Очерки по истории анархических идей - Макс Неттлау

Итак, последний период коллективистического анархизма в Испании, особенно в годы 1886-1893, представляют собой прекрасное зрелище. Коммунисты-анархисты, в лице некоторых групп, относились к коллективистам с насмешкой и пренебрежением, называя их ископаемыми, но их самих считали чрезвычайно односторонними и примитивными фанатиками. Сами коллективисты, ознакомившись в 1886 году с более соответствующими изложениями коммунизма, - с английскими произведениями Кропоткина, главным образом, - и услышав позднее, в конце 1891 года, Малатесту во время его испанского лекционного тура, когда он излагал коммунизм в указанном выше духе, пришли к тому, что стали считать это понимание равноправным с их собственным пониманием и сделали заключение, что только будущий опыт сможет решить, кто был прав. Поэтому многие из них придерживались того, что они называли «анархизмом без эпитета», просто анархизма, отказываясь связывать себя и тех, кого привлекала их пропаганда, с какой-нибудь экономической доктриной, еще не проверенной на опыте. Каждую доктрину должны проверить на будущем опыте деятели грядущих времен, и только они могут решить, что правильно, а что неправильно, что следует принять, а что отвергнуть.

Эта беспристрастная позиция, рекомендованная всем группам международного объединения на конференции её 1889 и 1897 годов, не была принята, и на это предложение даже редко обращали внимание анархисты других стран. Они стояли за единое экономическое решение, считая необходимым бороться со всеми другими экономическими взглядами. Религиозные люди поступили бы так же, как они поступили, наука же рассматривала бы все такие предвидения будущего, как простые гипотезы. Она стала бы на сторону испанских товарищей, которые 40 лет тому назад придерживались экономического агностицизма, хотя лично они при этом имели свои собственные экономические убеждения, близкие их сердцу. Однако, они не считали, что их желания или предпочтения были свободны от возможных ошибок.

Те же самые испанские коллективисты-анархисты добровольно отказались от своей старой организации, которая, в сущности была организацией Интернационала 1870 г., - в пользу экономической организации агрегата различных антикапиталистических организаций - «Федерация Сопротивления Капиталу», - и агрегата групп различных анархических течений - «Анархической Организации».

Они были единственными анархистами, которые, начиная с 1886 года, примкнув к американской инициативе, стали подготовлять первомайские выступления не как простые демонстрации, а по примеру широко распространившихся знаменитых генеральных стачек в Каталонии, в мае 1890 и 1891 г. г. Репрессии после андалузского аграрного бунта в январе 1892 г., равнодушие многих анархистов к согласованным усилиям и жестокие преследования с применением пыток, последовавшие за некоторыми индивидуальными террористическими актами в последние месяцы 1893 года, подорвали дальнейшее развитие этого прекрасного и широкого движения.

Другая сочувственная попытка была сделана Малатестой после его возвращения из Аргентины, где он провел время с 1885 до середины 1889 года, после его побега из Италии. Он вернулся и стал издавать газету «L’Assoziazione». Он же предложил объединить анархические группы в новый интернационал - «Интернациональную Со-циалистическо-Анархическую Революционную Партию». Уже это название показывает, что он был противником всяких односторонних доктрин. В социалистическом анархизме было место для коммунистов и коллективистов. Слово «социалистический» было прибавлено в качестве указания на то, что речь шла об анархистах, признававших социализацию частной собственности, так как школа американских индивидуалистов-анархистов (Б. Р. Таккер) состояла из анархистов, стоявших за частную собственность и отвергавших все, что носило социалистический характер.

Это предложение Малатесты, благоприятно встреченное в Испании, не нашло никакого отклика в других странах. Даже в Италии, после 1 мая 1891 года и позднейших преследований, принцип организации был отвергнут, хотя и не так решительно, как во Франции. Не следует думать, что я чересчур высоко ценю организацию. Я - последний, кого можно в этом обвинить. В очень многих случаях обычные дружеские отношения между группами делают организационные связи совершенно бесполезными: здесь налицо взаимное доверие, сходство взглядов, личные отношения. Отсюда само собой возникает соответствующее сотрудничество, когда к тому представляется случай, совершенно так, как два друга не имеют никакой нужды и формальной связи для того, чтобы помогать друг другу при определенных условиях. Никто не может возразить против этого. Но были также и анти-организационисты, настроенные против даже таких дружественных отношений. Они считали, что их автономии причиняется ущерб каким бы то ни было соглашением или обязательством, требовавшим точного выполнения. В каждом, кто пытался согласовать усилия, они видели диктатора, общественную опасность. Такие преувеличения вставляли палки в колеса всякой солидарной работе.

