Фаншетта, или Сад Надежды - Жани Сен-Марку

— Милое-Сердечко видела… свою маму? — спросил вдруг Красивые-Листья.

— Нет еще… Вот она идет с Танком.

Дети, как обычно, вихрем ворвались в дом.

— Дождик-то прохладный! — входя, сказал Танк. Затем, увидев, что все остальные разглядывают какую-то статуэтку, тоже подошел посмотреть.

— Правда ведь. Танк, эта женщина похожа на Милое-Сердечко? — спросила Фаншетта, немного побаиваясь резкости суждений молодого вождя марсиан.

— Просто смешно, до чего похожа! — удивленно произнес Танк.

— Ну, так вот, старик… это портрет ее матери! Так говорит Фаншетта, — добавил Красивые-Листья, помогая Фаншетте осуществить ее план.

— Не может быть! Так у тебя теперь есть мать, Милое-Сердечко? — воскликнул Танк.

Онемев от удивления, Милое-Сердечко молчала, пожирая глазами женскую голову, и ей казалось, что она начинает ее узнавать. Вот уже две недели, как она жила благодаря Фаншетте в сказочной стране, где не было ничего невозможного, и ей все ближе становился дорогой ее сердцу образ, который она с тайной нежностью называла «мамой». Это лицо… Ну да! Она его уже где-то видела… Может быть, это оно склонялось над ее детской кроваткой?

Неожиданно девочка подошла к камину, схватила в объятия глиняный бюст и, не говоря ни слова, крепко прижимая его к груди, пустилась бежать под дождем, унося свое сокровище, чтобы спрятать его в каком-нибудь надежном месте.

— Я тебя искал, Красивые-Листья… — минуту помолчав, сказал Танк. — Твой двоюродный брат, толстый Бабио́ль, сейчас остановил меня на нашей улице. Сказал, что после обеда поедет в Шави́ль на своей повозке. И тебя возьмет прокатиться, если хочешь.

— Как бы не так! — сказал Красивые-Листья. — Сегодня после обеда я не могу. У меня работа есть в гараже. Если я ее хорошо сделаю, хозяин даст мне в конце месяца свой старый велосипед. Сам понимаешь! Поезжай-ка ты вместо меня с Бабиолем.

Добродушный великан, который по размеру вполне подходил к своему огромному грузовику, иронией судьбы был обречен носить имя «господина Бабио́ля»[21]. Это был самый симпатичный родственник в семье Красивых-Листьев. Случалось иногда, что он увозил с собой заброшенного мальчонку в свои поездки по парижским предместьям. Тогда Красивые-Листья становился предметом зависти всех марсиан.

— Поезжай вместо меня, — повторил Красивые-Листья. — Это ведь не пустяки — пройтись по лесу в Шавиле! Гляди, и дождя уже нет.

Фаншетта нерешительно посмотрела на Танка. Она подумала, что Бишу уже три дня, как сидит взаперти, и плохо выглядит. Потом ей показалось, что она слышит голос Даниэль Мартэн… И неожиданно девочка доверила Танку самое дорогое, что было у нее на свете.

— Скажи, Танк… Не возьмешь ли ты с собой моего Бишу — подышать воздухом в Шавиле? А то он опять стал зеленым… Твой двоюродный брат позволит, Красивые-Листья?

— Конечно! Малыш займет не так уж много места…

Что же касается Танка, то он немного побледнел и взглянул на Фаншетту, машинально сжимая кулаки, как всегда, когда его охватывало затаенное волнение.

— Ты… ты думаешь, что малыш… что он поедет со мной? — выговорил он наконец.

— Он будет даже очень доволен… Правда, Бишу?

— Бишу будет доволен, — повторил малыш, мирно игравший в своем углу сосновыми шишками.

Юный вождь марсиан быстро принял решение.

— Я приду за ним в два часа, — сказал он и, уже перешагнув за порог дома, обернулся и добавил: — Сегодня свежо — не забудь повязать ему шарф… А не то еще заболеет.

«И тогда вы все, чего доброго, скажете, что это из-за меня», — подумал он.

И девочка, как бы поняв его мысль, весело крикнула ему вдогонку:

— Раз уж я тебя беру в кормилицы. Танк, постарайся выйти из положения с честью, а то я не дам тебе хорошей рекомендации!

Танк этого не услышал — он был уже далеко. Шагая по тропинке, которая вела к флигелям, он с напускной независимостью насвистывал победную песню.

Бедный Танк! Если бы он знал…

— Мэтр, уверяю вас, она очень красивая, та голова, которую сделал Эрве… Она похожа на Милое-Сердечко… И вы напрасно боялись; он не продавал и не разбивал статуи — они у него все в вагоне.

