Чай, чапати, чили, чилим… - Кристина Камаева

В нашем нанитальском лагере было тридцать три человека: семь китайцев, три вьетнамки, три афганца, три маврикийца, одна фиджийка, одна девушка с Карибских островов, бангладешцы, непальцы и три негра из Кении. Были еще две девушки из России, которые изучали технику индийских танцев в Мадрасе, и казашка

Айман, которая училась танцевать в Дели.

Руководитель лагеря получил прозвище мистер Кушан за выдающийся живот, размером с хорошую подушку. Но особенно запомнился всем водитель. Его мы прозвали Парикмахером за роскошную черную бороду и пышную шевелюру. Он поминутно смотрелся в зеркало и причесывался. Горы в Нанитале не высокие, дороги нормальные, сюда едут все, кто умеет мало-мальски водить машину, может быть, поэтому аварий в Нанитале больше, чем в Манали, где действительно высоко. Наш водитель, занятый своей особой, не вписывался в повороты, сшибал столбы по краю дороги и доставил нам много мучительных мгновений, когда мы дрожали за свои жизни.

Жанна несколько раз выпрыгивала из автобуса, когда он зависал над пропастью, настолько ей было страшно. Парикмахер зловеще усмехался в бороду.

Организован лагерь был ужасно. Развлекательную программу составляли экскурсии туда, где ничего нет. Каждый вечер мистер

Кушан сообщал нам, что завтра мы едем куда-нибудь в Раникихет или Алмору, куда три-четыре часа езды на автобусе с

Парикмахером, а о том, что мы там увидим, не говорилось ни слова. Мы с Жанной съездили на такую экскурсию лишь однажды. В

Раникихете нам показали два маленьких храма, подобные которым, можно было найти и поближе к Наниталу. Больше на провокации

Кушана мы не поддавались и сверялись со справочником насчет местных достопримечательностей. На следующий день группу повезли в Национальный парк имени Джима Корбетта. Джим Корбетт родился и жил в Индии, охотился на тигров-людоедов и написал много историй о своих подвигах. Англичане не считали его благородным сахибом

(потому что он не был рожден в Англии) и даже не разрешили ему вступить в эксклюзивный яхт-клуб в Нанитале. Сейчас в этом клубе одни индийцы.

Заповедник имени Джима Корбетта был создан, чтобы восполнить численность перебитых им некогда тигров. Мы отказались от поездки. В этот день с нами произошла курьезная история. В комнате не работала розетка, мы пожаловались администратору гостиницы, и он пообещал прислать электрика. Мы сидели в скверике у гостиницы и беседовали, нежась на солнышке и любуясь цветами. Вскоре к нашему столику подошел полуголый парень, босой, но в дхоти.

– Suck it, madam, suck it (сосите это) – сказал он.

– Маньяк! – мигом отреагировала Жанна. – Придурок!

– Подлец! – Вскочили мы в негодовании.

– Электрик, – покачал головой парень.

– Ах, "socket", – заулыбались мы, сразу сменив гнев на милость

(socket – розетка).- Конечно, пойдемте к нам в комнату! Мы ждем вас с самого утра!

Электрик починил розетку и быстро ушел, ему был непонятен приступ бурного веселья, душивший ненормальных мадам.

Вернулись наши "лагерные" с экскурсии. Злые-презлые. В парк они не попали. Войти на его территорию можно было только, заплатив

600 рупий с человека. За эти деньги разрешалось провести в парке сутки и выделялся джип. Мистер Кушан развел руками и сообщил, что у него в кармане всего-то пятьсот рупий. Пришлось возвращаться ни с чем. Стоило ради этого трястись в автобусе четыре часа! Некоторые студенты вспылили и остались ночевать в парке за свой счет. Другие справедливо возмущались тем, что

Кушан не предупредил заранее об условиях посещения парка.

Предполагалось, что в кэмпе ICCR платит за все.

В другой раз нам пообещали показать прекрасные виды снежных гор.

До смотровой площадки протянута канатная дорога, прокатиться по которой для многих было бы в новинку и в удовольствие. Но студентам сказали, что канатная дорога неисправна и предложили пройтись наверх пешком. Группа альпинистов, наверное, обрадовалась бы такому походу, но ленивые островитяне и расслабленные негры были разочарованы. Никаких намеков на снег там и в помине не было. Обещанные виды можно наблюдать только зимой. Мы оказались самыми ленивыми и благополучно доехали до смотровой площадки по неисправной канатной дороге.

– Надо поближе держаться к этим девушкам, – заметил Муртада, – они знают, что почем. На вершине можно было сфотографироваться в национальных гуджаратских костюмах, вышитых маленькими зеркалами, что мы и сделали.

