Лицом к лицу - Эрнст Бутин

– Ну как, угадал я билет? – он сплюнул прилипший к губе окурок под ноги Юре.

– Угадали. Спасибо, – юноша с откровенным пренебрежением глядел на будущего себя.

– Чего кривишься, не нравлюсь? – хамовито поинтересовался Юрий Иванович. – Ничего, привыкай.

Он нарочито развязно почесал грудь, широко зевнул, обдав себя, молодого, нечистым перегарно-табачным запахом. Юру передернуло, он отступил на шаг. Спросил резко:

– Вы хотели мне что-то сказать?

– Скажу, скажу, – Юрий Иванович порылся в карманах, достал паспорт. – Сначала почитай-ка вот это. Надо познакомиться, а? – Прищурился, посоветовал с издевкой: – Ты сядь, а то шмякнешься без чувств, копчик сломаешь.

Юрка покрутил непривычный, красный, с большой фотографией документ, полистал.

– Бодров Юрий Иванович, – бегло прочитал он и споткнулся. Прочитал еще раз, про себя. Поднял обескураженное лицо. – Что это? И день, и год, и место рождения совпадают. Шкодный какой-то паспорт.

– Ничего шкодного. Ты посмотри лучше, когда он выдан, – скучным голосом посоветовал Юрий Иванович. Достал деньги, расправил. Поинтересовался: – Нам с тобой десятки на обед хватит? У меня уже в животе бурчит, – и вдруг рывком вскинул голову, приоткрыл ошалело рот, захохотал. – Батюшки! Я же остался без гроша в кармане. Придется тебе содержать меня.

А Юра в это время читал:

– Выдан шестого декабря семьдесят восьмого… Тысяча девятьсот семьдесят восьмого года, – Он растерянно улыбнулся, но лицо уже бледнело, в глазах, сменяясь, уже проплыли удивление, насмешка, недоверие, и в конце концов прочно поселился страх. – Это подделка?

– Какая к шутам подделка, – обиделся Юрий Иванович. – Да ты сядь, а то действительно без сознания плюхнешься, – дернул за курточку Юру, тот послушно опустился на скамейку. – Это Тоже подделка? И это? – посмеиваясь, сунул ему деньги; достал пригоршню монет, высыпал в вялую ладонь юноши, развернув ее кверху. – Нет, дорогой мой… как к тебе обратиться, не знаю, это все настоящее. – Тяжело задышал, отдуваясь и всхрипывая. – Сейчас я тебе скажу одну нелепую, дикую новость, а ты посиди, подумай. Когда придешь в себя, поговорим спокойно. Согласен?

Юра обреченно кивнул.

Юрий Иванович поднялся, расставив широко ноги.

– Я, – стукнул себя в грудь, – это ты, – ткнул в грудь юношу. – Ты, – пощекотал его пальцем, – это я! – Опять постучал себя по груди. – Только я прибыл издалека, – махнул рукой за спину, – из будущего. Понял?

Он разговаривал, как с иностранцем или глухонемым: четко и громко выговаривая слова, помогая себе мимикой, жестами.

Юра опять кивнул, но лицо было тупое, взгляд бессмысленный.

– Вот и ладно. Переваривай, а я покурю, – Юрий Иванович снова сел. Закурил.

Юра неуверенно потянул у него из рук зажигалку. Оглядел ее.

– Газовая. У вас таких нет, – вновь громко пояснил Юрий Иванович и пальцами изобразил пламя.

– Не кричите, – поморщился Юра. – Я не глухой.

Он внимательно осмотрел бумажные деньги, потом каждую монету, заметил вполголоса, что одна двухкопеечная и две копеечных еще нынешнего времени, спросил, когда была проведена реформа и зачем, – на это Юрий Иванович не сумел ответить. Вернул деньги, велел Юрию Ивановичу вытянуть правую руку, нашел между указательным и средним пальцами белое пятнышко – в седьмом классе, испытывая волю, прижег в этом месте через лупу, – сравнил со своим.

– Все равно не верю. Вы все подстроили, – зажал лицо в ладони. – Этого не может быть.

