Гопники - Владимир Козлов

– А-а-а.

– Хуй на.

Я и Клок все это время молчим. Настроение поганое, делать нечего, бабок нет, и домой переться еще рано.

Из ресторана выходят двое пацанов с бабой. Пацанам, может, лет по двадцать, и ей, наверное, тоже. Они не с нашего района. Я их раньше здесь не видел.

Вэк смотрит на нас и подмигивает.

– Привет, – говорит он и загораживает дорогу одному из пацанов. Тот его обходит, как будто столб какой-нибудь, и они втроем продолжают про что-то базарить между собой.

– Э, ты, что, не понял? – кричит Вэк и догоняет их. Мы не спеша идем следом.

– Что такое? – спрашивает пацан.

– Как что такое? С какого вы района?

– А тебе какое дело?

– Большое и толстое. Дай мне рубль.

Они остановились и не знают, что делать. Но видно, что не соссали. Пацан поглядывает на ресторан, но на крыльце никого нет, а если крикнуть, то не услышат: далеко уже отошли. Мы подходим ближе.

– Ребята, вы чего? – спрашивает второй пацан. Баба жмется к нему поближе. Наверное, это его баба.

– Гоните по рублю – потом идите, куда хочете, – говорит Вэк.

– А не жирно тебе будет? – говорит первый.

– Счас увидишь, жирно или нет.

Бык бьет первому пацану в глаз, а мы с Клоком кидаемся на того, который с бабой. Она начинает орать.

– Что ты ревешь, сука? – Вэк хватает ее за волосы и притягивает к земле. Бык махается с первым пацаном, а мы с Клоком мочим второго. Клок попадает ему по яйцам, и пацан готов, остается только добить ногами. Вэк отшвыривает бабу и идет помогать Быку. Пацан падает, и они тоже вдвоем доделывают его ногами, стараясь попасть по морде, чтобы сломать нос или выбить зубы. Он закрывает рожу руками.

Мимо проходит старуха из тридцать седьмого дома.

– Вечно мира им нет, – бурчит она себе под нос.

«Наш» пацан тоже уже не сопротивлялся, зато его баба пытается нас от него оторвать, хватая за руки. Клок разворачивается и дает ей оплеуху. Она отступает назад.

– Может затянем ее куда-нибудь и выебем? – спрашиваю я.

– Ну ее на хуй, суку.

– Все, уябываем! – кричит Вэк. Из ресторана к нам бегут трое каких-то пацанов.

– Разбегаемся, – орет Бык. Я бегу через дорогу, потом налево – чтоб не под окнами ментовки – и во дворы пятиэтажных домов, потом к школе. Останавливаюсь. Вроде никого. Сажусь на крыльцо передохнуть. Смотрю на свой кулак – он рассечен в двух местах.

– Зря ты на них залупнулся, – говорю я назавтра Вэку. Мы сидим на остановке.

– Почему зря? Тебя догнали?

– Нет.

– И меня не догнали. И Быка с Клоком тоже не догнали. А что, пусть на своем районе всякое говно выебывается?

– Ну, они сами не лезли. И ты не знаешь, кто они такие. Может, не лохи. Видел, они не соссали.

– Хватит базары гнилые разводить. Они там сидят, бухают, с бабами зажимаются, а мы ходим по району без бабок, как малолетки. Заебись?

– Ну…

Напротив остановки останавливается машина. «Жигули». Хлопает дверь.

– Они?

– Они.

Сваливать поздно. К нам идут четверо здоровых пацанов и тот, который вчера был с бабой. У него под глазом «финик» и губы разбиты.

– На силу есть сила, – говорит один. У него был поломанный кривой нос, а на ногах – «адидасы». – Так ведь?

Я успеваю только подумать, какой Вэк все-таки придурок. Меня бьет вчерашний пацан. Несильно, скользящим по уху.

Пацан со сломанным носом мочит Вэка. Видно, он боксер или просто умеет махаться.

Пацан бьет меня еще раз, в живот, но опять не очень сильно. Потом бью я, отталкиваю его и бегу. Успеваю только завернуть за остановку. Двое «быков» догоняют меня и хватают за куртку. Один бьет ногой по спине, я падаю, и они начинают меня молотить ногами.

Я закрываю голову руками. Они месят меня минут пять, потом уходят.

Спина и ребра горят. Наверное, ребро сломали, суки.

Встаю и иду к остановке. Этих уже нет. На скамейке сидит Вэк. У него разбита вся морда – нос, губы, под глазами «финики»: они пока красные, только потом посинеют. Он выплевывает обломок зуба.

– Блядь, хуесосы, – говорю я. – Пошли в контору, скажем Обезьяне, остальным пацанам, найдем этих козлов и в жопу выебем.

– Пошли.

Обезьяна в конторе. Он слушает нас, кривит губы, морщится и от этого становится вообще уродом.

– Вы сами долбоебы, – говорит он. – Не надо было заебываться на кого попало. Говорите, на зеленой «шестерке», все спортсмены, один с носом? Знаю, кто это. Центровые пацаны. Фарцовщики или хуй там их знает кто они. Зеня их знает: он сам с Кузей фарцует жвачками там, берут у этих, а эти – типа самые основные, знают, где все брать.

