили о том, что было бы, если б в войне победили союзники.

Джо, казалось, ее не слушал, полностью погрузившись в «Саранчу, застилающую небо».

— Ну вот, нашел, — произнес он наконец. — Знаешь, по какой причине Британии удается разбить «Ось»?

Она покачала головой, ощущая, что в сидящем рядом человеке растет возбуждение. Его подбородок задрожал, язык снова и снова облизывал пересохшие губы. Он снова теребил волосы, голос сделался хриплым…

— Потому что Италия предала «Ось», — выдавил он наконец.

— О, — вздохнула Джулиана.

— Италия, видите ли, переметнулась к союзникам. Присоединилась к англосаксам и открыла, как это у него называется… «мягкое брюхо Европы». Ну что же, он по-другому думать и не может. Кому же не известно, что эти поганые и трусливые итальяшки драпают, едва завидят англичан. Им бы лишь вино хлестать да макароны трескать, какая у них может быть армия… Этот парень… — Джо закрыл книгу и положил обложкой вниз на кровать. — Этот Абендсен… я к нему не в претензии. Его дело — сочинять выдумки, представлять себе, как выглядел бы мир, если бы «Ось» проиграла. Ну, а как она еще может проиграть, если Италия ее не предаст? — Голос сделался скрипучим. — Дуче, это же всем известно, просто клоуном был. Клоуном, не больше. Потешал всю Италию. Ничем другим не отличался…

— Мне надо перевернуть бекон, — сказала Джулиана и выскользнула на кухню.

Прихватив книгу, Джо поплелся следом.

— А США сначала расколошматили япошек, а потом присоединились к англичанам. Победили и разделили мир. Точно так же, как поступили Япония и Германия.

— Германия, Япония и Италия, — поправила его Джулиана.

Он уставился на нее.

— Ты Италию пропустил, — сказала она очень спокойно. «Да и сама ты о ней совершенно забыла, — призналась она себе. — Какая там Италия? Маленькая империйка на Среднем Востоке… Опереточный Новый Рим».

Она поставила на стол перед Джо тарелку и выложила на нее яичницу с беконом. Положила поджаренный хлеб, повидло, кофе.

Джо с удовольствием накинулся на еду.

— А чем тебя в этой Северной Африке кормили? — спросила она, накладывая яичницу и себе.

— Дохлыми ослами, — ответил Джо.

— Тьфу! — передернулась Джулиана.

— «Азино Морте», — ухмыльнулся Джо. — Там на банках с тушенкой почему-то были буквы «А. М.». Немцы, те по-другому расшифровывали: «Альтер Менш» — «Старикашка».

И продолжил трапезу.

«Хотела бы я прочитать эту книгу, — подумала Джулиана, взяв ее со стола, из-под локтя Джо. — Сколько он у меня еще пробудет?» Книга было засалена, многие страницы надорваны. Куча отпечатков пальцев. Похоже, книгу читали все на свете шоферы на всех стоянках. В автоматах-забегаловках вечерами… «А ты, похоже, читатель не слишком скорый. — Она взглянула на Джо. — Возился с книжкой неделями, если не месяцами».

Открыв, она прочла наудачу:

«…теперь, достигнув тихой гавани, он в старческом спокойствии созерцал владения, коих жаждали достичь многие из его древних предшественников, а достичь сумел лишь он. Один мир, одна Империя, одни деньги, один флаг: старина „Юнион Джек“ полоскался над всей планетой, и не было момента, когда бы его не освещало солнце. Да, это исполнилось наконец: флаг и солнце стали равны — вечны и единственны для всей планеты».

— А я с собой обычно ласкаю тоже только одну книгу, — сказала Джулиана, закрывая «Саранчу». — В общем, это не совсем книга. Это Оракул, «Ицзин». Меня Фрэнк на нее навел, и я теперь всегда ею пользуюсь, когда надо что-нибудь для себя решить. Никогда с ней не расстаюсь. Хочешь взглянуть? Или попробовать?

— Нет, — скривился Джо.

Она положила руки на стол и легла подбородком на сложенные друг на дружку ладони.

— А ты к нам сюда насовсем перебрался? Чего ты добиваешься вообще?

«Чего он добивается… — подумала она. — Ничего. Вечно размышляет над своими обидами. Пугаешь ты меня, приятель, тем, что все-то тебе не по душе. Но есть все же в тебе что-то. Ты вроде зверька, не из самых важных, но симпатичных».