– …потому что не может быть никогда? – ехидно уточнил Юрий Иванович. – А еще считаешься начитанным. Путешествие во времени – это же затасканный, бродячий литературный сюжет. Кто только об этом не писал: Маяковский, Булгаков, Уэллс, Лем, Твен, Бредбери…

– Бредбери? Американец? – Юра насторожился. – Он нытик-пессимист. – Выпрямился. – И вообще, все эти путешествия во времени – выдумки!

– Хороша выдумка! – мелко затрясся в смехе Юрий Иванович. Похлопал себя по гулкому животу. – Пощупай, вполне материально.

Юра брезгливо скривился. Посмотрел ненавидяще.

– Неужели вы думаете, что я стану вот таким… – в голосе было отвращение, «Лысым толстяком», – догадался Юрий Иванович, Но этого Юра сказать не решился. Выбрал неожиданное: – Таким оборванцем.

– Оборванцем? – поразился Юрий Иванович. Оглядел себя. – Странно. Ты же всегда был пижоном. На людях лицемерил, а в душе завидовал стилягам. Вот и сбылась твоя мечта, я стал стилягой. Стилягой будущего. Конечно, вид немного хипповый, но это не беда, так даже модней. Чем я плох? – Вскочил, подбоченился ернически. – Пиджак – японский, рубаха – французская. Чистый нейлон, смотри. Правда, в наше время нейлон уже не котируется…

Юра покосился, и в глазах его слабым отсветом блеснуло любопытство.

– Ага, зацепило, – торжествовал Юрий Иванович. – Вот эти спецовочные штаны, они называются джинсы, лет через десять станут твоей главной мечтой. Смотри, любуйся, – повернулся спиной, забросил полы пиджака, похлопал себя по заду. – Вот ярлык, лейбл. Штатовские. Из-за них ты будешь слюни распускать, моралист дутый…

– Неправда это! Все неправда! – с отчаяньем выкрикнул Юра. – Я вам не верю. Ничему не верю! Не может быть, чтобы я превратился в вас!

Саид на волейбольной площадке вытянулся в струнку, посмотрел в сторону Бодровых из-под ладони. Юрий Иванович оправил пиджак, вяло помахал учителю рукой – все в порядке, дескать.

– Лицом к лицу лица не увидать, большое – и добавлю: ничтожное – видится на расстоянии, – щеки и лоб Юрия Ивановича вспотели, точно их смазали вазелином. – Хочешь еще доказательств? – Он сел на скамейку напротив. Достал платок, отерся. – Могу рассказать несколько эпизодов из твоей жизни. Только это будут неприятные эпизоды. Именно они запоминаются. Хорошее забывается, а плохое житья не дает. Рад бы забыть, да… Рассказать? – поглядел требовательно и с болью.

– Ну-ну, послушаю, – Юра всунул руки в карманы брюк, качнулся.

– За комсомольское собрание, когда влепили Владьке выговор, не стыдно?

– А-а, вас Борзенков подослал, – понимающе закивал Юра, но видно было, он растерялся: не ожидал, что пухлый бородач знает такое. – Владька хотел навязать реакционные взгляды…

– Ладно, вижу ты еще не созрел, – перебил Юрий Иванович. – В наше время генетику, о которой догадывался Владька, изучают в школе, а кибернетику уже сейчас, в ваши дни, не считают лженаукой, но… Не о том речь. Как ты бахвалился перед парнями, какую грязь нес о Лидке, рассказать? О Тонечке рассказать?

Юра заерзал, вытянул из карманов руки, отвел глаза; из-под воротника, по шее, заливая лицо, расползалась густая вишневая волна.

– Хорошо, пощажу. Но вот одну пакость я себе, а значит, и тебе, простить не могу. Помнишь, Цыпа со своими шакалами поймал тебя в кинотеатре и приказал не ходить за Лариской? Ты не отворачивайся, не отворачивайся! – Юрий Иванович схватил его за подбородок, развернул к себе. – А ты, здоровый, сильный, заюлил, задрожал, наврал зачем-то, что с Лариской дружит Владька, и еще гадостей каких-то насочинял. Помнишь? – стиснул подбородок Юры, тряхнул слегка. – А помнишь, как в душе подленько радовался, когда Цыпа Владьку избил? Ты, народный трибун, обличитель трусости, безнравственности… Мразь! – и, неожиданно для себя, ударил Юрку по щеке.