Чучхе - Александр Гаррос

— Двенадцать часов двадцать три минуты.

— Что?

— Твой результат. Рекордный результат.

Он поднимается из обширного кресла, в котором, оказывается, сидел. Подходит к столу. Включает настольную лампу. Эмиль щурится от неожиданности.

— Я все думал, — Ненашев продолжает задумчиво посасывать трубку, задумчиво, — кто из вас догадается… Догадался ты. Молодец. Ты выиграл. Одна беда — с нарушением правил.

— Артур Коминтович… — робко, но решительно замечает Эмиль. — Вы про правила ничего не говорили.

Ненашев смотрит на него с непонятным выражением: удивление? интерес? опаска?

— Ну вообще-то про правила ты должен был догадаться сам… И даже не догадаться… А иметь их в виду.

— Извините-извините… Но вы же сами намекали… про область. Конечно, все ломанулись в Москву, по библиотекам ее искать… Но вы же сами про область обмолвились!

Ненашев, еще какое-то время молча разглядывает ученика:

— Да… Мне было интересно, поймет ли кто-нибудь намек. Точнее, сделает ли из него практические выводы.

— Но ведь это… провокация.

— Как, по-твоему, должен реагировать на провокацию мыслящий индивид? Правильно… Не поддаваться… — еще раз втягивает дым. — Хорошо. Давай так. За сообразительность тебе большой плюс. За проникновение, — усмехается, — со взломом — большой минус. Если прямо сейчас расшифруешь слово и без помощи справочной литературы объяснишь, какой смысл я в него вкладывал, — будет тебе зачет…

В полутемном кабинете Ненашева горит только настольная лампа. В свете ее юный Эмиль лихорадочно сверяет цифры на листке с буквами в книге. Ненашев ждет, повернувшись к нему спиной, глядя в окно, посасывая трубку.

— Чучхе! — провозглашает Эмиль, получив результат.

Ненашев, разворачиваясь к нему, вынимая трубку изо рта:

— Гол! И что бы это значило?

— Северокорейский социализм… — морща лоб, вслух соображает Эмиль. — Товарищ Ким… Изоляционизм… — вдумчиво, пробуя на вкус, уже понимая, что нашел искомое. — Опора на собственные силы.

Ненашев смотрит на него внимательно. Эмиль смотрит на директора победно.

— Суть учения Чучхе, — торжествующе говорит Эмиль, — опора на собственные силы. Артур Коминтович, вы учите нас рассчитывать только на себя, — уже почти нагло. — Мне зачет.

Комната, заваленная по полу бумажным хламом. На столе — конверт… листочек с шифром… листочек с расчетами… «Военно-политический словарь»… Тим стоит чуть поодаль. Курит. Смотрит на стол.

Восемь лет назад

Школа ЭКРАН. Несколько подростков — в том числе юные Эмиль и Алиса. Обсуждают результаты ролевой игры.

— Ну че, поставил он тебе зачет? — спрашивает кто-то у Эмиля.

— А куда б он делся.

— Так все, выходит, получили?

— Тим не получил.

— А че он, не нашел?..

— Да он, по-моему, и не искал.

Все смеются.

— Ну так че — расскажем ему?

— По правилам нельзя, — Алиса.

Эмиль быстро смотрит на нее и усмехается.

70

Кабинет, обставленный в стандартном стиле присутственных мест мелкого пошиба. За столом — средних лет полная женщина. Напротив на стул для посетителей садится Тим:

— Здравствуйте…

— Слушаю вас.

— Я ищу родственников моего покойного учителя. Его зовут… звали Артур Коминтович Ненашев…

71

Тим под козырьком телефона-автомата. Вешает трубку. Вынимает магнитную карту, сует в карман. Потирает ладонью щетину на щеке. Задумчиво смотрит на листик с какими-то именами и цифрами.

…Он опять набирает номер:

— Алё! Василий Семенович? Здравствуйте… Меня зовут Тимур Тимофеев… Я… ученик вашего покойного дяди…

72

По аллее парка идут Тим и немолодой мужчина.

— Знаете, — говорит мужчина, — мы вообще с дядей Артуром были… так скажем… не очень близки. Он ведь сложного характера был человек… Да кому я рассказываю! — улыбается Тиму.

— Действительно? Никогда бы, кстати, не подумал…

— Ну да… Мы-то с вами наблюдали его… разные стороны. Тем более — вы знаете, как он умер… Вокруг этой смерти и похорон его жена… вдова… с Арсеном… двоюродным братом… Они все провели… в режиме секретности, — печально усмехается. — Так что я на похоронах не присутствовал.

