Кладбище - Эдриан Маккинти

В Кембридже мы высадили Харрингтона и Джереми у дверей еще одного неприметного особняка ФБР на Гарвард-сквер, а сами поехали дальше в Ньюберипорт, но попали в колоссальную пробку, так что на месте оказались только около полуночи.

Магазин «Настоящие английские товары» на Стейт-стрит мы отыскали достаточно легко. Это была типично туристская улица; кроме заведения Питта на ней разместились шикарное ателье, букинистическая лавка, торгующая старинными картами, и три кафе-мороженых. В это время здесь было безлюдно: дети вернулись в Бостон, а туристы давно спали.

— Вообще-то нас не должны видеть вместе, — сказала Саманта, — но сейчас, похоже, свидетелей не будет. Зайди, я покажу тебе магазин.

Она припарковала «ягуар», достала ключи, и мы вошли. Ассортимент магазина представлял собой обычный набор безделушек. Английская еда, стеганые анораки, курительные трубки, шляпы, вязаные шерстяные вещи, которые казались отсыревшими — такими они были тяжелыми. Внутренним убранством магазин напоминал дом приходского священника, для полноты картины не хватало только тощей старой девы, заламывающей руки над телом отравленного фабриканта.

Пока Саманта пристраивала на вешалку свою куртку, я быстро пролистал каталог «Театральных шедевров на видео».

— Идем, я покажу тебе верхний этаж, а потом отвезу в Солсбери. До него всего четверть часа езды. Летом Джерри Маккаган привозит свою семью в Солсбери каждую пятницу — там проходит граница штата, и местные всегда устраивают на уик-энд небольшой фейерверк. Надеюсь, ты понимаешь, почему мы выбрали для первого контакта именно это место? Если бы ты вдруг появился на пороге дома Джерри на Плам-Айленд и попросил устроить тебя на работу, он мог бы что-то заподозрить, а так ваша встреча будет выглядеть гораздо естественнее. Если ты совершенно случайно встретишься с Кит на фейерверке, это никому не покажется странным. Кроме того, я думаю, она будет рада тебя видеть.

— Я тоже так думаю, — согласился я с довольно кислой миной.

— Будем надеяться, что, после того как Трахнутый тебя проверит, Джерри предложит тебе присоединиться к его организации. В этом случае ты наверняка будешь жить в роскошном доме Джерри на Плам-Айленд — отсюда до него всего миля или чуть больше. Должна сказать, что Плам-Айленд — самый настоящий остров, он расположен недалеко от побережья и считается очень красивым. Я ездила туда с Питтом, чтобы наблюдать за птицами: две трети острова занимает природный заказник. Мы видели там зуйков, белых цапель и прочих редких птиц.

— Потрясающе!

Потом Саманта повела меня наверх, чтобы показать квартиру Питта. Квартира производила довольно убогое впечатление. Слева от лестницы находились ванная комната и крошечная каморка, куда едва втиснулись диван, бар и книжный шкаф. Справа, с той стороны, которая выходила на улицу, располагались небольшая кухонька и спальня, большую часть которой занимала огромная железная кровать с красными шелковыми простынями и такими же подушками. В крыше прямо над кроватью был сделан световой люк — сквозь него заглядывало в комнату звездное небо.

— Я планирую все здесь изменить, — заметила Саманта. — Пожалуй, лучше всего подошел бы средиземноморский стиль — до моря совсем недалеко, к тому же рядом крупный рыболовецкий порт. А как твое мнение?

— Ты считаешь, мы проторчим здесь достаточно долго, чтобы имело смысл затевать ремонт?

— О господи, ну откуда мне знать?! Все это может затянуться и на несколько недель, и на несколько месяцев. Хочешь выпить? У Питта неплохая коллекция шотландского виски — все сплошь односолодовые сорта с островов. А бренди такое, что за него жизнь не жалко отдать! Мистер Питт очень предусмотрительный и запасливый джентльмен.

И она вошла в каморку, где находился винный бар.

— Я говорила тебе, что когда-то он состоял на службе ее величества и работал в Министерстве иностранных дел? — крикнула она оттуда.

— Да, говорила, — отозвался я, не в силах отделаться от гнетущего чувства, преследовавшего меня весь сегодняшний день. Мне казалось, что теперь, после пяти долгих, бедных событиями лет, Смерть снова становится одной из реалий моего бытия.

Саманта закрыла бар, и мы перебрались в спальню. Там я опустился на оттоманку, а она уселась на постель и, сбросив туфли, распустила волосы. В двух стаканах, которые она держала в руках, плескался шестнадцатилетний «Баумор», не забыла она и бутылку. Свою порцию — довольно большую — Саманта проглотила залпом. Я последовал ее примеру, и она тут же налила нам обоим еще по одной. И снова Саманта проглотила виски одним глотком. Я на этот раз решил растянуть удовольствие и пил не спеша.

