Люди из забытого времени - Эдгар Берроуз

— Это Ал-Тан, вождь, — сказал Чал-Аз, как бы представляя его нам. Затем он передал часть моего рассказа, и Ал-Тан задал мне множество вопросов, относящихся к земле, из которой я пришел. Воины теснее окружили нас, слушая мои ответы. И они сопровождали возгласами удивления мой рассказ о том, что было для них совершенно чуждым: о яхте, приплывшей по широкой реке, о самолете, который, подобно «дио-оос», разом перенес меня через вершины скал. Наибольшее недоверие вызвал мой рассказ об аэроплане, но тут в мою защиту вступила Эйджер.

— Я видела его своими глазами! — воскликнула она. — Я видела, как он летел в воздухе и сражался с дио-оос. На меня охотились Алу, но они увидели его и разбежались.

— Чья она? — требовательно спросил Ал-Тан, глядя загоревшимися глазами на Эйджер.

— Она моя, — ответил я, хотя не могу сказать, какая сила заставила меня так ответить. Однако я обрадовался, что ответил именно так: наградой мне было гордое и счастливое выражение лица Эйджер.

Ал-Тан несколько минут разглядывал ее, затем повернулся ко мне.

— Сможешь ли ты удержать ее? — спросил он с выражением насмешки на лице.

Я передвинул ближе руку к пистолету и ответил, что смогу. Он заметил мое движение, взглянул на рукоять пистолета, высовывающуюся из кобуры, и улыбнулся. Затем он отвернулся, поднял свой огромный лук, наложил стрелу и далеко оттянул тетиву. Воины с презрительными усмешками стояли молча, ожидая его действий. Его лук был самым длинным и самым тяжелым из всех. Могучим должен был быть человек, способный натянуть его, но Ал-Тан натянул тетиву так, что каменное острие коснулось указательного пальца на его левой руке, и проделал это с поразительной легкостью. Затем он поднял стрелу на уровень глаз, подержал ее так некоторое время и отпустил. Когда стрела закончила полет, она наполовину вышла с противоположной стороны шестидюймового дерева в пятидесяти футах от нас. Ал-Тан и его воины обернулись ко мне с выражением удовлетворения на лицах, и затем специально для Эйджер вождь некоторое время расхаживал с важным видом взад и вперед, покачивая огромными покатыми плечами, он напоминал призового борца на арене танцевального зала.

Я видел, что необходим ответ. Одним движением я схватил ружье, направил его на все еще дрожавшую стрелу и нажал курок. Услышав звук выстрела, Кро-лу отпрянули и подняли оружие, но, увидев, что я улыбаюсь, несколько успокоились, опустили оружие и вслед за мной посмотрели на дерево: стрела их вождя упала, а в ее древке зияло маленькое отверстие — след пули. Это был хороший выстрел, но моей пулей руководила необходимость, и я должен был сделать хороший выстрел, чтобы укрепить свое положение среди этих диких и воинственных каспакианцев шестой ступени. Заметно было, что выстрел произвел впечатление, но я не был уверен, что он поможет мне в ссоре с Ал-Таном. Если он вначале снисходил до того, чтобы считать меня безвредным и любопытным курьезом, то теперь, судя по выражению его лица, я предстал перед ним в новом свете, и довольно неприятном. Я сделал его смешным в глазах его воинов, так как превзошел его своим искусством. Какой властитель, дикий или цивилизованный, простил бы подобную дерзость? Заметив его сердитый взгляд, я решил, что подошла пора прервать разговор и продолжить наш путь. Но, когда я попытался сделать это, Ал-Тан жестом остановил нас, а его воины окружили нас.

— Что это значит? — спросил я, и прежде чем Ал-Тан ответил, в нашу защиту выступил Чал-Аз.

— Такова благодарность вождя Кро-лу, Ал-Тан, — спросил он, — за услугу, которую тебе оказали спасением одного из твоих воинов от врагов, спасением от танца смерти Банд-лу?

Ал-Тан немного помолчал, затем лицо его прояснилось, на нем появилось слабое выражение раздумья и он сказал:

— Мы не причиним страннику вреда. Я только хотел задержать его, чтобы он провел ночь в деревне Ал-Тана, вождя Кро-лу. Утром он сможет продолжить свой путь. А Ал-Тан не станет мешать ему.

