Убей, укради, предай - Фридрих Незнанский

– То есть убийство вы отрицаете? – спросил Реддвей, терпеливо дослушав вдохновенную тираду фээсбэшника.

– Следствие еще не закончено, – уклончиво ответил Юранов, – но пока фактами, подтверждающими версию убийства, мы не располагаем. Следов борьбы ни в номере, ни на балконе не обнаружено, и все травмы, с очень большой вероятностью, получены именно в результате падения. С момента ухода официанта и вплоть до появления местной службы безопасности дежурный по этажу возле этого номера никого не видел.

– Номер не был закрыт изнутри на какой-нибудь засов, цепочку, щеколду?… – справился Турецкий.

– Нет, но, на мой взгляд, это совсем не повод классифицировать данный случай как убийство.

– Зато пропавшие документы – повод, – заявил Реддвей. – Если это, – он достал из кармана сложенный вчетверо листок бумаги и помахал им перед носом фээсбэшника, – полный список вещей, обнаруженных вами в номере, то здесь не хватает черного кейса, с которым Апраксин улетел из Нью-Йорка, и содержимого этого кейса – банковских документов.

Юранов молчал с непроницаемым лицом, видимо что-то про себя соображая.

– Известно, с кем он встречался в тот день? – напирал Реддвей.

– Да, у него была рабочая встреча в Минфине, а конкретнее – в комиссии по внешним долгам.

– И там он был с кейсом?

– Не могу сказать. До сегодняшнего дня мы не были проинформированы о существовании этого кейса. В показаниях свидетелей он не упоминается. – Юранов прокашлялся и спрятал улыбку. – Кстати, я хочу официально заявить, что, скрывая от нас эту информацию, вы, американская сторона, возможно, перечеркнули все наши усилия. Такое преступление, если оно действительно имело место, можно раскрыть только по горячим следам…

– Вы, слава богу, тоже хороши, – нимало не смутившись, перебил Реддвей, – список личных вещей Апраксина у вас запрашивали еще неделю назад, а увидел я его только вчера!

– Хоть Апраксин и американский подданный, но расстался с жизнью он на нашей территории! – вскочив из-за стола, запальчиво возразил Юранов. – Мы сами устанавливаем правила ведения следствия и просим вас не указывать нам, что, когда и как делать!

– Если Апраксина убрали как потенциального свидетеля по делу Бэнк оф Трейтон, то это дело международного значения! – повысил голос и Реддвей.

– Почему бы вам, мистер Реддвей, – покраснев от возмущения, выкрикнул фээсбэшник, – не пойти до конца и не обвинить нас в том, что это мы похитили эти самые якобы пропавшие банковские документы, чтобы выгородить наших, якобы замазанных в банковском скандале политических деятелей?!

Реддвей обиженно засопел и уставился в окно. Юранов отдувался, пальцем оттирая с папки несуществующее пятнышко. Пауза длилась минут пять. Турецкий понял, что спорщики скорее согласятся на дуэль, чем на взаимные извинения, и взял на себя роль миротворца:

– Вы не возражаете, если мы тут немного осмотримся? – обратился он к Юранову.

– Ваше право, – пробурчал фээсбэшник и протянул Турецкому часть содержимого своей папки: – Вот ксерокопии бумаг, найденных в номере. Если вам понадобятся оригиналы, сообщите мне.

Пожимать руки на прощание он не стал и, оставив ключ от номера на столе, ретировался.

– С чего ты так завелся? – поинтересовался Турецкий у Реддвея.

– Это я завелся?! – расплылся в широкой довольной ухмылке Питер. – Это он пытался меня завести и как это… Вывернуть наизнанку – стандартный прием ГБ со времен дядюшки Джо.

Турецкий воздержался от комментариев – если Реддвей и считает себя большим специалистом в гэбэшных методах, флаг ему в руки. Он просмотрел ксерокопии – набор, достойный пера классиков. Потомкам Апраксин оставил брошюру «Единение» (политическая программа)" с собственноручными карандашными пометками, стенограмму речи премьер-министра в Госдуме, посвященной бюджету на следующий год, рекламный буклет агентства «Русская недвижимость», вырезки из газет: «Российские атомщики приостановили строительство АЭС в Иране», «Контингент русских миротворцев в Косове сокращен», «В следующем году Украина получит меньше газа, чем в прошлом», «Хонда» и «Тойота» против «Форда» и «Дженерал моторс», раунд 115" и так далее в том же духе. Турецкий поставил бы сто к одному, что всю эту галиматью придумали и подложили в номер (а потом они же и нашли) сами фээсбэшники, чтобы доказать, что Апраксин – псих.

Реддвей курил на балконе, силясь разглядеть что-то на асфальте внизу.

– Ну, что скажешь?

– Летел он долго, – заметил Турецкий.