— Тем лучше, девчурка, тем лучше… Но все-таки я не доверяю этому молодому прохвосту Фрэду, который по-прежнему, как тень, следует за Эрве. И я не успокоюсь до тех пор, пока Эрве не начнет опять регулярно работать здесь, в мастерской старого носорога… Да, я знаю, знаю, как он меня называет, не трудись возражать мне из вежливости… Ах, нет, ты ничего не возразила? Ты, кажется, начинаешь меня лучше узнавать? Во всяком случае, контуры русалки, для которой ты позируешь, начинают уже определяться. Ты знаешь, что такое русалка? Это дочь моря. На этот раз, как только я кончу, тебя отправят в красивый средиземноморский порт, и там ты будешь стоять, склонясь над фонтаном…

— Наш гид из Прованса — вот кто будет доволен, когда узнает об этом!

Накануне Фаншетта снова начала позировать в мастерской Бато-Лавуар. Теперь она болтала со скульптором, как со старым другом.

— Мой Бишу сейчас за городом, — продолжала она в порыве откровенности. — А вы знаете, у меня ведь есть жильцы!

— В твоих развалинах? Ты шутишь, девочка!

— Нет. Это… это птицы! С тех пор как снег идет, они прячутся в мансардах. Ведь окна-то без стекол… Только я беспокоюсь из-за кота астролога. Я ведь вам про него рассказывала. Он проводит все время на нашей крыше. Вчера он спустился к нам по печной трубе, весь черный от сажи. Боюсь, как бы он не слопал кого-нибудь из моих питомцев… Я им наверх приношу крошки… Как вы думаете, они когда-нибудь научатся меня узнавать?

— Подожди, девочка, пусть только весна придет! Когда откроешь окно, эти бесстыжие воробьи будут у тебя воровать масло прямо с тарелки… Ну вот… Можешь спускаться. На сегодня достаточно. Заплатить тебе за неделю вперед? В такую гнилую погоду твои пузыри, должно быть, плохо продаются.

— Не очень хорошо, это правда, — призналась Фаншетта, с облегчением принимая предложение старого художника.

Выйдя из Бато-Лавуар, девочка почувствовала себя богатой не только деньгами, но и временем, потому что ведь Бишу не было дома. И она решила пойти купить ему ботинки — очень красивые маленькие ботинки, которые давно приметила в витрине одного из магазинов в центре города.

Идешь за ботинками и собираешься быстро вернуться… Но разукрашенные, сверкающие огнями парижские магазины так и приковывают к себе взоры!

Фаншетта не устояла перед соблазном постоять немного перед витринами и, как это называют все девушки в Париже, «полакомиться вприглядку». Поэтому было уже поздно — почти что время обеда, — когда она возвратилась на улицу Норвен, заранее готовясь выслушать упреки мадам Троньон.

Она немного удивилась, заметив у ворот сада огромный грузовик господина Бабиоля. Но как она испугалась, когда навстречу ей, размахивая руками, выбежал расстроенный шофер!

— Наконец-то! Вот уже час, как я тебя жду. Только что пришел врач, я не мог оставить твоего парнишку одного с этой ведьмой, твоей теткой, которая только и умеет что кричать да действовать людям на нервы!

— Доктор? Что случилось, господин Бабиоль? Тетка заболела?

— Нет! С твоим… с твоим братишкой случилось несчастье, когда он в Шавиле в лесу играл с большим мальчиком. Должно быть, он поскользнулся и упал. Он немного поцарапал себе кончик носа. Но главное, одна нога перестала двигаться… Тогда я позвал доктора… А этот негодный Танк, как угорь, улизнул, только мы приехали. Бросил меня с малышом на руках и побежал, будто у него земля под ногами горит… Чтобы я еще когда-нибудь катал ребят на своем грузовике!..

Фаншетта не слышала последних слов, произнесенных славным господином Бабиолем. Она была уже у постели Бишу, который заливался горючими слезами, не желая слушать уговоров доктора.

— Не плачь, паренек, не плачь! — говорил доктор. — У тебя нога сломана. Я тебе другую смастерю — красивую, из гипса, белую как снег. Увидишь, как это интересно… А вот и твоя сестра, наверно? Она тебе много всяких историй успеет рассказать за сорок дней, что ты пролежишь в постели… Кстати, об историях… Расскажи-ка нам, как тебе удалось разломать свою ногу на две половины?

— Не знаю, — сказал Бишу, прекращая рев.

Теперь, когда Фаншетта была рядом с ним и он обнимал ее за шею, мальчик чувствовал себя спокойнее.

— Я был в лесу с Танком. А на земле было скользко… Я побежал за котенком. А Танк сказал — это кролик. И там была дырка, и перед дыркой палка… Я не видел кролика, я не видел дырку, и я упал в дырку… — старательно объяснил он. — А потом у меня нога больше не двигалась.

Мальчик невольно сопроводил свой рассказ движением, сделал гримасу, вскрикнул и снова принялся плакать.