Партизанская хроника - Станислав Ваупшасов

Константин Сермяжко жадно смотрел на оставшуюся литературу.

— Дайте еще, — не вытерпев, попросил он, — нам она дороже хлеба.

— И так много набрали, не донесете, — возразил комиссар.

— Я скорее соглашусь оставить часть патронов, а литературу возьму… У вас есть рация, вы каждый день слушаете Москву, а мы всегда с нетерпением ожидаем новостей с Большой земли… Не жалейте… Патроны мы у немцев отнимем, а этого-то нигде не достанешь, — взволнованно говорил Сермяжко.

— Хорошо сказано! — улыбнулся Морозкин и добавил пачку литературы.

Кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся и увидел озабоченное лицо Воронянского. Он отозвал меня в сторону.

— Украинцы, перешедшие к нам, нервничают. Цыганков прислал их представителя, — сказал он. — Они чувствуют себя обиженными, видя наше недоверие. Просят Цыганкова дать возможность увидеть партизан, поговорить с ними. Цыганков ручается, что ребята они хорошие, смелые…

Воронянский посмотрел на часы и предложил:

— В занятиях с делегатами сейчас перерыв. Давайте сходим пока к украинцам.

— Пойдем, — согласился я.

На пути нас перехватил молодой коренастый парень в белом фартуке и таком же чепчике.

Это повар Володя; раньше он ходил на боевые задания, показал себя смелым и смышленым партизаном, но однажды обмолвился, что пищу приготовляют у нас невкусно, что он мог бы приготовить лучше. Партизаны уговорили его показать свое искусство. Володя Стасин приготовил вкусный обед. Воронянский попробовал и решил:

— С сегодняшнего дня придется тебе вооружиться черпаком.

— Что вы?! — изумился и вознегодовал Стасин. — Я только показал, как нужно готовить. Черпаком пусть тот вооружается, кому винтовка не по плечу…

— Нет, нет… Будешь поваром, — ответил Воронянский. Партизаны единодушно поддержали решение командира.

Так и пришлось Володе стать поваром. Он согласился с условием, чтобы его время от времени отпускали на задания.

Володя вытянулся и приложил руку к головному убору.

— Что скажешь? — остановился Воронянский.

— Товарищ командир! Среди других продуктов Москва рис прислала. Разрешите угостить всех делегатов настоящим пловом, какого в здешних краях не умеют готовить.

Воронянский, смеясь, разрешил.

Через час мы были возле лагеря Цыганкова. Оставив автоматчиков, подошли к украинцам.

Они окружили нас. Это были молодые, крепкие ребята. Цыганков навел порядок.

— Товарищи, не толпитесь, садитесь в ряд.

Они уселись. Один из них встал, поправил гимнастерку.

— Я не знаю, кто вы, и не знаю… — он помедлил, словно подыскивая слова, — не знаю, имеем ли право назвать вас товарищами, но разрешите мне обратиться к вам просто как к советским людям… Мы понимаем свою вину перед Родиной. Но не из-за любви к фашистам мы оказались в их форме… Все мы были в гитлеровском плену, пухли от голода, мерли как мухи. И вот нас, украинцев, начали вербовать в добровольческие части… Кто отказывался — убивали сейчас же. Мы согласились записаться и стали ждать удобного случая, когда сумеем повернуть оружие гитлеровцев против них самих. Вы дали нам эту возможность, и мы горячо вас благодарим. Мы все ваши боевые задания выполняем честно. Но нас мучит ваше недоверие к нам… — Голос его дрогнул, он на секунду замолчал, преодолевая волнение. — Верьте нам, мы искупим свою вину перед Родиной. Оккупанты нас за собак считали… Но вы… вы не считайте нас продажными псами.

В рядах украинцев послышался одобрительный гул. Я шепотом спросил Цыганкова:

— Кто это выступал?

— Их командир.

Когда шум утих, поднялся другой его товарищ, снял пояс и вместе с гимнастеркой поднял нижнюю рубашку, повернувшись к нам спиной.

— Вот что сделали со мной гитлеровцы, — он показал сизовато-красные рубцы не заживших еще ран.

Воронянский, повернувшись к их командиру, спросил:

— Чего вы хотите?

— Мы хотим, чтобы нас приняли в ряды партизан, — взволнованно ответил тот. — Чтобы мы стали, как все. Мы оправдаем…

Воронянский, Цыганков и я отошли посоветоваться.

— Красноречивый у них командир, ничего не скажешь, — подмигнул я Цыганкову.

— Он не только говорить умеет… Позавчера, выхватив у пулеметчика пулемет, расстрелял в упор полную машину гитлеровцев, — ответил Цыганков.

