Вселенная неудачников - Сергей Мусаниф

Чуть выше среднего роста, смуглый, с черными волосами, едва тронутыми сединой. На нем был серого цвета комбинезон с множеством карманов, но на техника он тоже похож не был. Слишком умные глаза и слишком властное лицо. Плюс военная выправка.

– Можешь называть меня Сол, – сказал он, ставя поднос с завтраком на стол.

Сок, каша.

Если бы у меня был выбор, в своем времени на завтрак я бы такое есть не стал. Но здесь выбора у меня не было.

– Можешь называть меня Алекс, – сказал я.

– Ты знаешь, где ты находишься?

– Понятия не имею, – сказал я. – Зато я примерно представляю когда.

Сол улыбнулся.

– Для тебя это будущее.

– Похоже, что для меня это настоящее, – сказал я. – Уже.

– Ты странный человек, Алекс.

– Потому что у меня память не стирается? – уточнил я.

– Не только поэтому.

– А почему еще?

– Похоже, ты совсем не удивлен своим новым положением.

– А вы думали, у меня будет культурный шок?

– Что-то вроде того, – согласился Сол. – Как получилось, что ты можешь разговаривать на нашем языке?

– Так называемый ваш язык – это смесь нескольких языков моего времени, – сказал я. – Так уж получилось, что я их знаю.

– Насколько нормально для твоего времени знание нескольких языков?

Вопрос не в бровь, а в глаз.

– В общем-то это нормально, – сказал я. – Хотя и не очень типично.

– У тебя хорошая память? – спросил Сол.

– У меня никогда не было другой памяти, – сказал я. – Мне не с чем сравнивать.

– С какого времени ты себя помнишь?

– О, этот шалунишка-хирург так игриво хлопнул меня по попке…

Сол нахмурился.

– Шутка, – пояснил я. – Конечно, я не помню себя с самого момента рождения. Так, какие-то бессвязные эпизоды… Полагаю, реальный отсчет воспоминаний можно начать где-то с возраста одного года.

– Знаешь, что именно в тебе представляет для нас интерес?

– Мой мозг.

– Вот именно, – сказал Сол. – Процедура сканирования и коррекции памяти известна нам уже более двухсот лет. И за это время нам не попадалось ни одного человека, на которого бы эта процедура не действовала. Ты единственный, чей мозг закрыт для нас. Причем закрыт не только от вмешательства, но и от самих воспоминаний.

– Может, оборудование в Белизе просто дало сбой? – предположил я.

– Мы повторяли процедуру уже здесь, пока ты еще не пришел в себя, – сказал Сол. – Для ментоскопирования совершенно не важно, находится объект в сознании или нет. Лишь бы он был жив.

А вот это уже радует. То есть в ближайшее время убивать меня им невыгодно.

– И в чем же ценность подобного феномена? – поинтересовался я.

– Для СБА было бы очень выгодно получить агента, к которому враги не могут залезть в голову, – сказал Сол.

– У медали есть и обратная сторона, – сказал я. – Станет он двойным агентом, а вы ничего и не узнаете. Потому что сами ему в голову залезть тоже не сможете.

– Существует много систем контроля. – Когда Сол улыбался, ему хотелось верить. Такая уж у него была улыбка.

– Кстати, а врагов у вас много? – спросил я. – Мира во всем мире добиться так и не удалось? Или вопросы здесь можешь задавать только ты?

– В свое время мы обо всем тебе расскажем, – пообещал Сол.

– Даже о том, бороздят ли ваши корабли просторы Вселенной? То есть я догадываюсь, что бороздят. Просто любопытно, сколько просторов уже пробороздили.

– Достаточно, – снова улыбнулся Сол.

– Ну и как? Есть ли жизнь на Марсе?

– Мы построили там пару городов, – сказал Сол. – Так что, определенно, жизнь там есть.

– Э-э-э… я имел в виду немного другую жизнь, – сказал я. – Инопланетяне существуют? И не стоит мне говорить, что поскольку на Марсе есть города, значит, в них живут инопланетяне. Человечество одиноко во Вселенной или нет?

– Нет. – На этот раз улыбаться Сол не стал. – К сожалению, не одиноко.

Но больше на эту тему в тот день он мне ничего не сказал.

Сразу после завтрака он отвел меня в лабораторию, где меня вновь усадили на подобие электрического стула.

Потом мне побрили голову, чтобы прилепить на нее новую порцию датчиков. Несколько десятков прилепили к моим рукам и ногам, так что я стал напоминать самому себе обвешанную гирляндами новогоднюю елку. Если они еще додумаются просверлить мне дырку в черепе и вставить туда оптоволоконный кабель, я окончательно почувствую себя Избранным. То есть Нео. Причем до того, как он принял красную таблетку.

