Приказ обсуждению не подлежит - Михаил Нестеров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На себе почувствовал, что первая любовь не забывается, но сделал существенную поправку: «Она иногда дает знать о себе». И то только тогда, когда тебе одиноко, хреново, когда некому подать руки. Все наивно… Но так было, и от этого не уйти. Зато можно «вызвать» девочку из прошлого и попросить ее провести вдоль парт, вывести на улицу, показать кнопку своего звонка, впереди нее нырнуть в квартиру и приготовиться.
Эй, Юлька! Макни меня с головой в бочку с семидесятыми, закатай крышкой, наклей этикетку: «Тупость натуральная. Перед употреблением встряхнуть».
У Сергея с женой было что-то наподобие любовных игр, но свое, родное. Никогда не было свечек — зачем, когда маленькая изящная лампа под зеленоватым абажуром мягко оттеняла и копировала их движения на плотно задернутых шторах. К чему какие-то намеки в виде бутылки хорошего вина, пары фужеров, роз с призывно распускающимися бутонами. Желание либо было, либо нет, а зазывать его пусть даже так красиво, в полшепота, не было их стилем, образом жизни, понятием о сексе.
Ему хватало ее влажных волос, короткого халатика, который открывал ее красивые бедра, изящной походки ее босых ног по ковру, просто взгляда из-под ее длинных ресниц. А облачись она в кружева, резинки, утяжелись тушью и губной помадой, ничего другого, как забраться на нее верхом и сказать: «Закуси-ка покрепче удила!» — не придумаешь.
Такое было не для них. Для кого-то это нормально, кому-то идет кожаная сбруя, незаживающие рубцы от хлыста и синяки от шенкелей — люди-то все разные.
Другое дело почувствовать, что сегодня халатика маловато, и инстинктивно угадать, что под ним удушающе свежее белье, ощутить контраст между ним и атласной кожей. И они угадывали. Оба. До поры до времени.
Если и приелось, то ей. Ей захотелось чего-то новенького, острых ощущений. И в тот день она их получила много. Для Сергея не существовало объяснений, которые не то что понять, а выслушать не мог. И твердо усвоил одно: если один меняется, другому либо нужно подстраиваться, либо уходить. Что он и сделал. Не спросив, как и с чего это у нее началось. Позже понял, что не успевал за взявшим в карьер временем. Порой хотелось взять свою дочь за руку, отвести к скорняку, чтобы тот перекроил ее вызывающе огромные груди, бесстыже выпирающую задницу, какой-то порочный рот, постоянно находящийся в движении — жует РЕЗИНУ, заодно подсмотреть, носит ли она под уделанными на нет джинсовыми шортами трусики или хотя бы одну вертикальную полоску.
Вот и еще одно поколение. Лет через двадцать мальчик-ностальгист шарахнется от дочери Марка, когда ее ладошка коснется парты: «Помнишь, мы с тобой прямо здесь?..» Зато у Сергея наготове отговорка: «Пардон-с, я в воспитании участия не принимал». Он почти не помнил пеленки, детский плач, режущиеся зубы, первые шаги своего единственного ребенка, радостный смех — но в то время он был просто счастлив безо всяких дополнений. А сейчас от любви к дочери почти ничего не Осталось. Может, виной тому армянские рога, которые ему приделал генерал-лейтенант Иванян, переспав с его женой?..
Льняные волосы, легкомысленный розовый бант, белая блузка с отложным воротничком, плиссированное платье, на ногах…
Что же на ногах?.. Какие-то смешные башмачки.
С пряжкой? Да, с пряжкой и ремешком. Топ-топ — вышагивают они по выгоревшей лужайке школьного коридора, заворачивают в спортивную раздевалку и там затихают, уступая место пани-чешкам. Девочки на левую половину зала, мальчики на правую. Девочкам обручи и скакалки, мальчикам баскетбольный мяч.
Льняные волосы, сексуально-черная сбруя, платье… платья нет, серый плащ на голое тело, на ногах туфли на высоком каблуке. Топ-топ, галопируют они вниз по лестнице, серый сгорбленный плащ-попона вот-вот ожидает удара. А сзади издевательский, спортивно-армянский голос: «Эй, сохатый! Лыжню! Уступи лыжню!»
Уступил.
Лыжню.
Надо было и ей посчитать зубы, забодать!
Перед самым побегом из зоны на глаза Марку попалась оставленная кем-то газета. Взгляд уперся в ТРИНАДЦАТУЮ страницу «АиФ» за номером 45, пестревшую заголовками и подзаголовками: «Мода и секс», «Тайна из ширинки», «Диагноз: жена нового русского», «Секс и насилие». Профессор Александр Васильев подливает масла в огонь: «Как можно искать в женщине женственное, когда она приходит в брюках, в сорочке, в почти мужском нижнем белье? Ведь женщины всегда одеваются так, чтобы привлечь мужчин».
