Без тебя я не я - Маша Брежнева

связь между нами потеряна. Разве я могу до сих пор ощущать ее на каком-то подсознательном уровне?

Но в словах Эрики хоть и не было каких-то особенных убеждений, я вдруг понял, что Жеке надо правда написать или позвонить. В сети ее нет, значит, нужен второй вариант.

Как же долго длится этот чертов звонок… Или я просто устал стоять посреди ночи на балконе, или Женя издевается, не понимаю. Но почему она не может просто ответить, как и все остальные? А вдруг она со своим мужчиной рядом, как тогда выглядит со стороны мой звонок в ночи?

Наконец, гудки сменяются отсчетом времени разговора на экране моего смартфона. Срочно подношу его к уху, но голоса Жени пока не слышу.

— Жек?

Тяжелый вздох в трубке.

— Да.

— Все нормально?

— Да.

Не понял. Что у нее с голосом? Только проснулась или…

— Ты как себя чувствуешь?

— Что за вопросы?

Теперь явно ощущаю, что с ее голосом что-то не так.

— Жень? Что с тобой?

— Я была в больнице, Ян, — она тянет слова, словно ей тяжело говорить. — Очень устала.

— В больнице? Ты заболела?

— Операция.

Операция? Какая нафиг операция?

— Ты со своим режиссером? Он помогает тебе?

— Нннннет. Ян, я устала, правда. Очень плохо и нет сил разговаривать.

И я понимаю это даже без пояснений. От того, как она мне отвечает, все внутри сжимается. И почему этот долбанутый мужик сейчас не с ней? Совсем отбитый? Не знаю, что там за операция, но ей плохо! Ей, мать его, плохо! И она совсем одна в чужом городе.

— Номер квартиры, — спрашиваю, пока она не положила трубку.

— Отстань, Ян.

— Скажи мне номер квартиры!

— Сто семнадцать.

— Сейчас приеду, — чтобы не выслушивать претензии, отключаюсь, закрываю окно и выхожу с балкона.

Вернувшись в комнату, стараюсь потихоньку собираться, не мешая Кире спать. Натягиваю брюки и свитер, убираю телефон в карман и палюсь на поиске носков, скрипнув дверью шкафа.

— Ян? Ты что, одеваешься?

— Да. Ты спи, я уже ухожу.

— Куда ты уходишь? Первый час ночи.

— Надо помочь.

— Кому?

Резонный вопрос. Она ведь понимает, что вся моя семья в родном городе, а она сама и так уже рядом. Сложно представить, к кому я готов сорваться ночью, но…

— Кир, просто нужна моя помощь.

— Ей? — она безошибочно угадывает, и это короткое «ей» как будто бьет меня пощечиной.

— Прости. Но Жене реально нужна помощь. Ей сделали операцию, она одна в квартире, ей очень плохо и…

— Если действительно надо, поезжай, чего уж, — не желает выслушивать мои оправдания и отпускает. Наверное, ей тяжело это сделать — ночью отпустить меня к другой, но я не могу сейчас остаться в стороне. У меня просто нет другого выхода.

— Не обижайся только, — я быстро обхожу кровать и присаживаюсь на краешек, наклоняясь к лицу Киры. — Я бы не уехал, не будь это так важно. Спасибо, что понимаешь все, — наклоняюсь еще ниже и целую в лоб, но Кира быстро разворачивается спиной ко мне и пальцами сжимает подушку.

— Езжай, Ян, я буду спать.

Молча встаю и выхожу из комнаты. Знаю, что делаю все верно и не могу поступить иначе, но совершенно точно ощущаю свою вину перед Кирой. Просто не могу сейчас думать об этом.

По памяти гоню к дому Жени, не сильно обольщаясь красотой ночной Москвы. Мне не до этого. От мысли, что Жене плохо, я становлюсь только злее, что заставляет сильнее вжимать педаль в пол. И все равно это Москва, а не провинция, а добраться в другой район быстро не получается, хотя очень хочется. У Жени во дворе едва нахожу место, куда можно притиснуться, и почти сжимаю зубы, чтобы не бросить машину прямо так, без нормальной парковки. Закончив, хлопаю дверью и яростно нажимаю на ключ, несусь к подъезду и вдруг вижу, что перепутал. Следующий подъезд. Сплюнув и ругнувшись, перебегаю и нажимаю на домофоне один-один-семь.

— Ну же! Жека! — сам с собой разговариваю, обращаясь при этом к ней. — Ну где ты там!

Очень долго, почти вечность я жду, чтобы она просто открыла мне эту дурацкую дверь, а потом лечу по лестнице, не задумываясь, какой этаж. Едва не пробегаю нужный, но торможу, хватаясь за перила. Дверь 117. Мне сюда.

Сразу надавливаю на звонок и только потом соображаю, что можно и ручку дернуть. А дверь-то открыта. Видимо, Женя открыла сразу, когда подходила к домофону.

— Жек! — я прохожу в квартиру и оглядываюсь по сторонам. Свет из ванной узкой полоской падает на пол прихожей, и я, врубив освещение в прихожей, порываюсь в нужную сторону, но Женя выходит ко мне сама. Судя по всему, она умывалась, но это мало ей помогло. Поникший взгляд, темные круги под глазами, опущенные плечи и абсолютный бардак на голове.

А еще она держится рукой за стену.

— Женя… — голос изменяет мне, и я почти проглатываю ее имя вместо того, чтобы громко его произнести.

— Я жива. Нормально все, справлюсь. Ты же это хотел узнать?

Глава 13

— Ничего не нормально! Ты едва на ногах стоишь! — прошлепав нагло ботинками по ковру, обнимаю ее, позволяя ей облокотиться на меня, и сразу чувствую, что тело ее подводит. Ей действительно тяжело держаться, и она зачем-то храбрилась ради меня. — Сейчас, Жек.

Подхватив ее под коленями, поднимаю на руки и переношу в комнату, тут и невозможно запутаться в планировке однушки. Осторожно опускаю Женю на расстеленный диван, но хотя я обращаюсь с ней максимально нежно, слышу легкие протестные стоны.

— Женя… Что с тобой?

Схватив края одеяла, она прикрывает им живот и стискивает зубы.

— Я сделала аборт.

От этой новости меня едва не разрывает пополам внутри, и та самая тревога, что пульсировала по венам весь вечер, вдруг получает свое объяснение.

— Что?

— Аборт, Ян.

— От него? Он что, не захотел ребенка?

— Не захотел. Обвинил в том, что виновата я одна и пообещал выгнать из театра. А заодно рассказал, какое я дерьмо на сцене.

— Тварь.

— Это уже не имеет значения. Все уже сделано.

— Женька…

Не могу представить, какую боль она сейчас чувствует, но мне тоже больно. Нет, не физически, но внутри меня — боль. Вместе с ней. За нее. Так было раньше, например, когда после первой зимней сессии она слегла с бронхитом и не разрешала приезжать к ней в Москву. Я оставался дома и сходил с ума, как Эрика говорила, «разве что головой о стены не бился».

Наспех разувшись и скинув куртку,