В общем, эти тенденции к распылению были сильнее в 80-х годах, чем тенденции к координации. Существует, по-видимому, противоречие между этим чрезмерно осторожным скептицизмом, видевшим в наиболее активных товарищах прежде всего будущих начальников и диктаторов, и чрезмерной доверчивостью тех, кто считал, что после социальной революции люди станут продуктивно сотрудничать и что вся задача производства и распределения будет почти автоматически выполняться без дальнейших препятствий и затруднений. Да, это противоречие существует, и оно объясняется склонностью к абстрактным рассуждениям, доводившим до предельных крайностей, какие может построить мысль в каждом вопросе.

Этот ригоризм, пренебрегавший предостережениями Малатесты и Мерлино, подстегнутый несравненным оптимизмом Кропоткина и укрепленный молчаливым согласием Реклю, хорошо понимавшим, что это была лишь переходная ступень, которая будет пройдена тем скорее, чем меньше будет вмешательства со стороны, - все это характерно для 80-х годов, когда анархизм, до тех пор развивавшийся в маленьких группах, стал известным и приемлемым для значительно более широких слоев народа, главным образом среди французских, немецких, английских и американских рабочих, которые вложили в него иное понимание, чем малочисленные группки ранних его сторонников.

Я пытался объяснить всё это путём ссылок на подлинные источники в моей книге «Анархисты и социальные революционеры» (издана на немецком языке в 1931 году, 409 стр.), дающей изложение периода 1881-1886 годов, а также в моей рукописи такого же объема, если не больше, почти законченной и доводящей изложение до периода 1886-1894 годов в разных странах. Изложенное выше представляет собою некоторые из моих выводов. В следующей статье я добавлю еще изложение французского движения периода 1886-1894 годов, а затем перейду к рассмотрению периода 1895-1914 годов в истории наших идей.

Значение произведений Кропоткина. Период 1890-1911 годов. Заключение: период до 1931 года

Толчок, который дал Кропоткин интернациональному анархическому движению своими вдохновенными и хорошо продуманными агитационными теоретическими статьями в «Револьтэ», очень скоро получившими широкое распространение в виде брошюр, был временно ослаблен тремя годами его тюремного заключения, с 1883 до 1885 года. Когда человек твёрдых убеждений оказывается таким образом отрезанным от жизни на годы, то это может повлиять на его здоровье, но вынужденный отрыв от наблюдения жизни и от действия, от повседневного хода событий до некоторой степени возмещается более глубоким изучением и наблюдением вещей в более широком масштабе и с большего расстояния. Даже тогда, когда изучение становится затруднительным, а вести с воли поступают скупо, остается возможность вознаградить себя путем сосредоточенного размышления, изучения идей и фактов и накопления доказательств.

Таким путем Бланки, проведя 40-е годы, потом 50-ые, затем опять 70-е годы в тюрьме, вышел из тюрьмы с крепко пустившей корни системой идей. Бакунин выработал комплекс своих идей, неизменно (с большими исключениями) излагавшихся им в течение боевого периода его жизни с 1864 по 1874 год, тоже, по-видимому, во время своего пребывания в тюрьме с 1849 по 1857 год. В тюрьме же он, по-видимому, привел в систему эти идеи. Кропоткин также воспользовался годами тюрьмы, чтобы подготовиться умственно - у меня нет никаких сведений о том, что он, может быть, написал за это время - к продумыванию основ анархизма, имея в виду определенную цель: связать анархизм, если не отождествить его, с реальной жизнью, с главным и наиболее широким течением жизни и прогресса, чтобы таким образом установить неизбежность анархизма. На этой основе Кропоткин хотел построить выводы о путях и условиях скорейшего осуществления анархизма и прихода социальной революции, становившихся неизбежными ввиду народного недовольства и банкротства капитализма. Его задача была - указать формы этой революции, наметить задачи, предотвратить ошибки, таким образом, чтобы революция привела непосредственно к осуществлению анархизма.