Никола Тесла. Портрет среди масок - Владимир Пиштало

— Я такого… Никогда…

После этого веселого вечера пришло время им с Сигети возвращаться в Париж. Бозен, обещавший заботиться о совершенствовании сердечных склонностей Теслы, рекомендовал ему своих портных, одного в Страсбурге, другого в Париже. Вернувшись в Париж, молодой инженер уселся в своем кабинете, поправил галстук и написал письмо в Лику неграмотной матери. Потом он вошел в кабинет месье Ро и весело спросил:

— Работа выполнена. Как насчет моей премии?

И тут Тесла познакомился с французской учтивостью, что была почище немецкой педантичности. Он обнаружил, что с месье Ро произошла полная и загадочная метаморфоза. Ро был сдержан, цедил слова, объясняя Тесле, что это не его обязанность и что тому следует поговорить с месье Леблом. Месье Лебл объяснил, что это не входит в его обязанности и вопрос следует решать с месье Стоном. Усатый месье Стон замкнул круг, отправив его к месье Ро. Они были тремя мифологическими обезьянками: «Ничего не вижу. Ничего не слышу. Ничего не скажу».

— Если бы только Эдисон знал, какие скряги работают в его конторе! — пожаловался Тесла Бэтчелору.

— А почему бы тебе не перевестись в Нью-Йорк? — предложил Бэтчелор.

— Да? — с усмешкой спросил Тесла.

— Да! — кивнул Бэтчелор.

32. Перевод

Я забыл начало, отплытие, плавание и возвращение.

Над Теслой угрожающе нависло оскаленное лицо. Он отбросил его кулаком. Болезненный удар палкой парализовал плечо. Тесла развернулся, нанеся удар ногой в сторону, и снес моряка. Рукой, длиннее дубинки, хватил второго матроса в нос. Кто-то толкнул его. Тесла ударился затылком о перегородку. Люди вокруг него превратились в мятущиеся пятна света и тени.

— Отставить! — крикнул капитан.

Он вытащил пистолет и — бабах!

Драчуны на палубе замерли в вакууме, образовавшемся после выстрела.

Капитан крикнул:

— Кто начал?

— Меня один в толпе прижал, а второй принялся обшаривать карманы, — объяснял Тесла. — Все вытащили. И билет, и деньги.

— А как же ты прошел на пароход?

— Место было зарезервировано на мое имя. Его никто не занял. Вот меня и пустили.

Два огромных земляка сочувственно слушали его. Они представились ему по фамилии:

— Бачич.

— Цвркотич.

Потом обнялись и добавили:

— Двое воевод из Лики.

Третий, худощавый шестнадцатилетний парень, протянул изобретателю руку и прошептал:

— Стеван Простран.

Закричал пароходный гудок. Порт удалился, превратившись в голубой макет. Пассажиров окутал водяной пар. Они бросали чайкам кусочки фруктов.

— Ты откуда? — спросил Тесла Стевана, утирая лицо.

— Из Растичева.

Выражение лица Теслы не изменилось.

— Под Великой Полиной, — уточнил парень.

— Не знаю, — сказал Тесла. — А вот мой отец точно знал бы.

Он спросил земляков, что они намерены делать в Америке.

— Что и другие, — ответили Бачич и Цвркотич.

И только Стеван был погружен в печальные раздумья. Он рассказал об одном их земляке, который высадился в нью-йоркском порту. Как высадился, так и загрустил.

— Где присел, там и остался, — с удивлением рассказывал юноша. — Какое-то время наши ему пытались помочь, а потом отправились по своим делам. А тот, что на пристани сидел, там и помер. Может, и я так… — меланхолично закончил Простран.

— Ну что ты, Стеван! — обняли его друзья.

Стеван недоверчиво покачал головой.

В уши ему нашептывали страх и надежда. Кому поверить? С одной стороны, мрачные рудники и ревущие мартены угрожали поглотить его жизнь. С другой стороны, сияла золотая возможность разбогатеть. Некоторое время спустя светлоглазый тощий паренек приободрился и принялся рассказывать Бачичу, Цвркотичу и Тесле о своих великих планах. В Америке он останется на пять-семь лет. Потом купит землю в Лике.

— Землю пусть обрабатывают братья, — на лице Пространа расцвела детская улыбка, — а я открою трактир.

— И как назовешь?

— «У американца»! Весь день буду сидеть перед своим трактиром и читать газеты. — Простран перелистал воображаемую газету. — Народ будет проходить мимо и здороваться: «День добрый, хозяин Стеван!» Кому-то я отвечу, а кому-то — нет.