Саманта расстегнула верхнюю пуговку блузки.

— Сильно волнуешься? — спросила она. — Сколько по десятибалльной шкале?

Я молча показал ей растопыренную пятерню.

— Что ж, это нормально, почти нормально. Древние греки говорили... Впрочем, неважно, что они там говорили. Допивай свое виски; я только схожу в туалет и отвезу тебя в Солсбери. Саймону, наверное, не терпится познакомиться с тобой.

Я кивнул и снова поднес к губам стакан, а Саманта скрылась в ванной комнате.

— Я тут подумала... Знаешь, Майкл, в чем твоя главная проблема? — крикнула она сквозь дверь.

— Нет. В чем?

— Мужчины всегда будут тебя ненавидеть, а женщины — любить.

— Ты действительно так считаешь?

— Налей-ка мне еще пару глотков, — велела она.

— Мне казалось, ты собираешься меня везти...

— Налей-налей! — не отступала она.

Я налил ей и себе. Когда Саманта вышла из туалета, я заметил, что она слегка нетвердо держится на ногах. Блузка была расстегнута и просто наброшена на плечи, и вид ее роскошного, прекрасного тела буквально оглушил меня.

Саманта взяла стакан, осушила его одним долгим глотком и вытянулась на кровати.

— Поцелуй меня, — велела она.

Я повиновался. Сняв рубашку, я сел на кровать рядом с ней, и она обвила меня руками. Я целовал ее шею, а мои руки скользили по ее спине вниз. Встал на минуту, чтобы снять брюки, а когда снова лег, ее глаза закрылись, дыхание стало ровным и спокойным. Саманта спала.

Некоторое время я смотрел на нее, потом поднялся, подсунул ей под голову подушку и накрыл шелковой простыней.

— Мое место, вероятно, на диване, — сказал я себе.

И все же снова сел на оттоманку и некоторое время смотрел на нее. Вот ее веки слегка дрогнули, затрепетали... Саманта чуть повернулась и заснула еще крепче. Тогда я лег на край кровати, завернулся в одеяло и закрыл глаза.

Мы лежали на огромной двуспальной кровати; мы были вместе и в то же время — отдельно, и я знал, что именно здесь мы с Самантой займемся любовью вскоре после моего первого краткого, но нервного контакта с «Сыновьями Кухулина».

Именно здесь Саманта проведет без сна множество ночей, размышляя об операции, которая понемногу вырвется из-под ее контроля.

И именно здесь Трахнутый Мак-Гиган будет любоваться делом своих рук, а я буду цепенеть от ужаса и отчаяния при виде изрезанного, измученного тела, которое будет медленно истекать кровью на красных шелковых простынях под бездонным и бесконечным небом.

4. Троянский конь

На самой северной границе штата Массачусетс, на песке пляжа Солсбери, греки и троянцы снова сошлись в битве среди вытащенных на берег и опрокинутых остовов греческих трирем.

Было довольно тепло, слабый океанский бриз негромко напевал что-то, проносясь над колышущимися, таинственно-зелеными волнами. Мы изрядно разгорячились, вспотели, и наши мечи то и дело сверкали в лучах августовского солнца, которое медленно опускалось за тонущие в жарком мареве холмы Мэна и Нью-Гемпшира.

В его косых лучах все окружающее сделалось двухмерным, превратившись в силуэты, плоские тени.

Купол атомной электростанции в Сибруке, толпа зевак, восторженные крики детей, которые возносились вверх на чертовом колесе, ненадолго сливаясь с расплавленным золотом небес, и снова спускались на грешную землю.

Но мы едва обращали внимание на окружающее, словно в лихорадке двигаясь по давно отрепетированному маршруту между перевернутыми корпусами китобойных шхун, обломками мачт и обрывками якорных цепей. Бронза ударялась о бронзу с музыкальным звоном; песок под нашими ногами потемнел от влаги — начинался прилив. Два удара вверх, два вниз; мы делали выпады, уклонялись, парировали, ни на минуту не прерывая экзотической пляски теней и форм в плотном, словно живом бульоне из морского воздуха и солнечных лучей.

Аквамариновое небо. Атлантика тонет в легкой лиловой мгле надвигающихся летних сумерек...

У моего противника было некоторое преимущество. Используя щит, он вынуждал меня обороняться. Сегодня он представлял Ахиллеса, к тому же он был крупнее, массивнее меня. Некоторое время я с трудом сдерживал его настойчивые атаки, затем, выбрав момент, перескочил через резной нос какого-то корабля и бросился наутек.