Дворец грез - Паулина Гейдж

Ну а мое недовольство сменилось благоговением. Слева от нас беспорядочно громоздилось огромное количество складов, мастерских, зернохранилищ и амбаров, там кипела бойкая и оживленная жизнь. Канал расширялся в громадный бассейн, по краю которого тянулись причалы. Там грузили и разгружали всевозможные товары. Повсюду бегали дети, маленькие и голые полудикие создания, которые носились, как крысы, по тюкам с товаром и перекрикивались пронзительными голосами.

За всем этим город являл свой иной образ. Парки и фруктовые сады окружали белые дома мелкой знати и чиновников, купцов и иноземных торговцев. Их окутывала утонченная атмосфера скромного достатка.

Через некоторое время бассейн снова сужался. И на этот раз его охраняли вооруженные солдаты в легких лодочках-скифах.[42] Посмотрев вперед, я увидела, как капитан ладьи Мастера дает отзыв на пароль, чтобы пройти в следующий канал. Скифы посторонились, и мы проскользнули сквозь узкий канал в озеро Резиденции, собственное владение фараона. Увидеть можно было не много. Южная стена дворца была слишком высокой, за ней ничего не было видно, казалось, что она тянется бесконечно; наконец, далеко впереди, она изгибалась, и за ней начинались безупречно ухоженные сады. Здесь был ослепляющий великолепием мраморный причал, у которого покачивалось несколько больших судов. Золото и серебро сверкали на их бортах, мачтах, на изящно инкрустированных каютах, и на каждой мачте развевался бело-синий флаг — знак царского дома. Это были личные суда фараона. Увидев флаг над судном Гуи, наводнившая причал стража приветствовала нас, мы прошли мимо, и снова перед нами потянулась стена.

Когда она закончилась, опять показались поместья, но эти были совсем другие. Дворцов не было видно за высокими стенами. Ветви деревьев из-за стен склонялись к воде, и верхушки горделивых пальм пронзали небо. Причал был весь из мрамора, он переходил в широкие вымощенные дворы, за ними просматривались украшенные пилонами ворота, которые, без сомнения, хорошо охранялись. Здесь жила элита, весь цвет египетского общества — визири, казначеи, сановники и государственные чиновники, верховные жрецы и потомственная знать. «Эти люди знакомы с фараоном, — помнится, думала я, когда ладья Гуи ткнулась носом в берег. — Я увижу людей, которые говорят с самим Гором Золотым».

Слуги бросились через мощеный двор к причалу, чтобы закрепить ладью Гуи и принять сходни. Вслед за ними из тени пилона выступил огромный человек и остановился на верхней ступеньке лестницы. Мне следовало сказать не выступил, а выплыл, потому что двигался он с большим достоинством, медленно, но очень грациозно. Все в нем было округлым, от тугих плеч, схваченных серебряными обручами, до крепкой талии и ахилловых сухожилий. Его голый череп сиял. Одна висячая серьга болталась у крепкой шеи. Толстые губы были окрашены оранжевой хной, холодные глаза, подведенные черной краской, сверкали, когда он быстро оглядывал суету на причале. Он что-то отрывисто сказал, и мои товарищи, которые давились и расталкивали друг друга, чтобы первыми шагнуть на сходни, подались назад.

Гуи вышел из каюты своей ладьи. Как всегда на публике, его тело полностью скрывал белый покров. Прошагав по сходням и сойдя на причал, великан ему коротко поклонился; потом они вместе прошли через двор к невысокому пилону и исчезли из виду. Следом на берег сошел Кенна, за ним еще несколько слуг, а потом устремился поток со второй ладьи. Толпа вынесла меня на горячие камни мостовой и протащила через вход. Мои друзья по путешествию быстро разбежались, очевидно радуясь возвращению домой, и я осталась одна.

За моей спиной, на причале, все еще кипела работа. Разгружали ладьи. Я стояла в своем грязном, теперь превратившемся в лохмотья платье и чувствовала себя потерянной и никому не нужной. От того места, где я остановилась, бежали две дорожки. Одна уводила вправо, ныряя под деревом у стены, что виднелась сквозь листву. Я предположила, что она ведет в помещения для слуг, потому что люди уходили по ней. Другая шла прямо. Все вокруг было густо засажено кустарниками и пальмами, за которыми ничего не было видно. Рядом с дорожкой аккуратно разбиты цветочные клумбы. Сначала мне казалось, что безопаснее пойти за теми, кого я уже знала, но потом я передумала и решила, что раз мне никто не сказал, куда я должна идти, значит, пойду, куда мне вздумается.

Я отправилась по дорожке, которая вела прямо, и вскоре пришла к открытой площадке; там стояли скамейки и бил фонтан, струи волы с плеском падали в большой круглый бассейн. Теперь дорожка расходилась влево и вправо, и с обеих сторон была колючая живая изгородь. Я несмело заглянула за нее и увидела пруд. На его спокойной глади покачивались лотосы, а у самого берега лежала тень от старого сикомора. Другая изгородь окружала еще один водоем, который, вероятно, служил плавательным бассейном, потому что рядом с ним виднелась маленькая кабинка для переодевания и на каменном бортике кто-то оставил льняную тунику и пустую чашку. Обойдя фонтан, я продолжила путь. Дорожка привела меня к скромному месту поклонения с каменной плитой для жертвоприношений, вогнутой с одного конца, и изящной статуей Тота с головой ибиса, который смотрел на меня маленьким нарисованным черным глазом. Проходя мимо, я поклонилась ему.

