Сюзи - Брет Гарт

— Видите, Кларенс, вон ту нижнюю террасу? — сказал он, указывая на равнину, уходившую за коралем вдаль. — Она тянется от моего кораля до Фэр-Плейнс. Держатели «сестринского титула» претендуют именно на нее, и при настоящем положении вещей в случае раздела земли она будет отдана им. Плохо уже и то, что лучшие пастбища у самого кораля окажутся в руках мерзавцев, которые потребуют за них непомерно высокую цену, однако я боюсь, как бы дело не приняло еще более скверный оборот. Согласно прежнему межеванию, эти террасы, находящиеся на различных уровнях, позволяли делить собственность по естественным границам — один наследник или его арендатор забирал одну террасу, другой — другую, и не нужно было ни возводить изгороди, ни ставить межевые знаки, что нисколько не смущало людей, которые либо находились между собой в близком родстве, либо свято блюли патриархальные обычаи старины. И вот это-то прежнее разделение они и стараются восстановить теперь.

— Так вот, — продолжал Пейтон, внезапно обращая взгляд на покрасневшего молодого человека с бессознательной благодарностью за его молчаливый интерес, — хотя граница моей земли уходит на полмили дальше, мой дом, сад и кораль находятся на той же террасе, что и эта равнина.

Кларенс мог своими глазами убедиться в правоте его слов, а Пейтон тем временем объяснял:

— Если решение будет вынесено в пользу этих людей, они незамедлительно предъявят права на этот дом и все остальное, что расположено на этой террасе.

— Но как же так? — быстро спросил Кларенс. — Вы ведь говорили, что их титул валиден только в тех случаях, когда либо они сами, либо те, кто перекупил у них титул, вступили во владение. А вы уже владеете усадьбой. И отнять ее у вас они могут только силой.

— Вот именно, — мрачно согласился Пейтон. — И пока я жив, они не осмелятся прибегнуть к силе.

— Но все-таки, — продолжал Кларенс с прежней непонятной нерешительностью, — почему вы не купили право на владение хотя бы той землей, которая находится в таком опасном соседстве с вашим домом?

— Потому что она находилась в руках поселенцев, и они, естественно, предпочли купить у этих мошенников титул, который, возможно, признают законным, а не продать мне захваченные ими участки по честной цене.

— Но почему бы вам не откупиться и от тех и от других?

— Мой милый Кларенс, я вовсе не Крез и не дурак. А только Крез и дурак стал бы о чем-то договариваться с этими мерзавцами: ведь они, несомненно, тут же потребовали бы, чтобы человек, который больше всех заинтересован в их поражении, выкупил у них все спорные земли по установленной ими цене.

Он отвернулся с некоторым раздражением. К счастью, он не заметил, что Кларенс побагровел от смущения и что по его лицу скользнула нервная улыбка.

После свидания в лесу Кларенсу ни разу не представился случай расспросить Сюзи подробнее о ее таинственной родственнице. Он почти не сомневался, что если она и не абсолютный миф, то, уж во всяком случае, не питает к племяннице особенно горячих чувств, однако недовольство, породившее эту выдумку, и опрометчивые выходки, к которым оно могло привести, были в достаточной мере реальными.

Вдруг Сюзи сделает что-нибудь непоправимое? Кларенс был бы рад узнать, известно ли что-нибудь Мэри Роджерс. Но его щепетильные понятия о лояльности не позволяли ему обсуждать с Мэри секреты ее подруги, хотя ему иногда и чудилось, что темные глаза Мэри останавливаются на нем с многозначительным и печальным выражением. Однако он был далек от истины: источником этих романтичных взглядов было глубокое убеждение Мэри, что Сюзи вовсе не достойна его любви. Однажды утром вакеро, привозивший почту из Санта-Инес, вернулся на ранчо раньше обычного и, таким образом, опередил девушек, которые до сих пор обязательно встречали его у садовой ограды. На этот раз сумка с почтой была вручена миссис Пейтон в присутствии всех остальных, и девушки тревожно переглянулись. Затем Мэри, словно поддавшись детскому нетерпению, шаловливо схватила сумку, раскрыла ее и заглянула внутрь.

— Только три письма для вас, — сказала она, передавая Кларенсу три конверта и бросая на него выразительный взгляд, которого он не понял. — А нам с Сюзи — ничего.

— Но как же… — начал было простодушный Кларенс, увидев, что одно из писем адресовано Сюзи. — Вот это…

Сильный щипок за локоть, который находился ближе к Мэри, заставил его умолкнуть, и он поспешно сунул конверты в карман.

— Разве вы не поняли, что Сюзи не хочет, чтобы ее мама видела это письмо? — с досадой спросила Мэри, едва они остались наедине.

— Нет, — коротко ответил Кларенс, протягивая ей злополучное послание.

Мэри взяла его и повертела в пальцах.

— Почерк на конверте мужской, — сказала она, словно невзначай.

— Я не заметил, — отозвался Кларенс с несокрушимой наивностью. — Но, возможно, вы и правы.

— И вы отдаете его мне для Сюзи и вам нисколько не интересно, от кого оно?

— Нет, — улыбнувшись и широко открыв свои большие глаза, сказал Кларенс виноватым тоном.

— Ну уж! — воскликнула юная барышня, испустив вздох меланхолического изумления. — Вы… вы… право же, другого и не скажешь! — И с этим загадочным высказыванием, которое ей самой, по-видимому, было совершенно ясно, она удалилась. Она не имела ни малейшего представления, от кого было письмо, и знала только, что Сюзи не хочет, чтобы оно попало в посторонние руки.

Этот эпизод оставил Кларенса равнодушным, хотя отнюдь не рассеял того беспокойства, которое внушала ему теперь подруга детства. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что причина его тревоги — она сама, что именно она оказалась единственным диссонансом в той аркадийской гармонии, которая рисовалась его воображению столь сладостной. В тех своих мечтах он опасался только миссис Пейтон — миссис Пейтон, чье кроткое общество теперь дарило ему лишь бодрость и спокойствие. Она была достойна любой жертвы, которую он мог бы ей принести. Последние два-три дня он видел ее редко, хотя она по-прежнему встречала его ласковой улыбкой. Бедный Кларенс даже не подозревал, что миссис Пейтон, подметив в поведении барышень и его собственном некоторые неопровержимые признаки и доказательства, сочла его неопасным и прекратила наблюдение за ним и что к тому же она смирилась с равнодушием Сюзи, которое, по-видимому, распространялось на всех, и поэтому ее больше не мучила ревность.

Оставшись днем в одиночестве и скучая, молодой человек вышел из патио по длинному сводчатому проходу через задние ворота дома. На ранчо, хотя и в умеренной форме, соблюдалась испанская сиеста. После полдника и хозяева и слуги обычно отдыхали — не столько из-за дневной жары, сколько из-за пассата, монотонно свистевшего за стенами в эти часы. Вблизи ворот на ветру билась плеть страстоцвета. Кларенс остановился неподалеку и устремил рассеянный и тревожный взгляд на колышущуюся равнину, но тут его окликнул тихий голос.