Исцеление наших самых глубоких ран. Холотропный сдвиг парадигмы - Станислав Гроф

5. Роль духовности в человеческой жизни

Традиционная психология и психиатрия находятся во власти материалистической философии и не признают духовность ни в каком ее виде. С точки зрения западной науки единственную действительность представляет собой мир материальный, а духовная вера в любом виде рассматривается как отражение недостатка образования, как первобытное суеверие, магическое мышление или возврат к образчикам детского поведения. И в таком случае прямые переживания действительностей духовных низводятся до мира грубой психопатологии, до разряда серьезных психических расстройств. Западная психиатрия не делает никакого различия между мистическим переживанием и переживанием психотическим и рассматривает оба в качестве проявлений психического заболевания. В своем отторжении религии она не отличает первобытные народные верования или фундаменталистски буквальные толкования священных писаний от утонченных мистических традиций и духовных философий Востока, основанных на многих столетиях систематического самосозерцательного исследования души. Любого рода духовность она превращает в патологию и вместе с ней всю духовную историю человечества.

Данные исследований холотропных состояний подтверждают одну важнейшую догадку К.Г. Юнга. По Юнгу переживания, берущие свое начало на более глубоких уровнях психики (в моей терминологии «околородовые» и «трансперсональные» переживания), обладают неким свойством, которое он называл (вслед за Рудольфом Отто) нуминозностью. Они связаны с ощущением того, что человек сталкивается со сферой священной, святой и коренным образом отличающейся от повседневной жизни, со сферой, относящейся к высшему порядку действительности. Понятие «нуминозное» относительно нейтрально и потому предпочтительнее других подобных именований, таких как религиозное, мистическое, магическое, святое или священное, которые часто употребляются неточно и легко сбивают с толку.

Дабы предотвратить недопонимание и путаницу, которые в прошлом компрометировали обсуждения многих подобных тем, решительно необходимо провести ясное различение между духовностью и религией. Ибо духовность основана на непосредственном переживании иных измерений действительности. Для нее не требуется особого места или особого лица, выступающего посредником в связях с божественным, хотя мистики могут, конечно же, пользоваться духовным руководством и прибегать к сообществу сотоварищей, как и они, посвятивших себя поискам. Духовность заключает в себе особое отношение человека и мира, и потому, в сущности, это личное и частное дело. У истоков всех больших религий были духовидческие (перинатальные и/или трансперсональные) переживания их основателей, пророков, святых и даже обыкновенных последователей. Все основные духовные священные писания: Веды, буддийский Палийский канон, Библия, Коран, Книга мормона и многие другие – основываются на откровениях в холотропных состояниях сознания.

По сравнению с этим организованная религия представляет собой институционализированную групповую деятельность, происходящую в предназначенных для этого местах (в храмах или церквях) и включающую в себя сословие назначаемых служителей. В идеале религии должны обеспечивать своим последователям доступ к непосредственным духовным переживаниям и поддерживать их. Однако часто случается, что, когда религия становится организованной, рано или поздно она полностью утрачивает связь со своими духовными истоками и превращается в светское учреждение, использующее в своих интересах духовные потребности человека, вовсе их не удовлетворяя. Вместо этого она создает некую иерархическую систему, сосредоточенную на погоне за властью, руководящим влиянием, политическим преобладанием, деньгами и иными благами. При подобных обстоятельствах религиозные иерархи стремятся воспрепятствовать появлению у их паствы непосредственных духовных переживаний и подавляют их из-за того, что они способствуют развитию независимости и ими невозможно по-настоящему руководить. И в таком случае настоящая духовная жизнь продолжается в мистических ответвлениях да монашеских орденах.

