Седьмая жена - Игорь Ефимов

– Правду, видать, Ольга про тебя говорила.

– Какую машину мне можно взять – «додж» или «тойоту»?

– Она говорила, что в тебе есть какая-то стена, как в Китае, и если ты за нее зайдешь, тебя уже никакими словами оттуда не достать.

– Голда в детстве однажды заперлась в уборной и как-то так повернула замок, что не могла открыть. А мы как раз куда-то вышли. Она так там вопила и билась, что соседи услыхали и прибежали ломать дверь. Она не выносит быть взаперти.

– Хорошо, возьми «тойоту». Ключи в пепельнице. Правое стекло не опускается. И гудок не гудит. А так ничего. Доедешь. Если что-нибудь узнаешь, позвонишь?

Вывеска бензоколонки «Саноко» была вознесена двумя столбами так далеко в небо, словно строитель хотел сделать ее пластмассовую незапятнанность недосягаемой даже для голубей и воробьев. Если бы когда-нибудь вернулись отвергнутые эпохой дирижабли, они могли бы швартоваться прямо к этому небесному причалу, опускать вниз шланги, накачиваться бензином и гелием. «Вы отдаете себе отчет, что вы живете на бомбе? – говорил обычно Антон, когда ему доводилось продавать страховку владельцам бензоколонок. – Или на бочке с ядом. Я говорю не только о пожаре. Вы можете долго ничего не замечать, но крошечная трещина в сварке под землей, и бензин незаметно утекает в почву, отравляет все вокруг. Такой случай был недавно на Лонг-Айленде. Владельцы окружающих домов высудили у заправочной два миллиона».

Служащий закончил смывать трупы жуков, слепней и мошек, налипшие на ветровое стекло за короткий проезд до Брайтона, терпеливо ждал.

– Долейте заодно и масла, – сказал Антон. – И охладитель не мешает проверить.

На вид служащему было лет шестьдесят. Седина выглядывала из-под фирменного бейсбольного картуза неровным венчиком. Разорился, овдовел, проигрался, спился? Двигался он подчеркнуто быстро, чуть ли не вприпрыжку, словно старался показать, что мальчиковая работа его не тяготит и вполне по силенкам.

– Вы хорошо знаете Брайтон? – спросил Антон, отсчитывая деньги.

– Двадцать лет здесь живу, сэр, – сказал старик-мальчик, с недоверием разглядывая лишнюю – чаевую – пятерку.

– Я влип тут по-дурацки. Прочел объявление в газете. Договорился по телефону о встрече, записал адрес и фамилию, а бумажку оставил дома.

– Бывает, сэр. Крайне признателен, сэр.

– Страшно неохота ехать обратно. Парня зовут Педро. Или Пабло. Он откуда-то из Южной Америки.

– О, этих тут понаехало за последние годы – тьма-тьмущая. Работу уже не ищут, сразу прут за пособием.

– Договорился купить у него лодочный мотор. Кажется, он еще и радиоаппаратурой занимается. Коротковолновые приемники, передатчики.

– Есть тут один такой радиоумелец. Только он говорил, что его зовут Армандо. Хозяин его нанимает иногда, если в машине приемник барахлит. Невысокий такой. И будто все время принюхивается. Вроде он и сегодня появлялся здесь.

– Может, это он? Я-то его никогда не видел, только по телефону говорили. Не знаете, где он живет?

– Однажды я его подвозил. Дайте-ка вспомнить… Кажется, так: поедете по этой дороге и у второго поворота – налево. Через квартала два-три увидите цветочный магазин. За ним – проезд. Там в тупике – двухэтажная развалюха с жильцами. Год назад он там жил.

– Огромное спасибо.

– Только заставьте его при вас проверить мотор. Хоть в ванной, хоть в бочке. Эти понаехавшие – народ прожженный. И если не понравится, возвращайтесь сюда. Я вам подыщу продавца с настоящим товаром.

– Непременно.

– Если мы, американцы, не будем держаться друг за друга, они нас всех выжмут куда-нибудь в Канаду. Или еще подальше.

С первого взгляда возникало впечатление, будто дом оплетен строительными лесами. Потом делалось ясно, что это просто лабиринт наружных лестниц. Казалось, они шли не только к каждой двери на втором, на третьем этаже, но и к каждому окошку. Фамилии рядом со звонком были стерты, замазаны, перечеркнуты, неразличимы. Антон на всякий случай достал свою старую визитную карточку – «Себеж Инкорпорэйтед, страхование от бед грядущих и минувших», постучал в дверь. Никто не ответил.

Он начал подниматься наугад по одной из боковых лестниц. Снизу было невозможно понять, куда она идет. Растрескавшиеся под солнцем перила грозили тысячью притаившихся заноз. Дойдя до второго этажа, он услышал голоса. Мужской голос сыпал словами так быстро, словно хотел заполнить ими, заткнуть все промежутки и щели времени-пространства, не оставить собеседнику ни одного просвета, куда бы можно было сунуться с возражением. Женский голос отвечал негромко, жалобно, не надеясь дождаться пауз, плывя поверх и по сторонам пулеметно-словесного града.