— А может быть, вы мне подскажете координаты? Я имею в виду — брата?

— Ну… Елизавета — вы, вероятно, знаете… — она умерла три года назад… А координаты Арсена…

73

Тим поднимается на лестничную площадку какого-то дома. Сверяется с бумажкой. Звонит в дверь. Долго не открывают. Потом — после обстоятельного лязганья запоров — на пороге объявляется бульдоговидная бабища самого недружелюбного вида. Молча смотрит.

— Здравствуйте… — мямлит Тим.

Тетка пялится, не отвечая.

— Простите… С Арсеном я могу поговорить?..

Тетка смотрит еще, потом подает голос — сразу на повышенных тонах:

— Да сколько можно! Да сказано же — нету тут никакого Арсена! Еще будете ходить — в милицию позвоню!

Тетка захлопывает дверь. Тим оторопело смотрит на последнюю. Потом звонит — все более упорно. Потом стучит ногой. Дверь распахивается, на пороге возникает разъяренная тетка, открывает рот для рева… Тим хватается за ребро двери, рывком распахивает и делает шаг в коридор. Тетка пятится в ужасе.

— Где Арсен? — зловеще-вкрадчиво.

— Да я же говорила уже…

— А кто еще его спрашивал?

— Да откуда я знаю… Девица какая-то…

— И где он?

— В доме престарелых он!.. Два года уже…

74

У обочины останавливается такси. Из него вылезает Тим. Идет к комплексу невзрачных зданий, архитектурой напоминающих больницу. Подъезд с табличкой: «Интернат № 15». На стоянке перед подъездом — машины. Тим бегло оглядывает их и направляется было дальше, но вдруг останавливается — что-то привлекло его внимание.

Он медленно идет к одной из припаркованных машин. Смотрит на нее, оглядывается на подъезд. Прикладывает руку к капоту. Быстро, но осторожно, цепко глядя по сторонам и главным образом на подъезд, движется к дому престарелых. Заходит. Вестибюль, средний между школьным и больничным. Неопрятные старики, сиделки, пыльные вечнозеленые растения в кадках. Тим идет по нему. Вдали — стойка регистратуры. У стойки спиной к Тиму — резко выделяющаяся на фоне обитателей и работников богоугодного заведения фигура хорошо одетой молодой женщины.

Тим резко останавливается, смещается под прикрытие ближайшего фикуса и начинает наблюдать за женщиной. Алисой, конечно. Та отходит от окошка, как бы небрежно оглядывается и начинает удаляться по коридору. Тим, осторожно выдвинувшись из-за фикуса, осторожно идет следом. Алиса сворачивает за угол. Тим прибавляет шагу.

Сворачивает за тот же угол и видит двери с непрозрачными стеклами. Суется туда — и оказывается в явно служебном секторе. Пустой короткий коридор с бесхозным инвалидным креслом. Тим медленно, очень-очень осторожно движется по нему. Поворачивает. Полутемный отрезок коридора — окон нет, горит лишь одна лампа. Стоит ведро со шваброй, пластиковая канистра с бытовой химией. Продолжение коридора перегорожено очередными дверями. Несколько дверей по сторонам. Тим замечает, что одна из них чуть приоткрыта, но внутри совсем темно. Он трогает двери, перегораживающие коридор, — они заперты. Трогает ручки других дверей. Они тоже заперты. Постояв перед приоткрытой дверью, толкает створку. Внутри абсолютно темное помещение. Некоторое время Тим смотрит в темноту, потом шагает внутрь. Делает еще несколько шагов. В слабом свете, проникающем из двери, видны какие-то шкафы и коробки. Оглядывается на дверь. Делает еще несколько шагов. Дверь за его спиной резко захлопывается — и Тим оказывается в кромешной темноте.

— Алиса?

— А ты что тут ловишь? — интересуется ее голос из темноты.

— То же, что и ты. Пытаюсь понять, умер ли Наш семь лет назад.

Включается свет — это Алиса повернула выключатель. Она стоит с металлическим костылем в руке, готовая им вдарить.

Тим показывает открытые ладони, демонстрируя, что безоружен и безопасен:

— Все в порядке. Я свой.

75

На скамейке у подъезда богадельни сидят Тим и Алиса. Тим вертит в руках пивную пробку, найденную Алисой в самолете:

— Где, говоришь, ты была?

— В Таиланде.

— На хрена возвращалась? — недоуменно хмыкает.

— Не люблю, когда меня берут на понт, — зло.

Тим отдает ей пробку, глядя на Алису с одновременным выражением интереса и скепсиса:

— Значит, нас двое…

— …осталось, — косится она на него с аналогичным выражением.