Ближе к концу пребывания в этом лагере, мы решились поехать с другими студентами смотреть закат в горах. Столько было проколов, а все еще на что-то надеялись. И вот опять, подвергая свои жизни опасности, с шофером-Парикмахером, взбираемся в гору.

Дорога оказалась в неисправности, и часть пути пришлось идти пешком. Добрались до лесничества, окруженного забором. Встретили нас недружелюбно, попросту предложили убираться вон. Около часа

Кушан торговался с лесниками, чтобы нам разрешили постоять за оградой. В конце концов, нас пустили, и мы заняли места на склонах и на деревьях и воззрились на солнце, которое было все еще довольно высоко.

– Сейчас я расскажу вам, как все это будет, – сказал Муртада, – я слышал, что солнце в Нанитале садится между двух гор.

Солнце садиться не торопилось, и студенты занервничали.

Приблизительно через час светило медленно и неохотно поползло вниз. Между гор оно явно не попадало.

– Ветер, – обреченно вздохнул Муртада.

Друзья-китайцы принялись дружно фотографировать закат, афганцы – друг друга в романтических позах. Муртада тоже взял фотоаппарат и сфотографировал своего друга Азиза на дереве. Уже было сумрачно, и негр Азиз был едва различим.

– Зачем ты его сфотографировал? – удивились мы. – Ведь ничего не будет видно!

– А это не важно, он же знает, что там находится, – махнул рукой

Муртада. К тому моменту как солнце все-таки село, все замерзли и поспешили к автобусу. Кушан пересчитал своих подопечных.

– А где наши черные парни? – спохватился он.

– Да вон они с деревьев слазят, – успокоила его Айман.

В следующий раз мы посетили музей все того же легендарного Джима

Корбета. На парадной стене висела фотография Джимми на фоне гигантского, размером со слона, тигра-людоеда, убитого им, и увеличенная копия письма Джимми. В углу комнаты стояла полуразвалившаяся раскладушка, на которой возможно спал Джимми.

В стеклянном ящике лежали тарелки и капканы, не исключено, что они тоже принадлежали ему.

Кормили отвратительно. А мы-то были уверены, что северо-индийская кухня лучше южно-индийской. Ничего подобного. В

Дели мясо не популярно и его трудно добыть, наши знакомые почти стопроцентные вегетарианцы. А в лагере давали рис, черный горох и пресный сухой хлебец – роти. Хорошо, что мы нашли на Моле дешевый тибетский ресторан, там, в основном, и питались. Иногда обед выдавали в дороге в аккуратных белых коробочках. Содержимое коробок – вегетарианские котлеты и сэндвичи, студенты скармливали животным, оказавшимся поблизости. Один раз это была корова, в другой раз – олень.

Еще в нашем лагере были дискотеки в зале для конференций.

Магнитофон хрипел. Кассет было всего три, музыка быстро надоела, и народ вяло подергивался. Но мистер Кушан настаивал, чтобы мы развлекались. Он потихоньку спросил у Айман, нет ли у нас русских, выпить чего-нибудь.

– Алкоголь? Ни в коем случае! – не раскололась Айман, – вот пепси, пожалуйста. В пепси были намешаны капли для сексуального возбуждения, которые мы не поленились купить в магазине, чтобы посмотреть, как они действуют. Кушан от пепси отказался. Решено было неграм не давать снадобье, так как их все равно ничего не берет. Больше всего нам хотелось напоить маврикийца – высокого, большеглазого, положительного. Поэтому я подсела к нему поближе и завела светскую беседу, о том, как плохо в этом лагере, и как замечательно было в других. Ненавязчиво я предложила маврикийцу пепси, но он отказался. Играла медленная музыка.

– Хочешь потанцевать? – поинтересовалась я.

– Да-да! Конечно! – обрадовался маврикиец, и мы поднялись с мест.

– Ну, так иди и танцуй! – сказала я. Не пьешь пепси, зачем ты такой нужен. Потом пепси распространяла Айман. Точнее она просто сидела в темноте у столика и хитро блестела глазами. А бутылка стояла рядом. В результате, всю пепси выхлебали афганцы, которые и без этого на взводе. Я особых изменений в их поведении не заметила, но Айман утверждала, что "они были другие", и что, благодаря нашим каплям, "афганский парень влюбился в папуаску".

Роман завязался у Абдурахмана и танцовщицы с Фиджи, ни для кого это не было секретом. Они той ночью долго ворковали прямо перед дверью в нашу комнату. Хоть кому-то помогло!

– I am sorry for all people in this camp (мне жаль всех людей, кто участвовал в этом кэмпе), – не уставал повторять Муртада.

В Дели нас привезли поздно вечером, но целых и невредимых.