Череп мне сверлить не стали.

Закончив со всеми соединениями, меня надежно зафиксировали на стуле, и началось… Что именно началось?

Разговоры.

Сол начал задавать мне вопросы, посматривая на мониторы и периодически пощелкивая кнопками нескольких клавиатур.

Черт побери, никто никогда не осмелился бы назвать меня молчаливым из-за боязни пойти против исторической справедливости, но так долго я еще не болтал.

Сола интересовало все.

Где я родился, как звали моих родителей, что я помню о своем детстве, в какой детский сад я ходил, в какой школе учился, какие нам преподавали предметы и как звали всех моих учителей.

Периодически мне давали попить сладенькой водички. Возможно, в нее были подмешаны какие-то препараты, что-нибудь наподобие «сыворотки правды», потому что в какой-то момент я поймал себя на мысли, что мне нравится рассказывать Солу истории о своей жизни.

Припоминать все эти подробности не составляло мне большого труда, и параллельно своему рассказу я изучал лабораторию и самого Сола, стараясь понять, в какое именно дерьмо я влип и насколько глубоко в нем увяз.

Помимо Сола в лаборатории присутствовали несколько техников, носивших такие же серые комбинезоны. Единственное отличие было в количестве синих нашивок на рукавах. У техников таких нашивок было по две. У Сола – шесть.

Правда, означать эти знаки различия могли все что угодно. Как воинские звания или ученые степени, так и принадлежность к той или иной исследовательской группе или, например, количество детей у каждого индивидуума. Или еще что-нибудь, о чем я даже представления не имею.

Сами люди внешне не слишком изменились. Разве что все индивидуумы, которых я встречал до сих пор, были высокими (то есть примерно моего роста), стройными и подтянутыми. Впрочем, это была слишком небольшая выборка, чтобы делать какие-то выводы обо всем человечестве.

Может быть, к сотрудникам СБА предъявляют особые требования.

Но вот что было особенно странно, так это их техническое оснащение.

Мягко говоря, не поражало оно моего воображения. Плоские мониторы, похожие на плазменные панели моего времени, обычные клавиатуры, пульты с кнопочками, тумблерами и рычажками. Никаких голограмм, телепатических интерфейсов и прочей научно-фантастической фигни. И даже датчики все с проводками.

В принципе любая продвинутая лаборатория двадцать первого века могла бы похвастаться примерно таким же набором техники.

Тем не менее эти ребята заселили Марс, встретили инопланетян, они могут путешествовать во времени и сканировать память.

Интересно, как выглядит современная версия Интернета.

Сложно сказать, сколько времени мне пришлось трепаться в первый день.

Наверное, они добавили в воду какой-то наркотик, потому что у меня нарушилось восприятие времени. Но, по самым скромным прикидкам, интервью заняло не меньше десяти часов.

И даже несмотря на то что у «электрического стула» оказались функции массажного кресла, после окончания всех процедур эсбэшникам пришлось вытаскивать меня вручную. Встать без посторонней помощи я был не в состоянии.

Поддерживая под руки, Сол и его помощник отвели меня в камеру и принесли поесть. Не знаю, подмешивали ли они снотворное в еду – думаю, что особой необходимости в этом не было. Я чувствовал себя смертельно усталым и заснул, едва моя голова коснулась подушки.

На следующий день процедура повторилась. И на третий. И на четвертый.

То же кресло. Те же бесконечные расспросы. Те же истории, по второму и третьему кругу…

– У тебя очень хорошая память, – заявил мне Сол на излете очередного дня расспросов.

– Я уже об этом жалею, – сказал я.

– И дело даже не в том, что твоя память не подвержена влиянию извне, – сказал Сол.

Техники неторопливо освобождали меня от многочисленных ремней и креплений.

– А в чем же дело?

– Ты помнишь почти все, что было с тобой на протяжении жизни.

– А разве с другими людьми не так? – А может быть, все дело в том, что у меня была слишком короткая жизнь. И событий в ней было не так уж много. По сути первым большим приключением в моей жизни стал поход в джунгли Белиза вместе с агентом британской контрразведки.

Сол улыбнулся.

– Завтра нам с тобой предстоит серьезный разговор. Долгий разговор.

– Ничего нового, – вздохнул я.

– Нет, никаких процедур, – сказал Сол. – Просто разговор двух людей. Двух взрослых мужчин.