— А вы зачем отправились в Америку? — спросил Тесла Бачича и Цвркотича.

— У нас на все село один гребешок, — глухо рассмеялся Цвркотич.

В рассказах крестьян слово «нет» появлялось в самых различных комбинациях. Нет детей. Стариков нет. На налог денег нет.

— А ты чего уехал? — спросили они.

Целый день Тесла привыкал к своей каюте. Всю ночь он вслушивался в работу корабельных машин.

Когда пароход со зловещим именем «Сатурния» вышел в открытое море, пассажиров на палубе охватило возбуждение. Старушка-француженка молилась за души утопленников. Матери сушили белье на леерах. Пароход начало качать. Чей-то ребенок зашелся в безутешном плаче, и капитан предложил в качестве самого быстрого решения проблемы выкинуть его за борт.

Утро началось с атаки облаков. В грохоте волн тонул шум дождя. В тот день Тесла не появлялся на палубе. Он беседовал в салоне с капитаном по имени Клод Руа. Руа пригласил молодого инженера на обед. Он пил так, как обычно пьют усталые люди, и расспрашивал о возможности применения телефона на пароходах. За ужином шотландский инженер убеждал их в том, что в прежние времена путешествовать на парусниках было куда интереснее. Брюзгливая супруга банкира из Лиона шепотом инструктировала некрасивую, похожую на страуса, дочку. С ними ужинал чешский скрипач, надеявшийся устроиться в нью-йоркской опере. Чех стал развивать тему, нисколько не интересовавшую Теслу, — спиритизм.

— На границе нашего и того света существует водопад, — объяснял чех девушке, похожей на страуса.

За завтраком он вновь разглагольствовал о фотографиях привидений и сновидений, об оттисках ладоней на воске.

— А вы слышали о песнях привидений, которые собрал месье Жобер, председатель суда в Каркассоне?

— Нет! — отрезал Тесла и вышел.

Он решил сторониться представителей «образованного класса» и больше проводить времени с «опасным классом», а конкретно — со Стеваном Пространом и другими земляками из Лики.

— Я первый раз увидел море и сразу узнал его, — доверился ему Простран, стоя на продуваемой ветрами палубе.

На пароходе Тесла мерз, потому что не взял с собой теплой одежды. Но зато прихватил томик стихов и эскиз своего летательного аппарата. В трюме было много французов из Эльзаса. Две светлоглазые женщины смотрели вдаль. Они плыли к незнакомым женихам. Бачич, едва их завидев, начал крутить ус. Простран смотрел на все испуганными глазами, то воодушевляясь американским будущим, то пугаясь его. Пассажиры молились богам вчерашнего дня, надеясь на их помощь в Америке. Группа басков несла дежурство у своих пожитков. Были здесь какие-то итальянцы из Ниццы и даже несколько семей польских евреев. «Путники, что бросают свои жизни как кости» — примерно так называл Полифем Одиссея и его друзей.

На третий день дождь прекратился, но зато ветер просто взбесился. Корабль вздымался на волну и падал с нее. Многих пассажиров тошнило. Запах в трюме стоял убийственный. Матросы гоняли крестьян на палубу, где ветер резал уши. Но все же кто-то вытащил гармонику величиной с ладонь. Ему аккомпанировали на расческе. Тесла думал, что музыканты начнут с печальной песни, повествующей о том, что все потеряно раз и навсегда. А они заиграли веселую. Пятки танцоров застучали по доскам. Некоторые женщины закрякали по-утиному. Пассажиры танцевали на ветру. Бачич и Цвркотич не танцевали, но лихо крутили усы рядом с эльзасскими девушками, плывущими к незнакомым женихам. Те опускали глаза. Матросы скалили зубы и крутились рядом с женщинами. Одичавшие матросы женихались с каждой Пенелопой в платочке. Один из них ухватил эльзасскую невесту за талию. Бачич оттолкнул его. С диким хохотом подбежали еще несколько матросов. Непередаваемое удовольствие — молотить беззащитную бедноту. На этот раз ничего у них не вышло.

— Бей!

— Двинь!

На палубе началась всеобщая драка. Было сломано несколько носов. После драки капитан Руа больше не приглашал Теслу на обед.

Толпа равнодушно смотрела в головокружительные дали, где в направлении Америки зияла белая дыра. На палубе теснились кепки и платки. Откашлявшись, хромой баск рассказал историю, бытующую у всех народов, — старую сказку об истине:

Отправился парень в мир искать Правду. Искал ее за семью горами и семью долами. Спрашивал солнце, спрашивал месяц, спрашивал ветер. Три пары железных башмаков сносил, пока наконец не нашел.