Две сестры и Кандинский - Владимир Маканин

Зато и расстается легко. Ему по фигу. Даже когда ему отставка. (В нем нет даже подспудной злобы самца.) Вставить свое, чтобы ты это его «свое» прочувствовала, — вот и все. Чтобы было ясно… Слова?.. Его слова, надо признать, бывают подчас небанальны и очень ему в помощь. Но его ли слова?.. В кармане малоформатная книжка. Он почитывает в метро. Он и не подумает жениться. И не всегда чистая сорочка в вырезе его пиджака.

Но ведь как-то потоптать женщину надо. Потоптать, но не сильно. До первых слез, до жалкости только довести, до раздавленности первой — а там пшла вон!.. или наоборот: иди, иди ко мне, любимая. Пожалею.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

А ведь она снова полна счастьем… Да?

Да!..

Такая вот тихая минута молодой женщины… Раннее-ранее утро, а в ее К-студии гость, и этот гость по-мужски самозабвенно (и тоже, надо думать, счастливо) спит в ее постели. Он, разумеется, не просто гость Ольги. Он — ее любовь. Он — Максим… для своих Максим Квинта, еще и так его зовут.

И ведь вновь любовь в полную силу — вот она. Обрушилась на Ольгу. И вновь неожиданно. И в голове ее опять и опять, как после легкого сладкого южного вина!

Его композиция «Пилот» крутится на радио… Его песня «Останься» у молодежи на слуху. Прозвище Максим Квинта несколько небрежно, не очень высокородно… Но зато современно. На улице звучит… Ему завидуют, а острая зависть — тоже, конечно, признание.

Но… Но…

Уже не спится.

Ольге удивительно. Женщина ступает по своим же следам, это верно. Но любовь и на повторе пришла празднична и легка. И словно бы опять любовь собирается сделать из Ольги другую женщину… Но какую?

Если порассуждать… Если самой себе без излишнего волнения и без накрута. Без стучащего сердца… Если спокойно… Максиму — двадцать шесть. По сути, очень молод, но глядится стойким мужчиной, рослым, крепким и всегда загорелым, а как талантлив!.. а как всерьез занят тем, чтобы создать свою суперсовременную рок-группу. Объединить горстку наглых пацанов с их безумной вздрагивающей музыкой… Он и сам с забавной наглецой, с причудами под гения. Очень даже! (Но ведь каждого можно назвать идиотом, когда ему двадцать шесть…)

Все-все-все у них хорошо, но тогда почему так опасливо ее волнение?.. Ей тридцать — он моложе. Ну и что?.. Ну и что, черт побери?.. Ольга в шаге от постели.

Она смотрит на спящего. Да, с оглядкой. Да, взволнована… Все-таки боится, не поспешила ли она. У нее бывали ошибки.

Ольга подходит к телефону, набирает. Накручивает внятно (по-ночному) стрекочущий циферблат. Вот-вот утро… Там, на другом конце Москвы, уже проснулась сестра Инна — и сразу же младшая сестренка спрашивает у старшей:

— Он спит?

— Спит.

— А ты?

— Сторожу его сон.

— И сторожишь сама себя от новой ошибки?

Гудки.

— Инна, Инна!.. Да что такое! Опять прервали…

Телефонная связь то восстанавливается, то прерывается. Повесив трубку и ожидая звонок сестры, Ольга в нетерпении ходит по студии.

Почему и не походить ей в родных пределах?.. Свои стены. Своя вотчина.

Похоже, что картинки и репродукции на стенах К-студии к новому Ольгиному увлечению отнеслись спокойно — сдержанно к ее новой любви. Репродукции, конечно, как были, бедноватые. По-своему честные. Аляповато кричащие. Но ведь Кандинский… Чудо!.. Ольга и теперь не поменяет их на бартерные полумешки с сахаром.

Картинку Кандинского можно подсветить и долго, страстно, ненасытно разглядывать. Заодно, так и быть, выслушав соответствующую сентенцию. (Не утратившую. Однако уже слегка охлажденную временем.)

Но сейчас лето. Студия начинает работу с 1 сентября.

Ольга села на край постели, где спящий. Смотрит и смотрит. Словно бы ждет, словно бы считывает на его лице нечто — некую трезвую, медленно проясняющуюся мысль.

Предмет ее нынешней любви — тот молодой человек, что несколько раз сталкивался с Ольгой на выходе. Она выходила из студии, а он — из бывшей пивной. Он вываливался оттуда обычно с дружками-музыкантами… Шумная полуподвальная пивнушка тогда соседствовала — можно сказать, жила дверь в дверь — с К-студией.

Да, да, в ее постели симпатяга музыкант Максим Квинта.