Потом деревья расступились, и я оказалась у ворот, которые вели в широкий, мощеный внутренний двор. Прямо перед собой я увидела дом, колонны у входа были белые, великолепно украшенные изображениями диковинных птиц и до самой крыши увитые побегами винограда. За множеством деревьев, обступивших дом, виднелся кусок высокой и неприступной окружающей поместье стены. В стене справа была двустворчатая дверь, что, должно быть, тоже вела на территорию слуг — кухни и зернохранилища, вероятно, и, возможно, конюшни, хотя не думаю, что Гуи нравилось ездить в колеснице. Я вновь заколебалась. Следовало ли мне пойти в холл и напомнить о своем присутствии? Мне было видно стражника или, возможно, привратника, сидевшего на скамеечке под одной из колонн. Какое-то мгновение я забавлялась мыслью отправиться обратно домой и покончить со всем этим позором. Как мог Гуи забыть обо мне, после наших важных разговоров? Ну по крайней мере они были важными для меня.

Я вернулась тем же путем, наслаждаясь зеленой тишиной и прохладной пятнистой тенью густых деревьев. Дойдя до фонтана, я прошла через колючую изгородь к бассейну и устроилась рядом с его чистыми глубинами. Мне было страшно и хотелось пить, но я заставила себя вспомнить, как я молилась Вепвавету и как он ответил мне. Размышления утешили меня. В конце концов, я всегда могла пойти на рынок Пи-Рамзеса и наняться в прислуги. Мать научила меня заботиться о чистоте. Я бы попала к одному из тех богатых купцов, чьи дома меня так восхитили, а у него был бы сын. Я стала бы скрести камни мостовой перед его дверью, а сын тут бы и вышел, такой загадочно красивый, одинокий. Я бы взглянула на него снизу вверх, и он бы впервые увидел мои синие глаза. Сначала бы он увлекся, потом бы сгорал от страсти. Отец был бы в ярости, мать бы рыдала, но помолвка бы все равно состоялась… Так волны фантазии уносили меня все дальше; на воде вспыхивали солнечные блики; из кустов осторожно вылезла любопытная кошка, она уселась в тени и смотрела на меня немигающим, близоруким взглядом.

Долгое время спустя, когда моя фантазия истощилась и я поняла, что надо что-то делать, из кустов навстречу мне торопливо вышел человек. Я поднялась, когда он приблизился ко мне, краснолицый и запыхавшийся.

— Это ты Ту? — спросил он, тяжело дыша. Я осторожно кивнула. — О, благодарение богам! — воскликнул он. — Где ты была? Я уже целый час тебя ищу. Я думал, ты пошла со слугами, и уже перевернул у них там все вверх дном. — Он быстро оглядел бассейн. — Тебе не положено быть здесь без дозволения Мастера, — мягко упрекнул он меня. — Эти сады только для его семьи. Иди за мной.

— Для семьи? — эхом повторила я, рыся следом за ним, еле поспевая. — У Гуи есть семья?

— Ну конечно есть, — ответил человек раздраженно, — Его мать и отца отослали в их поместье за пределами Она. Если хочешь знать больше, ты должна спросить его самого и сама отвечать за последствия. Слугам не позволено задавать вопросы своим хозяевам, если это не имеет отношения к их обязанностям. Он не поощряет сплетен. Ты действительно из провинции, да?

Я замолчала, хотя меня распирало от любопытства. Я думала о Мастере как о высшем существе, бесконечно одиноком, самодостаточном, почти самого себя родившем. Но семья? Они тоже уродливы? Слуга свернул на дорожку, что бежала между внешней стеной поместья и деревьями. Чтобы добраться до входа в дом, следовало пересечь ослепительный простор внутреннего двора. Привратник со своей скамеечки не окликнул нас.

За колоннами открывался проход в огромный зал. После жары раскаленного двора там было сумрачно и прохладно. Из нескольких узких окон, расположенных высоко над потолком сияющими стрелами лился свет. Но всему залу, выложенному блестящими плитами, через определенные промежутки располагались колонны. Мебели оказалось мало, но она была очень изысканной: несколько кедровых кресел, инкрустированных золотом и слоновой костью, низкие столики с синими и зелеными фаянсовыми столешницами, роспись стен изобиловала сценами пиршеств. Тогда у меня не было возможности разглядеть их. Я шла вслед за своим проводником, который деловито шлепал сандалиями впереди. Рядом с одной из колонн стояла группа мужчин. Среди них был Гуи. Я не уверена, что он видел меня, но если и заметил, то виду не подал. Он только повернул голову, скрытую капюшоном, и снова отвернулся.