Итак, нам предстояло посмотреть деревню Кро-лу. Я знал, что, если Ал-Тан задумал вероломство, я утром буду в его власти не больше, чем сейчас. Действительно, ночью я, может быть, найду возможность бежать с Эйджер, тогда как сейчас не было никакой надежды на бегство в таком окружении воинов. Но чтобы усыпить его подозрительность и не показать, что я не верю в его искренность, я немедленно вежливо принял его приглашение. Его удовольствие было очевидным, и в то время, пока мы шли к его деревне, он шел рядом со мной и задавал множество вопросов о стране, из которой я пришел, о ее людях и обычаях. Он казался удивленным тем, что мы можем всюду ходить днем и ночью, не боясь нападения диких зверей и свирепых ящеров; когда же я рассказал ему об армиях, которые мы содержим, его неразвитый мозг не мог осознать того факта, что их единственным назначением является убийство других людей.

— Я рад, — сказал он, — что не живу в твоей стране среди таких жестоких людей. Здесь в Каспаке человек сражается с человеком из другого племени при встрече, но их оружие в первую очередь предназначено для охоты и для защиты от зверей. Мы не создаем оружия только для убийства людей, как твой народ. Твоя страна, несомненно, — жестокая страна. И ты должен быть рад, что оказался в мирном и безопасном Каспаке.

Это был новый и непривычный взгляд на мир, но мог ли я обидеться за это на Ал-Тана после того, как рассказал ему о великой войне, бушевавшей в Европе уже два года до моего отъезда.

На пути к деревне Кро-лу мы исправно сталкивались с дичью, а трижды на нас нападали ужасные создания. Но Ал-Тан воспринимал это как должное, двигаясь вперед с поднятым копьем или посылая тяжелую стрелу в тело нападавшего зверя, а затем возвращаясь к разговору, как будто ничего не произошло. Двое его воинов были ранены, а один убит гигантским воинственным носорогом, но остальные продолжали путь как ни в чем не бывало, с убитого сняли все его оружие и одежду, а тело оставили там, где он умер, — похороны его произведут хищники. Трофеи, которые Кро-лу оставляли пожирателям падали, заставили бы английских охотников позеленеть от злости и зависти. Они обрубили все съедобные части носорога и взяли их с собой, несмотря на то, что все были уже тяжело нагружены плодами охоты, только потому, что носорога удавалось весьма редко убивать.

Они рассекли шкуру на куски так, как нужно для изготовления сандалий, щитов, ножен и других изделий, для которых необходима кожа. Я очень заинтересовался их щитами, особенно после того, как один из них использовал свой щит для защиты от саблезубого тигра. Огромный зверь напал на нас, выскочив из густого кустарника, где он лежал после еды. Он был встречен лавиной стрел, некоторые из них проткнули его насквозь, что показывает силу, с которой их выпустили. Нападение было совершено с короткого расстояния, нужны были скорее копья, чем лук и стрелы. Однако, выпустив стрелы, воины, стоявшие на пути зверя, продолжали с невероятной быстротой посылать стрелу за стрелой в огромное туловище. Ревущий от боли и ярости зверь оказался рядом с Чал-Азом, в то время как я стоял невдалеке с моим бесполезным ружьем, бесполезным из-за того, что я боялся попасть в одного из воинов, закрывавших меня от тигра. Но Чал-Аз был готов. Отбросив в сторону лук, он выставил перед собой щит, в центре которого было отверстие шести дюймов в диаметре, щит был крепко привязан к его левой руке, а правой рукой он размахивал тяжелым ножом. Утыканная копьями и стрелами огромная кошка бросилась на Чал-Аза и опрокинула его наземь. Он прикрылся щитом. Тигр рвал когтями и кусал толстую кожу носорога, которой был покрыт щит, а в это время Чал-Аз через круглое отверстие в центре щита несколько раз ударил клинком в жизненно важные органы свирепого хищника. Несомненно, схватка продолжалась бы, но тут вмешался я: в тот момент, когда зверя не заслонял никто из воинов Кро-лу, я поднял ружье и выстрелил в него.