Черный. 12 сентября, 11.20

– Н-да, Билли! Москва, старушка, дышит пока… Невзирая на всяких там злодеев и шпионов! Странно, и крови на тротуарах чего-то не видать… – Черный благодушно погладил любимца, восседающего у него на плече и внимательно внюхивающегося в мир через полуоткрытую дверь джипа. – М-да, дружище, казалось бы, сядь в самолет, поболтайся немного в воздухе, и пожалуйста – смотри сам, что правда, а что вымысел… Вот ты бы поверил, если бы тебе сказали, что где-то, пусть даже в России, судьбы миллионов людей зависят от мимолетных прихотей жалкой кучки коррумпированных корыстолюбцев, каждый раз по-новому облапошивающих народ, которому они как бы «беззаветно преданы». Более того, миллионы свято верят в непогрешимость собственного правительства – «для людей же стараются» – и, когда однажды им показывают истинную сущность этих «филантропов», горько удивляются, цокают языками и говорят, что, мол, новые – те уж точно будут лучше. Святая наивность, страна дураков – на них ездят, а они радуются… В общем-то, конечно, доля истины в этом есть… Но, Билл, ты как хочешь, а будь я обыкновенным американцем, точно бы не поверил! Я бы сел в самолет и полетел бы – посмотреть, где правда, а где, мать его, ложь. Ну да, ты скажешь, они же нас запугивают в этих долбаных вкуснообложечных бестселлерах, что, мол, потом из такой поездки вообще можно назад не вернуться или если вернуться, то уж точно шизиком… Мол, там КГБ, там леший бродит… Кровь на тротуарах, по ночам куда ни плюнь – сплошь медведи, грабители и алкоголики, чаще – одни и те же по совместительству. Мать их! Мишки-алкоголики-грабители#… Жизнь, мед или бутылку водки?!! Ха-ха-ха!!! Звучит. – Черный заливисто расхохотался.

Билл не выдержал внезапной тряски и, судорожно, но безрезультатно цепляясь коготками за скользкую ткань хозяйской куртки, съехал вниз. Черный подобрал его, посадил на соседнее сиденье.

– Знаешь, старый, – произнес чуть погодя, – что-то мне до жути захотелось почудить. Что они заладили – серьезность, вдумчивость. Серьезные люди… Это они-то серьезные? После такой галиматьи?! – снова всхохотнул. – А что, очень серьезно – с серьезной такой миной стибрить десяток-другой миллиардов у несерьезного населения, оно-то, население, такую мелочь и не заметит даже. А ежели кто и пронюхает, ну тогда обладателя такой чувствительной нюхалки – я не имею в виду тебя, дружище, – придется с почетом проводить до ближайшего кладбища. Все очень-очень серьезно, мать его! Ну и скажи, пожалуйста, что после этого остается мне, скромному пиарщику с одноименными инициалами? Как можно об этих серьезных людях писать в несерьезных книжках? Поверь, Билли, мне на кладбище пока неохота…

Черный вздохнул.

– Нет, надо ставить крест на всей этой затее с книгой! «Закажут» ведь меня господа филантропы, и не поморщатся. А киллер – он вообще человек маленький, сказали – сделал. Ему до фени всякие там тонкости, и уж точно он не станет разбираться, знаешь ты чего на самом деле либо просто выдумал от нечего делать, а оно «вишь как совпало…». Только Джексон этого всего тоже не поймет. Хрен знает как ему объяснить… – снова вздохнул Черный. – Наверное, старик, придется в следующий раз тебе с ним разговаривать. Что молчишь, думай теперь, что плести будешь…

Билл подергал носом, но ничего не ответил.

– Ладно, поехали домой. – Черный включил зажигание. – Как там говорится?… Едрена вошь – эту песню не задушишь, не убьешь! А почудить все-таки надо. Держись, Билли, взлетаем! – выжал сцепление. «Рейнджровер», взметнув пыль, покатился по шоссе.

Черный третий день болтался в Москве и пока не мог придумать себе стоящего занятия. Потому теперь готов был хоть к черту на рога, лишь бы не признаться самому себе, что отъезд из Нью-Йорка был обычнейшим бегством. Можно бы сказать, что, мол, сейчас он изучает обстановку, но ведь нельзя же ее изучать бесконечно. Тем более если по ходу так называемого изучения выпивается неимоверное количество саке, напитка хоть и слабого, но все-таки алкогольного. Последние два дня Черный, чтобы не спиться, просто катался по городу, для компании прихватив с собой Билла.

Из бардачка подал голос телефон.

– Хм, и кто же к нам пожаловал? – откопал он трубку из-под груды компактов. – Алло! Черный на проводе!

– Здравствуйте. – Голос в трубке был звучным, несколько протяжным, можно выразиться даже – задумчивым. Мелькнула мыслишка, что подобный голос может принадлежать либо исключительно важной личности, размышляющей минимум о миллионе дел сразу даже во время разговора по телефону, либо исключительному болвану, размышляющему, что бы теперь еще такого ляпнуть. – Моя фамилия, гм… Кржижановский… – Глубокомысленная пауза. – На сегодняшний день я являюсь заместителем господина Чеботарева… – Значительная пауза. – По связям с общественностью.