– Опять я во всем один я всегда я не слушал я не сделал я перепутал должен должен должен а когда меня будут слушать когда мне будут должны за все что вы со мной сделали за все что у меня отняли за все ваши дома автомобили яхты за всех ваших слуг собак лошадей за все ваши кожаные пиджаки телевизоры «сони» в полстены за все ваши танцы курорты охоты за все диснеи голливуды карибы, – выкрикивал мужчина.

Антон узнал голос Пабло-Педро.

Что говорил женский голос, он понять не мог, потому что слова теперь заглушались всхлипыванием.

«Это не по правилам, – мелькнуло у Антона. – Похищенных нельзя держать в том же доме, где живешь. Не было таких сценариев».

Он перелез через перила и спрыгнул на деревянный балкончик второго этажа. Игла страха беззвучно строчила в груди, оставляя длинный болезненный шов с левой стороны. Женский плач сверлил уши. Он побежал по расхлябанным просвечивающим доскам. Он ударил плечом в дверь. Дверь была не заперта, и он чуть не упал. Он стал на пороге и поднял руки. Визитная карточка все еще дрожала в пальцах, как крошечный флаг капитуляции.

– Я один, совсем один, никого нет ни за мной, ни внизу, ни в машине, давайте обсудим спокойно, деньги будут, деньги – дело наживное, сегодня их нет, завтра появятся, – бормотал он.

Педро-Пабло прижался спиной в угол и достал из висевшего на стене балахона пистолет. Он целился в пришельца из пистолета. Дуло ходило вверх-вниз, и Антон ощущал тупой конец этой огнестрельной траектории то лбом, то животом, то третьим-лишним. Комната выглядела как радиолавка после ограбления. Или после взрыва.

– Так я и знал, так и думал. Все у вас на обмане, все на хитрости, – выдавил из себя Педро-Пабло. – Но я ведь вас предупреждал. Предупреждал я или нет, чтоб без фокусов? Шаг вперед. Еще один. Закройте дверь. Линь Чжан, дай-ка подушку. Я его пристрелю через подушку. А то соседи опять будут жаловаться, что мы шумим.

Только теперь Антон решился повернуть голову. Заплаканная китаянка смотрела на него из другого угла комнаты. Длинные полосы испещренной иероглифами бумаги стекали со столика-конторки перед ней.

– Мистер Себеж. Не слушайте его. Пожалуйста. Ничего не бойтесь. Он не выстрелит. Не имеет патронов. Я вынула все. И спрятала. Это ужасно. Может купить пистолет. Любой мальчишка. Опасная страна. Оружие возбуждает их. Хуже наркотиков. Женам приходится караулить. Все время быть начеку.

– Какая ты мне жена?! – закричал Пабло-Педро. – Я развелся с тобой уже восемь раз ты меня взяла обманом за деньги бессовестно надула делала вид что ты из Красного Китая а оказалась из паршивого Гонконга это ложное рекламирование подсудное дело в нашей загнивающей империи отдай сейчас же патроны не то я изорву все твои гранки и верстки заставлю голодать как голодает все прогрессивное человечество.

– Я не понимаю. Мистер Себеж. Ложное рекламирование? Объясните ради вашего прославленного Христа. Всего пять лет в этой стране. Не укладывается в голове. Кто кому платил деньги? я тебе? ты мне? Вся моя семья платила. Откладывала десять тысяч долларов. Американских. Три года. Я должна выйти замуж в Америке. Это я тебя купила. Имею право вернуть товар. Только куда. Не имеет одной почки. Никто не предупредил. На спине портрет Че Гевары. В три краски. Даже имя мое не мог запомнить. Мы пришли оформлять брак, а он не может вспомнить. Не знает, как зовут невесту.

– Уговор был, что мы разведемся через год!

– Это невозможно. Ты сам знаешь. Эмиграционное управление. Аресты, аресты, аресты. За фиктивные браки дают пять лет. Меня вышлют. Тебе привесят новый приговор. Ты этого хочешь? Тебе мало двух лет за махинации с чеками? Ты ведь уже сидишь.

Это правда, мистер Себеж. Вы сейчас в гостях у заключенного.

Педро-Пабло с гордостью задрал штанину и показал пристегнутую к щиколотке коробочку.

– На нем проводят испытание. Последнее изобретение. Еще не совсем заключение «под окошком», но почти. Если коробочку отстегнуть, в полиции звонит звонок. И если уйти на пять миль от участка – тоже. В древности к ноге приковывали ядро. Я читала. Теперь радиопередатчик. Чтобы не платить за камеру. И за еду в тюрьме. Зарабатывай сам. Ищи работу. Но не дальше пяти миль от дома. А что если и за пятьдесят миль не найти? Не их дело.