Опасное соседство - Ялмар Тесен

Он отмечал каждую мелочь вокруг, хотя не раз уже бывал в этих водах. Дно, которого он касался своим анальным плавником с отметиной, представляло собой довольно рассыпчатую смесь глины, песка и кусочков известняка с торчащими обломками ракушек; справа, у берега, пролегала широкая полоса ила — она полого спускалась к середине реки и служила жилищем множеству креветок. Слева от Меченого берег круто уходил вверх скалистым уступом. И далеко вокруг себя, точно на экране радара, он точно определял движение других рыб, которые старались не попадаться ему на пути, молнией пролетая над ним и мгновенно исчезая из его поля зрения. В отличие от отмелей открытого моря и особенно от глубоководных частей рифов, здесь было тихо и покойно, и Меченый отдыхал, неторопливо двигаясь по сужавшейся протоке, где вода становилась все менее соленой; он не боялся ничего и никого, ибо — по крайней мере, в ту ночь — явно был самым крупным из здешних обитателей. Он все еще рос, однако теперь уже значительно медленнее. Сейчас он был длиннее высокого взрослого мужчины и весил более семидесяти килограммов; он внимательно всматривался в темную ночную речную воду огромными глазами, ритмично открывал и закрывал пасть, достаточно большую, чтобы проглотить среднего размера собаку, и в целом вызывал у жителей этих тихих вод ужас и восторг.

Когда солнечные лучи вновь пронизали речную воду до самого дна, Меченый был уже в двадцати километрах от моря, в какой-то незнакомой заводи, где вода была лишь слегка солоноватой, однако все же испытывала воздействие далеких приливов и отливов, так что в этой заводи водилось множество рыбы, на которую Меченый привык охотиться: кефаль, бычки и даже пятнистые пристипомы, но больше всего Меченому нравилась эстуарная сельдь-круглобрюшка, ради которой, собственно, он и заплыл так далеко. Эти маленькие, в палец длиной, рыбки в феврале плавали громадными стаями; век у них был короткий, однако размножались они быстро; серебристые, с чуть желтоватым отливом, со сверкающими как зеркала полосками на боках, они разлетались во все стороны, точно капли ртути, когда Меченый бросался на них, втягивая добычу разинутой пастью.

Весь день он обследовал заросли тростника на мелководье у пологого берега, а также илистую отмель, как бы разделившую русло реки надвое, охотясь за пресноводными крабами.

Крабы были величиной примерно с мужскую ладонь, и Меченый всасывал их, а потом сокрушал челюстями одного за другим, словно решив для удовольствия переменить диету; он даже заглянул за небольшой валун, чтобы достать оттуда особенно крупного краба. У самого берега пили воду коровы, и Меченый заметил их широкие черные носы и облачко ила, поднятое их копытами, и ощутил легкие покалывания электрических разрядов, однако же силуэты этих существ, постоянно менявшие свои очертания и находившиеся где-то за пределами его мира, ближе к солнцу, были для него незнакомы и ничего не значили, как и силуэты людей. Людей, собственно, он и вообще не принимал во внимание, а их следы — дамбы, пристани, лодки и даже отвратительные насосы — воспринимал всего лишь как речной мусор, мешавший ему искать пищу. Впрочем, однажды взаимодействие с людьми, при всем его пренебрежении к ним, открыло тем не менее новый для него способ поймать добычу. Меченый как раз устроился отдохнуть на дне в тени мимузопса, когда двое мальчишек четырнадцати и двенадцати лет неторопливо спустились к реке вдоль небольшого ручейка, впадавшего в реку неподалеку от того места, где он лежал. Старший из мальчишек нес старое одноствольное ружье и две запасные гильзы в кармане. Больше им на день патронов не полагалось.

Отец, когда они уходили с фермы, поднял вверх палец и, чуть улыбаясь, сказал:

— И запомните: никаких куропаток. Только цесарки и голуби. — Потом, к радости ребятишек, прибавил чуть тише, словно заговорщик: — Все равно ведь не сезон, хотя птенцы уже летают, сами понимаете. А добыть парочку цесарок всегда очень неплохо. (У его жены имелся отличный рецепт приготовления цесарок, которых она тушила в чугунном котелке на медленном огне, залив густым коричневым соусом и добавив мелко нарезанный бекон, до тех пор, пока мясо не начинало отставать от костей. Это блюдо было у отца самым любимым.)

Следом за мальчиками тащился старый пойнтер, который лишь у реки начал проявлять какой-то интерес к жизни, заслышав впереди квохтанье и трескотню цесарок. Сперва над высокой травой показалась одна хохлатая голова, затем вторая, и собака пошла по следу, запетляла, а мальчики пустились рысью. Птицы, которым явно лень было взлетать, шли от реки вверх, к дереву, где устроили свои гнезда, так что мальчикам и собаке пришлось повернуть обратно, в густые заросли кустарника. Встревоженные цесарки звонко покрикивали от волнения, как колокольчики, хитря и надеясь, что, сделав петлю и добравшись до берега реки, взлетят и перемахнут на другой берег, а когда опасность минует, вернутся назад. Небольшое стадо косульих антилоп взметнулось над травой — вожак с черными, длинными и прямыми как палки рожками и такой же длины ушами вел за собой шесть самок, и, несмотря на охотничий азарт, мальчики остановились, чтобы полюбоваться, как серые, высоко подскакивающие изящные животные летят над склоном холма, помахивая пушистыми белыми хвостиками.

Когда ребята снова догнали пойнтера, тот уже застыл в охотничьей стойке у самой кромки воды, и дальше пришлось продвигаться крадучись. Как только с шумом взлетела первая цесарка, старший из братьев вскинул ружье, оттянул спусковой крючок, прицелившись так, как учил его отец, однако тут же потерял равновесие, потому что у самых его ног взлетела еще одна цесарка, потом еще и еще. Птицы, изо всех сил махая крыльями, набирали скорость и, вытянувшись дугой, полетели над водой. Однако последняя из двух десятков птиц вдруг застыла в воздухе, роняя перья, потом головка ее поникла, крылья опустились, и она, описав изящную кривую, с плеском упала в воду. Мальчики взвыли от восторга и рысью бросились к воде, пойнтер — за ними. Цесарка плавала метрах в десяти от берега — серый, в белых пятнышках комок перьев, — совсем рядом с наклонившимся над водой мимузопсом, и мальчишки поспешно, разрывая шнурки, скинули башмаки и шорты цвета хаки и полезли в воду, заходя все глубже. Они уже почти достали цесарку, когда вдруг произошло нечто ужасное, чему их отец потом так и отказался поверить, хотя происшедшее мучило мальчиков довольно долго, еще несколько месяцев, и они все пытались понять, что же все-таки случилось на самом деле. Убитая птица вдруг точно попала в воронку, созданную неведомой силой в совершенно спокойной воде, а потом исчезла в пасти какого-то чудовища, которое они увидели лишь мельком, однако тут же замерли на месте от ужаса с открытыми от удивления ртами, и радостный смех их затих. Они развернулись, стремглав бросились из воды и долго стояли, не говоря ни слова и позабыв одеться; точно зачарованные они глядели туда, где только что плавала подстреленная цесарка.