– И что, ничего нельзя сделать?

– Ничего. У них все подвязано, никто на них не полезет.

– Но эти, вчерашние… Эти лохи были, – говорю я.

– Может и лохи, зато друзья у них… Следующий раз не лезьте. И вообще вам советую – кончайте хуйней заниматься. Бабки надо делать, чтобы на водку было и на блядей, а не ходить – по пять копеек стрясать.

На алгебре приходит военрук, забирает всех пацанов. Ведет нас на третий этаж, к люку на чердак.

– Залезайте, – говорит он.

На чердаке уже ждет завхоз Сергеич, старый алкаш. Он всегда ходит по школе в задроченном синем халате и с молотком в кармане. Несколько раз у него этот молоток вытаскивали и бросали в унитаз в мужском туалете.

Я никогда раньше не был на чердаке школы. Он весь засыпан обломками кирпичей, штукатурки, досками и какой-то соломой, и все это засрано голубями. Несколько голубей летают по чердаку или сидят на досках.

– Берите доски, камни – что хотите, – и кидайте в этих гадов, – говорит Сергеич. – Гоните их на хуй через окно.

Чердачные окна открыты. На улице дождь, и слышно, как капли стучат по крыше.

Мы хватаем палки и кирпичи и начинаем швырять в голубей. Бегаем по чердаку, как охуелые, мочим этих блядских птиц. Повсюду перья, а солома и доски обмазаны кровью тех, в кого попали. Спасаясь, некоторые кидаются в окна, но мы стараемся никого не выпустить, всех добить. Андреич стоит в углу и улыбается своей дебильной улыбкой.

Вечером выхожу погулять. На остановке никого нет, и я прусь в «контору»: вдруг, там кто-нибудь сидит. Долго стучу – не открывают. Потом Обезьяна спрашивает:

– Кто там?

– Я.

– А, Гонец? Ну, заходи. Мы тут бухаем.

В конторе еще Цыган, Бык и еще несколько пацанов с района. На ящиках – бутылок десять чернила, нарезанный хлеб и сало.

– Откуда столько бухалова? – спрашиваю я.

– Хотабыч принес, – Цыган ржет. Он был уже здорово датый, остальные тоже.

– Обезьяна типа на залет собрал, – говорит Бык, и все лыбятся. – Прошел по всяким лохам – говорит: такое дело, залетели пацаны, поехали за свой район, а их менты повязали, хотят дело повесить. Ну, и дают – кто – трульник, кто рубль.

Мне наливают в чью-то рюмку, я выпиваю и закусываю хлебом.

– Счас бы бабу протянуть хором, – говорит Обезьяна. – А где Клок? Пусть бы привел своих из учила – поварих. Мы б тут их обработали.

– Клок с какой-то бабой ходит, типа на постоянке, – говорит Бык.

– Откуда ты знаешь? Он что, говорил?

– Ничего он не говорил. Я его видел с ней пару раз в троллейбусе. Спрашиваю – кто. Говорит – так, баба из учила.

Я сижу рядом с Обезьяной. Он уже пьяный в жопу и начинает молоть всякую херню.

– Нахуя ты в девятый класс пошел?

– Так просто.

– Хуйня все это. На хуй не нужно. Может еще в институт потом?

– Не знаю.

– Вообще, это твое дело. Ты свой пацан, ходишь за район. Так что это меня не ебет – в институт там или куда. Но я тебе говорю как старый уже пацан – все это на хуй не надо. Институт, хуют – все это хуйня.

– Я ж тебе не говорю, что в институт собрался.

– А какая хуй разница – говорю, не говорю. Я только одно знаю… Это самое… Институт – это все хуйня. Потом что – сотню рублей? А что такое сотня рублей? Ты ни хера не понимаешь еще, что такое сотня рублей, потому что ты это… Ты молодой еще, но это все хуйня. А насчет бабок? Ну, это, я тебе скажу. Вон, Цыган устроился на мясокомбинат, в охрану. Знаешь, сколько он имеет?

– Не знаю.

– И не узнаешь. Потому что он цыган. Но много – я тебе отвечаю. Или Белый. Белого знаешь?

– Ну, так. Наглядно.

– Он штаны шьет. Сегодня материал – завтра штаны. Тридцать рублей, а если джинсы, то пятьдесят. И клепки-хуепки там тебе поставит, и фирму, если надо. Так что, смотри, Гонец. Мотай на ус. Давай еще выпьем.

Чернила больше нет. Все разошлись, остались только я, Бык, Обезьяна и еще один пацан – Паша. Бык уже вырубился.

– Буди его и волоки домой, – говорит Обезьяна.

– А может, здесь оставить?

– Не надо. Он тут всю контору зарыгает. Забирай его.

Я трясу его за плечо:

– Вставай.

Бык что-то мычит.

– Вставай, пошли домой.

– Ни ху-у-у-я.

– Домой пошли. Хули ты тут расселся? Контору закрывать пора.

– Нет. Ху-у-у-я. Нет.

– Вставай.

– Да нет… Как?

– Что как? Хватит ебать вола. Пошли.