— А об остальных как думаешь? Ведь ты с ними смеете уже около пуда соли съел? — спросил Воронянский.

— Хорошие ребята, в бой идут смело! — горячо воскликнул Цыганков.

— А может, просто желаешь от них скорее избавиться?

— Нет! Нет! — затряс головой Цыганков. — Я говорю, как мне совесть подсказывает.

— Попробуем принять, — шепнул я Воронянскому.

В знак согласия тот кивнул головой и снова подошел к украинцам.

— Товарищи! Вы знаете, что мы находимся в тылу противника. Враг лют и коварен, вы сами достаточно испытали это на себе. Не обижайтесь за то, что мы осторожничали. Мы решили принять вас в партизанский отряд, чтобы вместе громить врага до полного его уничтожения.

Радостное оживление охватило украинцев, кто-то крикнул «ура!». Всего минут пять понадобилось им, чтобы собрать продукты, снять часовых и построиться.

— За мной, шагом марш! — скомандовал Воронянский. Вскоре сквозь деревья показались палатки нашего лагеря. Украинцы с большим интересом рассматривали хорошо вооруженных партизан.

— Да… это сила! — пробормотал шедший рядом со мной командир украинцев и уверенно добавил: — С вами не пропадем!

Цыганков привел их к рации. Сидя на траве, они слушали Москву.

К Воронянскому подошел Володя и что-то прошептал на ухо. Воронянский встал и обратился ко всем:

— Товарищи, обед готов, пойдемте подкрепимся.

Наш отряд стоял рядом с отрядом Воронянского, и мы пользовались одной кухней. Под большими котлами весело трещали сухие дрова, по всему лагерю разносился вкусный запах. Около котлов суетился старший повар Володя Стасин со своими помощниками.

— Ну, показывай, что приготовил, — обратился к Володе Воронянский и, сняв пробу, сказал: — Эх, перцу нет.

— Все, кажется, прислала Москва, а про перец забыла, — развел руками повар и тут же нашелся: — Отпустите поскорее на задание — у немцев отниму.

К кухне потянулись партизаны и делегаты, только украинцы стояли в стороне.

— А что вы, друзья, ждете? — шагнул к ним Тимчук. — Подавальщиц у нас нет, нужно самим себя обслуживать.

И украинцы, осмелев, подошли к котлу. Последним брал плов их командир.

Партизаны сидели прямо на траве и, разделываясь с пловом, весело переговаривались.

— Володя, не забудь про людей, которые в наряде! — крикнул Тимчук, с удовольствием глядя на обедающих.

— Не забыл… Плова много. У кого хороший аппетит, могу добавить, — весело ответил повар. — Так, значит, разрешаете мне к немцам, за перцем?..

6

Был солнечный теплый день 15 июля 1942 года. На взмыленной лошади прискакал верховой. Это Владимир Романов, начальник разведки отряда «Мститель». По хмурому лицу Владимира я сразу понял: случилось что-то недоброе. Подойдя к нам, он тихо доложил:

— В поселок Валентиново прибыло двадцать пять автомашин с карателями. Оставив машины, фашисты направились к нашей приемочной площадке.

— Сколько их? — спросил я Романова.

— Около тысячи.

Воронянский и Тимчук, не закончив есть, выскочили из-за стола. Заметно посуровели их лица. Положение было серьезное. Впереди лес, за которым расположился немецкий гарнизон, сзади река Илия. Отходить некуда.

— Что будем делать? — обратились ко мне партизаны.

— Организуем активную оборону, — ответил я.

Всем было ясно, что отойти без боя не удастся. Начальники штабов Луньков и Серегин получили приказание: поднять по тревоге отряды, предупредить «соседа» — отряд Сергея Долганова. На опушку леса послали дополнительных наблюдателей. Отдали приказ первыми огня не открывать, стараться как можно дольше не обнаруживать себя.

Когда прибыли Долганов и Ясинович со своим отрядом, подсчитали силы. В отряде «Борьба» — 70, в «Мстителе» — 80, в нашем вместе с делегатами — 90 человек и 38 украинцев. Всего 278 человек.

— Маловато, — сказал Воронянский, — но не в арифметике дело.

Прибежавшие из секрета партизаны доложили, что лес окружен. Эсэсовцы шли от деревни двумя колоннами, охватывая полукольцом площадку, на которую мы принимали самолеты. Теперь дорога каждая минута. Нужно было как можно скорее занять линию обороны. Если бы только знать: известно ли немцам наше местонахождение? Юдин и его подручный могли сообщить об этом гитлеровцам только приблизительно. Но мы принимали самолеты — немцы могли «засечь» место выброски груза и по этим данным определить, где мы находимся. Однако противник не может знать, какими силами мы располагаем.