Давай останемся врагами - Лана Вейден

сделала вид, будто оскорблена подобным предположением. — Однако если он решит подать заявление в полицию, можно намекнуть, что у нас есть такая фоточка. Преподаватель со своей студенткой, в пабе, м-м-м…. Проблему с «Асоль» фотка, конечно, не решит, но в универе репутацию ему подпортит. И не только в универе — думаю, в крольчатниках тоже. Вряд ли мамаши захотят отдавать дочек в место, которым руководит человек с такой репутацией.

— Мда, — выдавила я, — никогда бы не подумала, что на курсах самосовершенствования обучают… вот этому вот.

— А что поделать, Фасолька! Не мы такие — жизнь такая! Ты только не забывай — он первым начал.

— Ладно, с этим разобрались. Теперь давай еще кое-что проясним. Как можно спасти «Асоль»?

— А вот это уже главная часть плана. Если Банников возьмет тебя на работу, ты обязана раскопать какой-нибудь страшный секрет. Как известно, скелеты в шкафу есть у всех, а у Банникова так тем более. Это может быть что угодно: от черной бухгалтерии и неуплаты налогов до… — после этих слов Васька понизила голос, — тайных оргий. Твое дело — как следует всё разузнать и создать общественный резонанс — да такой, чтобы кроликовод и думать забыл про открытие нового крольчатника.

— То есть ты предлагаешь шпионить? За ним и его сотрудниками? — я тяжело вздохнула. — Нет, Вась, извини. Я, конечно, Банникова ненавижу, но собирать сплетни, копаться в грязном белье… это точно не для меня.

— Вообще-то, я предлагаю не шпионаж, а расследование. Самое настоящее журналистское расследование. То, которое поможет нашему обществу стать лучше. Ведь кто из нас постоянно ноет, что журналистики как профессии больше нет? Что мы в универе занимаемся фикцией вместо того, чтобы делать что-то действительно важное и полезное? И вот теперь, когда перед тобой открыты все возможности для настоящего дела, ты испугалась, — словно пули всаживала в меня эти слова Васька. И добила контрольным: — Запомни, Фасолька, когда вокруг бесчинствуют кролики, надо становиться волчицей!

Я снова тяжело вздохнула. Подруга была права: когда я шла на факультет журналистики, то думала, что нас будут учить чему-то полезному и мечтала заниматься чем-то серьезным — делами, которые спасут мир. Васька, у которой таких амбиций никогда не было (ей просто нравилось брать интервью у знаменитостей или писать об открытии какого-нибудь развлекательного центра), всегда надо мной подтрунивала.

Однако я давно смирилась с тем, что о чем-то серьезном на нашем факультете можно и не мечтать. Нас пичкали скучными предметами, которым вряд ли найдешь практическое применение — «Экономические основы журналистики», «Научно-популярный дискурс в СМИ», «Речевая структура жанров публицистики» — уже от одних названий можно уснуть. Порой казалось, что преподаватели и сами не понимали, что за предмет они ведут и зачем они его ведут.

Так что сейчас Васька наступила мне на больную мозоль, но я всё-таки не торопилась сдаваться:

— Да, может быть, ты и права. Но вряд ли такое расследование мне по силам. Хочешь — считай меня слабачкой.

— Я не считаю тебя слабачкой, Фасолька. Мне кажется, тебе просто надо как следует все обдумать. Обещай, что хотя бы подумаешь, хорошо?

— Обещаю, — нисколько не задумываясь, подтвердила я.

После этого разговора мы с Васькой еще немного поболтали, а потом я вернулась домой. Голова шла кругом, думать ни о чем не хотелось, я решила прилечь на диван и провалилась в сон.

Мне приснился кошмар.

После занятий, как обычно, я иду в «Асоль» проведать родителей. Но на это раз я не узнаю наш салон. Над входом новая вывеска — черный багажник от автомобиля, на котором красной краской из баллончика выведено «Asshole» (Asshole (англ.) — ругательство, распространенное в англоязычных странах. В данном случае оно созвучно с названием свадебного салона — «Асоль»). Внутри салона необычно пусто. Посередине зала стоят пять парт — три в первом ряду и две во втором. В первом ряду сидят мама, папа и Мира, что-то усиленно пишут в тетрадях и украдкой поглядывают на меня с укором. Вид у них явно испуганный. Парты во втором ряду пустуют. На одной из них лежит раскрытая коробка из-под пиццы «Четыре сыра» и стоят пустые стеклянные банки. На другой — исчерканный лист бумаги с рисунками на полях.

По залу расхаживают огромные розовые кролики в свадебных платьях из нашего салона. В руках они держат плечики для одежды, которыми периодически лупят нерадивых учеников, кричат на них на на ирландском языке, и громко смеются скрипучим смехом Кадацкой. В дальнем углу сидит привязанная к стулу Васька в костюме Карлсона и зеленых носках, а рядом с ней в белом халате, местами испачканном чем-то кроваво-красным, стоит улыбающийся Рыжий. Он то и дело намазывает куски пиццы толстым слоем варенья, которое течет по его рукам, а потом радостно запихивает их Ваське в рот. Васька отчаянно сопротивляется, отчего ее измазанное вареньем лицо напоминает кровавое месиво и издалека кажется, что ее жестоко пытают. А за всем этим с кафедры, скрестив руки на груди, с нескрываемым удовольствием наблюдает одетый во все черное Банников.

Он замечает меня и с торжествующим видом приближается. Подходит ко мне, хватает меня подмышки, сажает к себе на плечо и несет по залу со словами: «Теперь всё это моё, включая тебя!». Кролики начинают неистово скандировать: «Бан-ни-кофф! Бан-ни-кофф!» Мама, папа и Мира плачут. Привязанная к стулу Васька, давясь пиццей с вареньем, кричит мне с упреком: «Ну что, довольна?! Видишь к чему привело твое чистоплюйство!» Банников, описав круг, опускает меня на пол, кладет руку мне на затылок, с силой притягивает к себе и целует. Я пытаюсь его отпихнуть и вдруг вижу, что у него вместо зрачков — розовые кролики. Я в ужасе делаю последнее усилие, чтобы его оттолкнуть, он отпускает меня — и я лечу в пропасть…

Я вздрогнула и проснулась в холодном поту.

«…и зайчики кровавые в глазах!» — набатом отдавалось в голове.

ГЛАВА 26

После этого сна я весь день была злая и рассеянная. Ночью вообще заснуть не могла — обдумывала Васькин план. А вдруг она права и мое бездействие может привести к катастрофе?

Я думала, что на следующий день подруга снова будет «пилить» меня укорами и требовать немедленного воплощения ее плана в жизнь, но ничего подобного — Васька даже и не заикнулась о вчерашнем разговоре, а после пар предложила зайти в