Белая перчатка - Майн Рид

любви к «нашему доброму королю», как ты думаешь, ливрейная твоя душа! А ну, живо выкладывай все, что у тебя есть, пока мои молодцы не раздели тебя догола!.. Смирно, ребята, ни шагу! Он и не думает сопротивляться!

— Нет, нет, друзья! Клянусь, я отдам вам все, что у меня есть. Вот вам мой кошелек. Мне очень жаль, что в нем не так много денег. Вот вам мои часы. Это подарок нашей всемилостивейшей королевы. Можете убедиться, сэр, очень ценная вещь!

Разбойник с жадностью вырвал у него из рук часы и, сжав их в своей грубой, мозолистой ладони, стал разглядывать при свете луны.

— И впрямь ценные, — промолвил он, повертев их и пощупав крышку. Похоже, отделано драгоценными камнями. Так ты говоришь, это подарок королевы?

— Я получил их из собственных рук ее величества.

— Экая подлая французинка! Так-то она пускает на ветер наши английские денежки! Вот и выходит, что она — грабитель почище, чем Грегори Гарт. Так вот и скажи ей от меня, если тебе еще выпадет случай побеседовать с ней. Ну, поторапливайся у меня! Что там у тебя еще есть, выворачивай карманы!

— Тут только перочинный ножик, вот эти облатки и карандаш. И это все, уверяю вас!

— А это что такое блестит? — спросил разбойник, тыкая пальцем в отворот камзола, которым придворный явно старался что-то прикрыть. — Что это там висит у тебя на шее? А ну-ка, дай поглядеть!

— Это… это, сэр, медальон.

— Медальон? Это что за штука?

— Ну… это… просто…

— По виду совсем как часы. А что там внутри?

— Ничего.

— Ничего? Так чего ради ты носишь его на шее?

— В нем хранится… Ах, сэр, для вас это не имеет цены! Это просто прядь волос.

— Прядь волос? А, чей-то локон на память! Ну конечно, какая же ему цена! Мне, по крайней мере, от него никакого проку. Можешь оставить его себе. Только вынь его из этой штучки да давай ее сюда. За нее кое-что можно выручить. Ну, живей!

Придворный, не помня себя от страха, тотчас же подчинился требованию и с перепугу даже не воспользовался позволением сохранить драгоценный локон; сняв с шеи медальон, он покорно отдал его вместе с локоном в руки грабителя.

— Вот, сэр, — умоляюще прошептал он, — теперь я отдал вам все, что у меня есть!

— Нет, не все! — грубо проворчал разбойник. — У тебя есть еще отличный камзол, новехонький, весь атласный, и под ним такие же штаны; сапоги со шпорами отменного качества и прекрасная шляпа с перьями. Да вон еще какой тесак за поясом! Я-то сам не ношу таких вещей, да есть у меня родственник вот ему будет от меня подарок. Ну, раздевайся!

— Как, сэр! Неужели вы заставите меня раздеться догола? Вы забыли, что я королевский гонец и еду по поручению его величества!

— Помню, помню, провались ты со своим королем! Что ты мне такое поешь? Тут тебя слушать некому, это у вас при дворе пение в чести. А с тобой говорю попросту: слезай с коня да стаскивай с себя все!

Хотя в голосе разбойника явно слышалась насмешка, несчастный гонец видел, что с ним вовсе не шутят.

Как ни обидно ему было, а пришлось слезть с коня и раздеться посреди дороги.

Безжалостный разбойник стоял над ним, пока он не разделся почти догола на нем остались только сорочка да носки.

— О сэр, неужели вы позволите мне ехать в таком виде? — протягивая к нему руки, взмолился несчастный гонец. — Неужели вы отпустите меня так, меня, королевского гонца? Как я могу ехать верхом без сапог, без шляпы, без камзола, без…

— Будет тебе хныкать! — прикрикнул на него Гарт, связывая в узел его одежду. — Кто тебе сказал, что ты поедешь верхом? И где твоя лошадь, хотел бы я знать? Гонец неуверенно кивнул в сторону своего коня.

— Эта?.. — невозмутимо протянул разбойник, продолжая возиться с узлом. Может быть, минут десять назад это и была твоя лошадь, а теперь она стала моя. Довольно я походил пешком, пока ты разъезжал в свое удовольствие! Пришло время и мне покататься немножко. Так-то оно будет справедливей — по очереди.

Королевский гонец, онемев от страха, стоял раздетый посреди дороги; он уже почти перестал что-либо понимать от потрясения, но чувствовал, что никакие мольбы и увещания ничем не помогут. Поэтому он ничего не ответил. Он стоял, трясясь всем телом, и зубы его отбивали непрерывную дробь, похожую на стук кастаньет, потому что ночь выдалась холодная, одна из тех осенних ночей, когда холод пробирает вас насквозь, вроде как в декабре.

Разбойник не обращал на него внимания, пока не сложил все вещи и не справился со своим узлом. Затем, разогнув спину, он стал во весь рост прямо против своей жертвы и окинул ее с ног до головы насмешливым и вместе с тем суровым взглядом. Постепенно угрюмая суровость на его лице вытеснила все остальное; казалось, его охватило какое-то подозрение.

— Хоть ты и трус, королевский любимчик, — промолвил он с горькой усмешкой, презрительно обращаясь к трясущемуся гонцу, — а кто знает: может, ты труслив, да хитер и еще наделаешь бед. Лучше уж я позабочусь, чтобы ты не двигался с места. Идем-ка со мной в этот домишко. Да не противься, тебе там будет теплей! Эк тебя всего трясет! Идем!

И, не дожидаясь его согласия или отказа, разбойник схватил гонца за руку и втащил его чуть живого через порог в хижину.

Очутившись с ним в стенах развалившейся лачуги, он взял толстую веревку и начал старательно связывать свою несчастную жертву, не оказывающую ему ни малейшего сопротивления. В лачуге было достаточно светло, так как через обвалившуюся крышу светил месяц, озаряя голые стены и устланный соломой земляной пол.

Грегори был не новичок по части вязания узлов и быстро справился со своим делом; через несколько минут королевский гонец стоял крепко связанный по рукам и ногам, словно какой-нибудь опасный преступник.

— Вот так-то будет лучше! — с видимым удовлетворением сказал разбойник, затягивая последний узел. — Теперь ты у меня не выпутаешься, пока кто-нибудь тебя не развяжет; но уж кто это будет — не знаю, только не я. Я не хочу поступать с тобой жестоко, хоть ты и королевский прислужник; мне кажется, тебе будет удобнее лежать. Дай-ка я помогу тебе!

С этими словами он выпустил веревку из рук, и злосчастный гонец тяжело грохнулся наземь.

— Лежи здесь, господин посыльный, пока кто-нибудь не подымет тебя. Я позабочусь о том, чтобы доставить твою грамоту. Спокойной ночи!

И Грегори