Второй шанс-IV (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

— Неплохо, неплохо, — одобрительно покивал Гольдберг, когда мы закончили. — Я бы, пожалуй, внёс местами кое-какие коррективы, но это как-нибудь в следующий раз, мне ещё до музыкальной школы надо успеть добраться.

Проводив Семёна Романовича, я поинтересовался у своих музыкантов:

— Ну что, ребятушки, как вам наш потенциальный художественный руководитель?

— Деятельный, сразу видно, — выпятил по-верблюжьи нижнюю губу Валентин. — Как говорит мой папа, будем посмотреть.

— Твой папа умный человек, зря не скажет, — с серьёзным видом подтвердил я. — А пока у меня к вам просьба. Сочинялась одна вещица, хочу Пугачёвой её показать, давайте попробуем записать хотя бы начерно?

— Что за вещица? — оживился народ.

— Сейчас я напою под гитару, а после уже попробуем с инструменталом. И запишем, зря я, что ли, магнитофон из дома тащил.

На этот вечер у меня было запланирован поход в кино с Ингой, но так удачно получилось, что, пока ещё был дома, позвонил Любушкин.

— Ну что, Максим Борисович, с тебя причитается, — довольно пробулькал он в трубку.

— Судя по всему, Уланову удалось договориться с товарищами из МУРа? — не смог сдержать я улыбки.

— Ага, нашли тебе ветерана, 82 года, стоял у истоков московского уголовного розыска, начинал с низов, простым опером, дослужился до подполковника. Зовут Ефим Павлович Калитурин. Старенький, но в разуме, готов поделиться воспоминаниями. А там у него их, я думаю, на три книги наберётся.

— Замечательно, может, я трилогию и напишу.

Дальше мне были продиктованы адрес этого самого Калитурина и его домашний телефон с подсказкой, что он живёт с дочерью и внуком, кто-то из них, скорее всего, трубку и поднимет.

— Ещё раз моя искренняя признательность, Александр Викторович. Если книга, на что я надеюсь, увидит свет, ваши с Улановым имена будут указаны в предисловии.

Нет, не коньяк же я буду, несовершеннолетний детина, предлагать начальнику РОВД! Тем более что Любушкин, мне кажется, на том конце провода аж покраснел от удовольствия, как представил, что его фамилия будет красоваться в предисловии книги.

А не слишком ли я резв? Двое у меня уже есть, если этот Калитурин наговорит — его тоже придётся вписывать. Уже трое. А товарищей с Петровки, которые тоже содействовали? Хотя их имена пока для меня загадка, возможно, таковой и останутся. Всё-таки надеюсь, что обойдётся тремя, бог, он, как известно, Троицу любит.

Кстати, с мамой после звонка Стефановича я поговорил, с Бузовым насчёт очередной командировки тоже, так что в пятницу вечером выезжаем в Москву. Подписание договора, думаю, займёт не так много времени, и до вечера весь день свободный. Может, мне заодно и к ветерану уголовного розыска напроситься, посижу с ним несколько часов, и считай, за одну поездку сразу два дела сделано. По-хорошему, наверное, за раз он мне всё не расскажет… Ну так мне главное — записать самое важное. Например, имена руководителей МУРа, вплоть до начальника отдела, имена известных бандитов, так как мой герой, ясное дело, на мелочь размениваться не собирается. Обязательно нужно будет запротоколировать всякие имевшие место быть события и даты… В общем, всё, что будет упоминаться в моей книге, и что имело место быть на самом деле, иначе от «заклёпочников» не отобьёшься.

Если задним числом появятся вопросы, на крайний случай есть телефон, надеюсь, если уж сам Ефим Павлович глуховат, то кто-то из присутствующих в доме послужит в качестве «переводчика». Как же всё-таки хорошо, что у нас дома стоит аппарат, спасибо Михаилу Борисовичу. В эпоху отсутствия интернета для делового человека вещь практически незаменимая.

А чего я, собственно, выжидаю? Надо звонить, в Москву-то уже завтра выезжаем. С первого раза дозвониться не получилось, было занято. Перезвонил минут через десять, на этот раз удачно. Трубку, судя по голосу, поднял молодой человек. Поняв, что нужен Ефим Павлович, закричал:

— Де-е-ед! Тут тебя к телефону.

