Танцовщица - Эмма Драммонд

Такие требования могли бы пробудить в братьях соперничество, граничащее с враждой, Вместо этого они лишь больше сблизились, объединенные страхом перед тираном.

Скоро Вивиан заметил, что его дед наслаждается, не только заставляя его страдать. Ему доставляет особое удовольствие причинить ему боль или унизить в присутствии робкого Чарльза и их кроткой матери. Но лишь когда он невинно спросил, что значит слово «незаконнорожденный», ему открылись особые причины его преследования. Восьмилетнему ребенку это было слишком сложно понять, но тем не менее Вивиан помнил, что с этого дня начал сопротивляться. Если он не такой, как другие дети, решил он, то он позаботится, чтобы эта разница стала очевидной.

С этого момента он перечил деду, где только было возможно, несмотря на наказания, следовавшие за этим. Чрезмерная жестокость вызвала протест у Маргарет, но ее попытки вмешаться только ухудшали положение Вивиана, потому что дед стал называть его «внебрачный щенок, который прячется под материнской юбкой». Поэтому, когда Вивиан подрос, он отказывался подчиняться чьей-либо воле. Когда смерть Джеймса во время охоты на некоторое время выбила из колеи его стареющего отца, Вивиан воспользовался возможностью ускользнуть в университет.

Оксфорд был воротами в жизнь для крепкого, умного, молодого человека. Его мастерство во всех спортивных занятиях мгновенно снискало ему уважение товарищей. Его внешности и телосложения было достаточно, чтобы сделать его крайне привлекательным для прекрасного пола и без дополнительного очарования его странного, незаконного рождения. Ярые поборники чистого происхождения относились к нему с пренебрежением, но в целом «незаконнорожденный джентльмен», как он сам часто себя называл, возбуждал у всех огромный интерес. Полный новичок в любовных делах, он прошел через серию уроков, укрепивших за ним славу обольстителя. Вивиан также пристрастился к вину, и единственной вещью, которая омрачала его тогдашнее существование, было то, что его мать и брат все еще вынуждены терпеть унижения в Шенстоуне.

По окончании университета Вивиан пошел по пути, который позволял ему не только проявить свои великолепные способности, но и получить социальное положение и свободу. Титул Бранклиффа, возможно, никогда не будет его, но он может присоединить к своей фамилии воинское звание.

Вивиан впервые столкнулся с проявлением неприязни в обществе, когда подал заявление в элитный кавалерийский полк и получил отказ. Конечно, это не было сказано прямо, но ему прозрачно намекнули, что прискорбные обстоятельства его незаконного рождения неприемлемы для тех, кто превыше всего ценит хорошее происхождение. И в сорок девятом уланском полку было несколько человек, которым не нравилось его присутствие в их рядах, но большинство офицеров признавали его сыном двух благородных родителей и не придавали остальному значения. Событие в Ашанти раздуло угольки неприязни во вражду, равнодушие его врагов перешло в остракизм. И хотя он мало заботился о том, что думают о нем его недруги, их презрение зародило в нем сомнения относительно совершенного им поступка.

Когда карета въехала под арку Корнишского особняка, у Вивиана упало сердце. Он почти почувствовал тонкий прут, прорезающий твидовые панталоны и оставляющий рубцы на ягодицах, прочувствовал боль от доски, привязанной к спине для исправления осанки. Казалось, это было так недавно. Сколько ненависти обрушилось на ребенка, которого считали пятном на семейной родословной. Огромный серый каменный дом с колоннами на углах подействовал на него угнетающе. Окутанный туманом, Шенстоун выглядел очень мрачно. Он бывал привлекательным, когда небо было ясным, и солнечный свет, поблескивая на окнах, подчеркивал величие здания и окружавших его болот, расстилавшихся на много миль вокруг, с по-весеннему зеленым торфом, огромными холмами и бурными, голубыми потоками ледяной воды. В дверях его приветствовал Файли и экономка, миссис Хейл. Они оба засуетились вокруг него, пока парень, которого он не знал, отнес его багаж наверх. Оба слуги всегда были особенно привязаны к старшему сыну хозяина, которого считали жертвой жестоких обстоятельств, и искренне радовались его возвращению после столь долгого отсутствия.

В огромном холле было холодно, а туман, казалось, лежал прямо у массивной дубовой двери.

— Здесь дьявольски холодно, Файли! — воскликнул Вивиан, неохотно снимая пальто. — Скорее разожги огонь.

Старый слуга взглянул на огромный пустой камин, и его лицо вытянулось.

— Нужно очень много дров, чтобы протопить этот камин, и его светлость не позволяет зажигать его. Камин не топили уже полгода.

Вивиан подбадривающе обнял старика за плечи.

— А сейчас зажги, Файли, для хорошего человека. А с дедом я сам разберусь. После двух лет на экваторе здешний климат для меня слишком суров.

Миссис Хейл повернулась к Файли.

— Капитан Вивиан умрет от холода. Зажги огонь, как он говорит.

Придя в спальню, он обнаружил, что огонь там уже зажжен. Его явно зажгли недавно, потому что мебель, еще видавшая его детские слезы, была пропитана сыростью. Он с сожалением подумал о своей уютной квартире в Брайтоне или даже о фамильном доме Чарльза в Лондоне, в котором всегда было тепло и приветливо.

Наверное, сэру Кинсли и Джулии непросто было оставаться здесь у деда, среди болот, в доме, где каменный пол и сквозняки, хотя, по-видимому, дед сделал уступки по случаю приезда гостей. Похоже, что ему придется заботиться об их удобстве. Семейство Марчбанксов жило не более, чем в двадцати милях от Шенстоуна, но в декабре дороги становились трудно проходимыми и им лучше было бы заночевать у Бранклиффа.

За полчаса до обеда он спустился вниз, надеясь застать деда одного, но тщетно: в приемной его ждала целая делегация. Комната была обшита темными панелями и не изобиловала удобствами, хотя Вивиан с облегчением обнаружил, что за решеткой потрескивает огонь. Лорд Бранклифф сидел в глубоком тиковом кресле без подушек, сэр Кинсли — напротив него. Джулия с минимальным удобством расположилась в старом, покрытом чехлом кресле, малиновый цвет которого красиво контрастировал с ее голубым платьем.

Вивиан направился прямо деду, который решительным движением поднялся при его приближении. Время чуть сгорбило его, но он все еще был шести футов росту и презрительно смотрел на Вивиана. Будучи сейчас на несколько дюймов выше, Вивиан нашел его фигуру менее внушительной, чем сохранила его память. Изборожденное морщинами лицо было так же холодно.

— Как вы поживаете, сэр? — начал Вивиан.

— Ты сам это можешь увидеть, если у тебя все в порядке с глазами, — раздался резкий ответ. — Зачем ты приехал? Тебя не было несколько лет, а затем ты возвращаешься с цветом лица, как у аборигена Африки. Я полагаю, нам не приходится надеяться, что ты проявил себя в Ашанти.