«Как я могла подумать, что ты меня моложе? — пришло ей на ум, когда она пристально взглянула на его резкое, смуглое лицо. — Может, потому, что в тебе сохранилась детскость, ты все еще младший братик, боготворишь старших, Парди этого, генерала Роммеля. Тебе бы еще вырваться на свободу и перерезать всех оставшихся „томми“. Что же, они в самом деле передушили твоих братьев проволокой? О таких историях нам слышать доводилось, и еще эти снимки, которые публиковали после войны…» Ее передернуло. Но ведь эти британские десантники давным-давно осуждены, с ними разобрались.

Радио прекратило транслировать музыку. Сейчас, похоже, начнется выпуск новостей или какая-то передача из Европы. Долгая пауза, потом началось всякое шуршание, какое бывает на коротких волнах, потом шуршание стихло и стало совсем тихо, словно приемник выключили. Потом раздался знакомый голос диктора денверского радио, прозвучал очень чисто, словно бы говорил прямо тут, на кухне. Джулиана протянула руку, чтобы его выключить, но Джо руку перехватил.

— …Известие о смерти канцлера Бормана потрясло и ошеломило Германию, которая после вчерашних заверений врачей…

Оба — и Джо, и Джулиана — вскочили на ноги.

— …Все радиостанции Рейха отменили запланированные программы, и радиослушатели теперь могут слышать торжественные звуки хора дивизии СС «Дас Райх», исполняющего партийный гимн «Хорст Вессель»… В Дрездене, где работает в настоящий момент Секретариат партии и руководство СС и Национальной Полиции, заменившей предшествовавшее ей Гестапо…

Джо включил приемник на полную мощность.

— …Реорганизация правительства при участии бывшего рейхсфюрера Гиммлера, Альберта Шпеера и других… был объявлен двухнедельный траур, многие магазины и деловые центры уже закрылись. Несмотря на то что из Рейхстага, где заседает… Третьего Рейха, чье одобрение необходимо, дабы…

— Рейхсканцлером станет Гейдрих, — произнес Джо.

— Я бы лучше хотела, чтобы тот блондин. Как его, Ширах? — вздохнула Джулиана. — Боже, он и в самом деле умер. Как по-твоему, у Шираха есть шансы?

— Нет, — отрезал Джо.

— А может быть, теперь начнется Гражданская война, — мечтательно предположила Джулиана. — Все эти парни, что доживают свое, — и Геринг, и Геббельс, остальные ветераны Партии, они как…

— …достигло его приюта в Альпах, близ Бреннера, — сообщило радио.

— Это о толстяке Германе, — сказал Джо.

— …сообщил лишь, что потрясен потерей, и не только как солдат, патриот и верный лидер Партии, но и как личный — как он говорил об этом уже неоднократно, — как личный друг, которого, как вспомнит каждый, он поддерживал во время безвластия после войны, когда на некоторое время силы, враждебные герру Борману, пытались выдвинуть на высшую должность…

Джулиана выключила радио.

— Знай себе бубнят, — поморщилась она. — Сплошная жвачка. И почему эти убийцы произносят те же слова, что и мы? «Друг, друг» — будто они такие же, как нормальные люди.

— А чем они от нас отличаются? — пожал плечами Джо, сев за стол и вновь склонившись над тарелкой. — На свете нет ничего из того, что сделали они и не смогли бы при необходимости сделать мы сами. И потом, они спасли мир от коммунизма. Если бы не Германия, мы бы жили под красными. Было бы хуже.

— Знаешь, — поморщилась Джулиана, — ты сейчас сам как радио болтаешь…

— Я жил под нацистами, — завелся Джо. — Я знаю, о чем говорю. Жил там двенадцать, тринадцать… дольше, почти пятнадцать лет. Свою рабочую карточку я получил в Организации Тодта. Я работал на них с сорок седьмого года, в Северной Африке, потом — в Штатах. Знаешь, — он взглянул в ее сторону, — у меня какая-то чисто итальянская склонность ко всякому строительству. Тодт дал мне нормальную работу, я не копал землю и не клал бетон на автобанах. Я помогал проектировать, работа чисто инженерная. И вот однажды к нам заглянул сам доктор Тодт — поглядеть, чем занимается наша команда. Он подошел ко мне и сказал: «У тебя хорошие руки, парень». Понимаешь? Я не копал, я проектировал, а он сказал, что у меня хорошие руки?! Это серьезно, Джу! Это не просто слова. До них, до наци, на физический труд смотрели свысока, я сам так поступал. Аристократы… А Трудовой фронт положил этому конец. Тогда-то я впервые с уважением взглянул на собственные руки.

Он говорил все быстрее и быстрее, акцент становился все сильнее. Некоторые места даже трудно было разобрать.