Понятно, внучок, стало быть. Порадовало, что ветеран уголовного розыска не глухой, орать в трубку не пришлось и, судя по манере вести разговор, во вполне ещё здравом уме. Не сорвал, значит, Любушкин.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

О моём возможном визите Калитурин был предупреждён, и насчёт субботы не имел ничего против. Что ж, прекрасно, подумал я, опуская трубку, теперь и в самом деле получится за одну поездку сделать сразу несколько дел.

К дому Инги я подошёл без предварительного звонка в половине седьмого вечера, а в кармане у меня лежали билеты на вечерний сеанс в «Родину», там показывали «Блеф» с Челентано. Начало сеанса в 18.45, время на часах ровно половина, Инга должна вот-вот появиться. Прошло минут пять, и я начал с нетерпением поглядывать в окно её комнаты, выходившее во двор. Там горел слабый свет, и никаких теней, как обычно бывает, когда человек перемещается по комнате. А она бы должна перемещаться, собираясь на улицу.

Минутная стрелка доползла до отметки сорок минут, по-прежнему ничего не происходило, и я решительно толкнул дверь подъезда. Взлетев на третий этаж, надавил кнопку дверного звонка. Секунд десять спустя послышались шаркающие шаги, дверь открыла Нина Андреевна. Глаза красные, явно заплаканные, и у меня от нехорошего предчувствия тревожно затрепетало сердце.

— Максим, извини, — дрожащим голосом сказала она, — Инга сейчас не может с тобой пойти. У нас… В общем, у нас дома серьёзные проблемы.

— Э-э-э… Понял… Но с Ингой всё нормально, надеюсь?

— С ней, слава богу, всё хорошо, но то, что случилось, её коснулось тоже… Извини, Максим, я больше не могу говорить. Она тебе сама позвонит… Позже.

Мне показалось или нет, что Нина Андреевна всхлипнула, закрывая дверь? Что ж такое у них произошло? Мне прям вот любопытно стало… Но и по-прежнему тревожно, всё-таки Козыревы — почти что родня, а значит, всё, что касается их, в какой-то мере касается и меня. И просто так мама моей девушки плакать не будет.

Блин, как же узнать-то… Звонить им сейчас глупо и бестактно. Завтра позвонить и попросить Ингу? Нет, лучше я утром подкараулю её у подъезда, когда она пойдёт в школу. Надеюсь, не огреет портфелем.

Я посмотрел на припаркованный во дворе «Жигуль» Михаила Борисовича. Тот казался сейчас каким-то сиротливым, захотелось даже подойти и погладить его по крыше. Тьфу ты, ну и глупости же лезут в голову!

Наутро я, как и планировал, караулил Ингу у её подъезда. Странно, что машина её отца всё ещё стоит, по идее, он уже должен был уехать на работу. В голове билась мысль, а вдруг всё настолько плохо, что она и в школу не пойдёт? Но нет, вышла, как обычно, только какая-то осунувшаяся, лицо не то серого — землистого оттенка. Увидела меня, и тут же насупилась, затрепетали ноздри, а губы сжались в тонкую нить. А сама молчит, только стоит и буравит меня взглядом.

— Э, хм… Привет!

Надо же с чего-то начинать. Чувствую себя последним кретином, такое ощущение, будто грязными пальцами лезу в чужую миску.

— Привет, — бурчит она, всё так же глядя на меня исподлобья.

— Я тут вчера к вам заходил, твоя мама сказала, что у вас в семье какие-то проблемы. Наверное, это не совсем моё дело, но я подумал, может быть, смогу чем-нибудь помочь?

— Вряд ли, — криво усмехнулась она и медленно двинулась со двора.

Я шёл рядом, не зная, что ещё и сказать. Какая-то идиотская ситуация… Вроде бы мне ясно дали понять, что я здесь не нужен, однако не могу себя пересилить и уйти, предоставив Ингу спокойно идти в школу одной.

Мы миновали «Родину», где слева от входа с колонами висела афиша фильма «Блеф», на который мы вчера не попали, и тут я не выдержал, взял её за рукав и развернул к себе лицом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Инга, ну сколько можно? Ты учишься в 10-м классе, тебе в институт поступать… да что там — в университет, а ты ведёшь себя как маленькая девочка. Ну-ка прекращай надувать губы, которые мне очень хочется поцеловать, и рассказывай, что у вас случилось?

Ну вот, в уголках глаз набухли слёзы, того и гляди разревётся, а я жуть как не люблю успокаивать плачущих женщин. Поэтому единственное, на что меня хватило, это просто прижать Ингу к себе, мы так и стояли минуты три, несмотря на удивлённые взгляды прохожих.