С научной точки зрения главный вопрос – это вопрос об онтологическом статусе трансперсональных переживаний. В то время как господствующая психиатрия и психология рассматривают их в качестве патологических признаков, трансперсональная психология считает их sui generis, важными явлениями, обладающими большой эвристической и терапевтической ценностью и заслуживающими серьезного изучения. Хотя большая часть из того, что содержится в господствующих религиях и в их богословии, безусловно, находится в серьезном противоречии с наукой, это совершенно не так в отношении духовности, основанной на прямых трансперсональных переживаниях. Открытия современных исследований сознания выказывают необычайно примечательное совпадение со многими революционными разработками в западной науке, о которой обычно говорят как о возникающей новой парадигме. Как заметил Кен Уилбер, между подлинной наукой и подлинной религией не может быть противоречия. И если, кажется, подобное противоречие имеется, то весьма вероятно, что мы имеем дело с «поддельной наукой» и «фальшивой религией», где у той или иной стороны имеется какое-то серьезное недопонимание положений другой и очень возможно ложное или подложное представление о своей собственной дисциплине (Wilber, 1982).

6. Природа действительности

Как мы видели, данные исследований холотропных состояний для современной психиатрии и психологии представляют собой серьезное испытание и требуют коренного пересмотра нашего мышления в этих сферах. Однако многие из них имеют столь основополагающую природу, что превосходят узкие рамки этих дисциплин и ставят под вопрос самые основные метафизические положения западной науки и ее декартово-ньютоновской парадигмы. Они серьезно подрывают веру в то, что сознание – продукт нейрофизиологических процессов в головном мозге и тем самым эпифеномен материи; они настоятельно внушают мысль, что это – первичное свойство всего сущего.

Размеры этой работы не дают мне возможности предложить полное всестороннее изложение столь важного предмета и пояснить это примерами из врачебной практики. Я делал это уже в своих книгах «За пределами мозга: рождение, смерть и трансценденция в психотерапии» (Grof, 1985) и «Космическая игра: исследования рубежей человеческого сознания» (Grof, 1998) и, таким образом, могу отослать заинтересованных читателей к этим изданиям. Я упомяну здесь, в частности, ряд поразительных данных танатологии, относительно молодой науки, изучающей смерть и умирание; и большинство читателей, вероятно, уже знакомо с этими открытиями, разрушающими существующую парадигму.

Ведь теперь доподлинно установлено и не подлежит никакому обоснованному сомнению, что сознание людей, переживающих клиническую смерть или вовлеченных обстоятельствами на грань смерти, может отделяться от их тел и способно воспринимать окружающее без посредства чувств. Оно может с потолка наблюдать процедуры возвращения к жизни, проводимые с телом в операционной, с птичьего полета обозревать место, где произошел несчастный случай, или воспринимать события, происходящие в смежных комнатах или в местах, находящихся на разном удалении (Moody, 1975; Ring, 1982; Sabom, 1982). Это бывает даже у людей, которые являются врожденно слепыми по причинам органического характера. Когда их сознание оставляет их тела, они не только в состоянии видеть, но и то, что они видят в это время, позднее может быть подтверждено людьми с ненарушенным зрением. Ринг и Купер, проведшие обширные исследования таких людей, называют подобные переживания «отражающими действительные события» и говорят о способности развоплощенного сознания видеть окружающее как бы «умным зрением» (Ring and Cooper, 1999).

Когда мы сталкиваемся со столь вызывающими данными современных исследований сознания, у нас только две возможности для выбора. Первая – полностью отвергнуть эти новые данные просто потому, что они несовместимы с традиционной научной системой верований. Это включает в себя самонадеянное исходное убеждение, что мы уже знаем, на что похожа Вселенная, и с уверенностью можем говорить, что возможно, а что невозможно. С такого рода подходом не может возникнуть никаких больших неожиданностей, но там также вряд ли возможно хоть какое-то действительное продвижение. В подобных обстоятельствах всякий, кто предлагает данные, вызывающие решительное изменение, обвиняется в том, что он плохой ученый, мошенник или попросту сумасшедший.

Такой подход характеризует псевдонауку или научный фундаментализм и имеет очень мало общего с подлинной наукой. Исторических примеров такого подхода множество: люди, которые отказывались взглянуть в телескоп Галилео Галилея, потому что «знали», что на Луне не может быть кратеров; те, кто боролся против атомистической теории химии и защищал понятие несуществующего царственного вещества, именуемого флогистоном; те, кто называл психом Эйнштейна, когда тот предложил свою специальную теорию относительности, и множество других.