Сволочь!
Скомканная газета полетела в угол.
Топ-топ — волшебные башмачки с пряжкой.
Топ-топ — пронзают изнутри шпильки модных туфель.
«Рога и копыта».
Скомканная газета лежала так, что два заголовка 13-й страницы переплелись как при непристойном совокуплении, за одним проглядывал другой: «Секс… Диагноз: жена… Насилие… Тайна из ширинки».
Вот так часто Сергей заглядывал в прошлое — далекое и не совсем. Не замечал, не слышал звонкого удара по руке и злобно шипящего голоса: «Отпусти!» Маленькая аккуратная ладошка выпускала его руку, и на смену ей, пережимая пульс, вцеплялась элегантная, с длинными и ухоженными ногтями.
«Ну что, пошли?»
«Куда?»
«По пропаханным нами местам».
«Почему так грубо?»
«Молчи! Я покажу тебя места, где твоя соха не проходила. А потом можешь валить к своей маленькой шлюхе».
Ладошка разглаживает рубцы на пульсе: «Пойдем, пойдем со мной. Вот парта. Помнишь, на ней мы…»
«АТСТАНЬАТМЕНЯ!!!»
«Чего орешь-то? — Перед глазами жующая резину пасть дочери. — Передоза? Ты на вены-то свои посмотри!»
Вены пульсировали, не попадая в ритм с сердцем…
Глава 5. ПРОФЕССИОНАЛЫ
19Москва, 8 апреля 2004 года, четверг
Когда Артемов готовился к встрече с Марком, он получил сообщение, которое стало для него неожиданным: Георг Стофферс отказался участвовать в спецоперации. Как человек, Артемов понял Инопланетянина, и как человек же — «родня» со стороны Марты — понимать отказывался. На глазах раскалывалась неплохая, даже приличная команда.
Однако, насколько знал Артемов, боевиков в «Ариадне» пока что хватало. «Пока что», — совсем невесело усмехнулся полковник. Если еще кто-то «отсеется», то этому не удивятся даже в «Ариадне».
Знакомство с Сергеем Марковцевым состоялось несколько странноватым образом. Полковник, пожимая руку худому высокому человеку лет за сорок, имеющему тяжеловатый и усталый взгляд, представился:
— Михаил Васильевич Артемов.
Марк, отвечая на рукопожатие и чуть дольше, чем требуют «мужские» правила приличия, не отпуская руку военного разведчика, покивал головой. Артемов перевел: годится, мол, ничего так имя-отчество, для меня, наверное, подойдет. И только потом, когда Артемов потянул свою руку назад, бывший подполковник спецназа назвался:
— Сергей.
— А дальше?.. — недовольно сощурился Артемов на человека, который был лет на пять старше его, и прикидывая, почему тот не представился Сереженькой.
— Дальше видно будет, — сказал этот странный тип, который, согласно его досье, какое-то время был настоятелем Свято-Петрова монастыря, скрываясь-маскируясь там от правосудия со своими боевиками, одетыми в рясы. Артемов мысленно прикинул его с длинной жиденькой бородкой, усами, в той же рясе с широченными рукавами, с золоченой цепью, падающей и на грудь, и на спину. Получился какой-то клоун, похожий на дьяка из банды батьки Махно. Он так и не понял, по какой причине решил подковырнуть Марковцева.
— Слышал, вы монашествовали. Действительно в бога верите?
— На работе — нет, — сказал Марк. — Мы будем говорить про бога или перейдем к делу? Начнем с того, что сегодня у меня зазвонил телефон. Зачем я понадобился военной разведке? Разве меня не отпустили на покой?
— Не знаю, — тоном мастера дубляжа Хворостенко ответил Артемов и пожал плечами. Получался какой-то глупый разговор, которому в перспективе не было видно конца.
— Так зачем я понадобился военной разведке? — повторился Марк.
— У нас возникли некоторые трудности.
— Такое бывает, — индифферентно заметил Марковцев. — Когда у разведчика кривые руки. Это много хуже кривых ног, которые плотнее обжимают шею. Но главное, что мы все здоровы, верно? Историческое время сокращается, так что продолжим тему. Я уже не в том возрасте, когда хочется обвешаться пулеметными лентами и кроить черепные коробки малой саперной лопаткой. Кстати, в сороковых начштаба издал директиву, которая предписывала создание штатных диверсионных подразделений в Красной Армии. В целях конспирации они назывались саперно-маскировочными взводами".
Так вот, я каждое утро проверяю, на месте ли мой член, а вы предлагаете мне, судя по всему, активную саперно-маскировочную работу.
«А не послать бы его к черту? — призадумался Артемов. — Как там про него сказал Ленц: один из моих лучших агентов? Интересно бы посмотреть на самого выдающегося».