Мертвая невеста - Маша Стрельцова

— Послушайте, — удивилась я. — Если вы так боитесь за свою жизнь — чего ж не поселите тут этих «мальчиков», а? И вам спокойнее, и врагам сложнее.

— Разговорчивая ты больно, — сурово отрезал мужик и пошел к Лариске.

Я подняла стул, приготовившись треснуть его, но он дошел до нее и замер. Я посмотрела, как они глядят друг другу в глаза, и тихонько сказала:

— Вели, чтобы собаку привязал, а то потом не уйти.

Не оборачиваясь, она кивнула. Мужчина тут же ушел, вернулся с цепью, и приковал питбуля к батарее.

— А теперь — в спальню, Ларисонька, — порочно усмехнулась я.

Через полчаса мы покидали этот дом, и каждая несла с собой набитую сумку. Наверху в спальне остался зловонный гнилой труп, в венах которого не осталось ни капли крови, а мать с дочкой, не подозревая об этом, усердно вскапывали газон. До утра им занятие будет.

А потом мы купались в серебристой от лунного света озерной траве, на мне был закрытый черный купальник, и Антон качал меня на руках.

— Ты похожа на русалку, — шептал он, заворожено следя за тем, как в воде волосы распустились шлейфом и тянутся за мной.

А я улыбалась и чудился мне запах ромашек…

Глава седьмая

«Если вам стали чудиться зеленые

чертики и прекрасные покойницы

— значит, надо сделать перерыв»

«…или вызвать специалиста»

Сидя у кладбищенской ограды, я терпеливо пыталась войти в сон бомжа. Сделать его — это уже становилось вопросом чести.

Я тыкалась в него своим взглядом со всех сторон, пытаясь уловить знакомое мельтешение картинок, но — пусто. Везде я натыкалась на глухую стену.

— Дяденька? — наконец решительно позвала я. — Дяденька!!!

Я выкрикнула это раз двадцать, пока он наконец поднял кудлатую голову и рявкнул:

— Ну, чего разоралась?

Я облегченно перевела дух и принялась залазить в его голову — вот сейчас я его подчиню, и выйдет он у меня как миленький за оградку, а уж я не растеряюсь!

— Чего надо-то было? — не выдержал бомж моего молчания.

Я растерянно моргала — в его голову залезть тоже не получалось.

— Дядя, ты кто? — наконец спросила я.

— Ванька, — откликнулся он.

— А по жизни кто? — допытывалась я, ибо мелькнула у меня шальная мысль — может, это сильнейший маг скрывается под его личиной? Другого объяснения такой защите я не видела.

— Ну, — почесал он голову, — раньше токарем на заводе робил, теперича у церквы побираюсь.

— Так выходи за оградку, подам тебе Христа ради! — обрадовалась я.

— Да я уж на беленькую да закусь насобирал, — заотнекивался он.

— Я тебе много дам, — закричала я.

— Приходите завтра, — утомленно велел он с видом важного чиновника, уронил голову на лавочку и захрапел.

«Вот гаденыш!», — злобно подумала я, плюнула и пошла искать Лариску.

Та сидела под развесистой березой и задумчиво поглаживала моток бельевой веревки.

— И правда, удобную ты березку выбрала, — похвалила я ее. — Ветки низко…

— А ко мне сегодня опять папа приходил, — тихо перебила она меня.

— И что? — в недоумении воззрилась я на нее. — Ко мне вон мать с Олеськой как на работу каждый день ходят да ревут, аж приятно.

— Я папочку просто любила очень, — вздохнула она. — Я на мать вообще не похожа — вся в отца. Скучаю я без него, Алёнка.

— Э, ты не вздумай в гости к нему ходить, — тревожно сказала я. — А то и его до психушки доведешь!

— Да нет конечно, — как-то по взрослому взглянула она на меня. — Просто очень обидно — я живу, папочка может со мной поговорить, и я могу ночами снова приходить и жить в своей комнате — но если он узнает об этом, его хватит удар. Обидно.

— Вот такая у нас жизнь, милая, — сев рядом с ней, я обняла ее за плечи. — Я тоже свою семью люблю, но что теперь? Границу между жизнью и смертью нам не перейти. Нет больше у тебя папочки, а у меня — Олеськи с мамой.

Она покрепче прижалась ко мне и тихо сказала:

— И остались ты да я да мы с тобой…

— Точно, — медленно кивнула я. — По сути, у меня есть только ты.

— А у меня — ты, — эхом отозвалась она.

Мы посмотрели друг на друга и стыдливо подумали об Антоне.

— Давай не будем больше из-за него ругаться, а? — вздохнула я. — Ведь согласись, все наши надежды — это самообман. Не станет он, живой, целовать труп и восторгаться этим.

— Я думала об этом, — помолчав, печально кивнула она. — Но знаешь — он так хорошо к нам относится, что надежда все же в сердце есть. Может быть, он некрофил и ему за счастье переспать с нами?

— Он тебя хоть раз поцеловал? — резко спросила я.

— Нет, — испуганно отозвалась она.

— Вот и меня — нет. Так что давай спокойно учиться у него, а после ритуала…, — я замолчала и красноречиво поглядела на березу.

— Укокошим, — согласно кивнула она.

— По четвергам, пятницам, и субботам он будет мой! — ухмыльнулась я.

— По понедельникам, вторникам и средам — мой! — подхватила она.

— А по воскресеньям мы его лупим за измену! — гаркнули мы и захохотали, совершенно довольные друг другом.

— Что-то давно его нет, — погрустнела после этого Лариска.

— Пятый день, — мрачно кивнула я.

После того ночного купания мы каждую ночь вставали из могил разодетые в пух и прах, с прическами и макияжем, а его так и не было. Он просто писал записки и небрежно совал их нам в могилы. На листках каллиграфическим почерком было выведено, что он очень занят, но про нас помнит, посему — отдает нам такого-то человека по такому-то адресу. И мы были ему благодарны за это проявление заботы, что не оставляет он нас без пищи.

— У тебя уж какой день?

— Двадцать седьмой, — тяжко вздохнула я.

— Значит, у меня двадцать четвертый, — печально протянула она, и у нас у обоих отчего-то резко испортилось настроение.

— Тринадцать дней осталось, — зачем-то сообщила я.

— И у меня — шестнадцать.

— Везет, — я с завистью посмотрела на нее.

— Эй, ты чего? — вдруг ткнула она меня в бок. — Антон же пообещал ритуал! На твой сорок первый закатим такую пирушку, что ого-го!

— Ну а вдруг что-то сорвется?

— Я Антону верю! — твердо ответила она.

— Да я тоже, но все равно страшно, жизнь-то моя на кону!

Мы помолчали, и внезапно Лариска сказала:

— Знаешь, а у Антона в кармане джинс лежала фотография того самого мужика, которого мы разложили в коттедже.

Я в недоумении уставилась на нее:

— Ерунду ты говоришь!

— Да я тоже удивилась, — пожала она плечами. — Но мужик был тот, это несомненно.