Одна из их первых встреч (из той глуповатой и прекрасной поры, когда Ольга много смеялась) виделась ей уже прощальной. Одна из первых, стремительная, а уже, казалось, прощальная:

— Точка, Максим. Точка… Я старше вас. Старше года на…

— На четыре… Полная ерунда. Я, Оля, все о вас знаю. Больше, чем о себе знаете вы. Если… Если в прицеле любовь… Сердце рок-музыканта не выбирает грандиозных слов…

Вот так ломано он поначалу говорил.

— Ах, ах! — не могла не сказать, смеясь, Ольга.

— Если есть песня. Если слова песни в десятку совпадают с музыкой — зачем другие?.. Я хочу этими же словами. Прямо из песни… Останься. На первом же пороге… Не уходи… Останься. Хоть на один денек… Останься. Я боюсь тебя потерять…

— Отличную песню нашли себе в помощь.

— Я каждый раз включал ее в записи… Или вживую со своими ребятами исполнял вам навстречу…

— Теперь вспомнила.

— Да, да! Останься!.. Едва вы выходили из своей студии. Останься!.. Вы еще и шага не сделали.

— А я все думала, почему эти страдальческие вопли так ко мне привязались. Оказывается, вы! С умыслом!.. Направленно терзали мои бедные уши.

— Я старался. Для вас.

— Бросьте!.. Сквозь этот немыслимый пивнушный шум-гам вы слышали, как я выхожу? Как открывается моя дверь?

— У рок-музыкантов особый слух.

Ольга только смеялась.

Но музыкант вдруг попросил:

— А можно ли оставить вам кассету? С песнями моей группы?

— Надо ли?

— Меня здесь больше не будет… Нас всех не будет. Моего барабанщика выкинули на улицу. И вообще… Слышали?.. Этот кретин Константа успел — нашу шумную пивнуху перевел на чай и сушки. Кафешка пуста. Разумеется, безлюдье. Хозяйчик, разумеется, зол…

— Заведение прогорит, — смеялась Ольга.

— Да и кому? Для кого здесь теперь музыка? Здесь скоро будут грызть газеты!.. Ольга!.. Я оставляю вам одну-единственную кассету? Ту самую, а?.. Там для вас «Останься»…

— Зачем?

— Просто моя музыка. А меня не будет.

Отдал ей кассету и ушел.

«Вот так и появился в моей полгода как освободившейся личной жизни этот Максим… Красивый молодой мужчина… И его глаза. Такие же голубые, как и его несвежая, увы, рубашка в тот вечер… Он не говорил, что любит меня. Но он говорил, что я — его жизнь… Что я — его душа… его мысль… его рассветы и его закаты».

«Хотя на секунду кольнуло. Мне не понравилось, когда он назвал Константу кретином».

Ольга смотрит на спящего. Она все еще топчется на своей подслащенной мысли — мол, есть разница в возрасте… Но есть же, мол, и плюсы. Максим талантлив! Всегда весел! Хотя и не слишком востребован… Зато как энергичен!.. Непроста и его рок-группа. Ребята, как объясняет их сам Максим, гениальные, но проблемные.

Особенно это относится к барабанщику, он же ударник, он же проблемно большой любитель поддать.

Ага! звонок пробился!.. Голос Инны протиснулся в телефонную трубку:

— Он еще спит?

— Спит.

А Максим уже сел в постели. Быстро натягивает простенькие спортивные штаны.

Зато его футболка с немыслимо ярким рисунком. Пара попугаев вроде бы застряла там, на его спине, занявшись любовью… Попугай — веселая птичка!

— Все, Инночка… Прервем, сестренка, нашу болтовню. Максим… проснулся.

— И сейчас будет гнать сок из свежей морковки?

Ольга смеется: — Ты уже все-все знаешь.

— Сок из морковки. И заодно сок — из тебя?

— Но-но. Не преувеличивай.

— Не буду. Так что там новенького насчет проблемно пьющего барабанщика?

Однако, в отличие от предыдущей ее любви, теперь не Ольга суетится возле любимого, а наоборот — ее Максим, вот он, весь-весь со своей любовью и со своей повторяемо дробной утренней заботой!

Суетливый и красивый!

Он варит Ольге какой-никакой кофе. Он делает морковный сок. Прибирает на столике… А Ольга, вся обмякшая от любви и любовного недосыпа, застыла в единственном здесь кресле.

И почему бы молодым музыкантам — сейчас лето!.. — не выступать иногда здесь же, в ее полуподвальной К-студии?.. Ольга предлагала. Рвалась помочь. Она, скажем, сама могла бы нарисовать им зазывные, модерновые афишки… Однако Максим отказался наотрез. Даже вспылил!

Человек с идеями! Сейчас у него запущена в работу одна из его, как знать, великих мыслей — выступать с рок-группой в глухих местах мегаполиса. В спальных районах Москвы. Простые люди — вот его интерес. Усталые и отупевшие, едва ползущие с работы домой дохляки, — да, да, они!.. именно они будут слушать его «живой рок»!