Искатель, 1997 № 09 - Журнал «Искатель»

Он в конце разговора так рассердился, что пообещал вернуться и душу из меня вытрясти. Тоже, испугал!

Дед излагал интересные сведения, но уж очень подробно, а времени у Фризе было в обрез. Он еще раз убедился в том, узнав, что до него здесь уже побывали другие заинтересованные лица, хорошо знавшие чего ищут.

— Роман Андреевич, в деле, которое я расследую, важно не опоздать. Может быть, от моей расторопности, зависит судьба человека.

Давайте договоримся — короткий вопрос, короткий ответ.

— С этого бы и начинали. Ало я разливаюсь соловьем! — пробурчал дед. — Спрашивайте.

— «Штангист» не сказал, откуда он?

— Нет. Но мне показалось из милиции.

— Почему вы так решили?

— Пока он следил за ломом из своего шарабана, подъехал гаишник. Я загадал — сейчас толстый даст взятку. Ничего подобного. Сунул инспектору какой-то документ. Тот взял под козырек и смылся.

— «Штангист» спрашивал только о Жоржике?

— Да.

— А кто был второй?

— Немец. Лет сорока пяти. Мрачнее тучи. Рожа разъевшаяся.

На Кюна этот немец совсем не походил. Ни лицом, ни возрастом.

— Немей тоже подловил вас в парке?

— Дома.

— Он только к вам обращался?

— И к Марфиным с последнего этажа. Больше никого в доме не было. Банкир с бельэтажа с семейством жирует в заграницах, Семеновых ветром сдуло. Только я и Марфины.

— Что спрашивал?

— Опять про Жоржика. Он его Георгом Семеновым величал «Давно ли уехал? Куда?»

— Вы сказали?

— Еще чего? Буду я перед каждым немцем распинаться.

— Он сказал, что приехал из Германии?

— Сказал. Ему, видите ли, поручил повидаться с Жориком его бывший начальник и приятель. Такая смешная фамилия — Суша.

— Немец не назвался?

— Не посчитал нужным. И уехал ни с чем!

— А где работает Семенов?

— В дирекции Павловского музея-заповедника. А Суша когда-то был заместителем директора. А потом сменил Ленинград на Мюнхен. Наверное, немало ценностей перетаскал из запасников. — Похоже, эта мысль только что осенила старика. И очень ему понравилась: — Вполне допускаю! То-то вы все переполошились!

Фризе хотел возразить: «Я об этом Жоржике только от вас и услышал». Но вовремя остановился. Неизвестно, закончился ли поток визитеров к деду. И следующий визитер может оказаться еще щедрее.

— Про запасники вам интуиция шепнула?

— Не иронизируйте, молодой человек! В нашем деле интуиция играет ведущую роль! Если вы занимаетесь сыском, то хорошо это знаете.

— Вы юрист? — Фризе догадался, откуда у старика способность точно выражать свои мысли и пару раз мелькнувшие в речи профессиональные термины.

— Был прокурором района. Теперь живу на пенсию. Газеты вот, — он положил сухую пятнистую ладонь на пачку газет, — читаю старые. Собираю на вокзале. Теперь по поводу интуиции. Я слышал когда-то разговор Жоржика с Сушей. Они обнаружили в архивах документы о художественных ценностях, которые фашисты собрали, но не успели вывезти в Германию.

— А вы не сообщили властям?

— Да о чем вы говорите, молодой человек?! Скажи я властям — они бы себе все это и присвоили. Лично себе! Я не прав?

— К сожалению, правы.

— Вот видите! — Дед опять залился искренним подкупающим смехом. Как дитя — Очень рад, что с вами пооткровенничал. Кстати — может быть, это будет интересно, — у Елены Семеновой во время дежурства в «Астории» убили какого-то немца. Слышали?

— Слышал.

— Это было… Эго было… Дней десять назад. Точнее не помню. — Старик виновато улыбнулся. — Память подводит на цифры. А дни недели помню. С воскресенья на понедельник это было. Утром мне принесли пенсион. А очень рано утром — часов в пять, может, и раньше, зa Жоржиком кто-то заехал на машине. С тех пор он и пропал.

— Кто заехал?

— Не видел. И машину, как следует, не разглядел. Еще темновато было. Одно могу твердо сказать — небольшая иномарка. Светло-зеленая. А капот потемнее. Небось, после аварии.

— Спасибо. — Фризе поднялся.

К полудню город приобрел вполне туристический вид. По улицам медленно ползли кавалькады пестрых, сверкающих лаком автобусов, везде слышалась иностранная речь, чистенькие, ухоженные заморские старики и старушки с необыкновенным азартом расходовали кино- и фотопленку.

«Где-то среди туристов может разгуливать и Тосико», — подумал Фризе, без всякого интереса разглядывая нарядную многоязыкую толпу. Выйдя из парка, он осторожно понаблюдал за бывшим прокурором. Старик по-прежнему сидел на скамейке, не притронувшись к газетам, не поспешив в магазин потратить легко заработанные деньги.

По мере того, как Владимир приближался к своему «жигуленку», желание сесть за руль и мчаться в неизвестное местечко Саблино на поиски Елены Семеновой заметно поубавилось.

Он сел в машину, опустил стекло и задумался. Ощущение неудовлетворенности не покидало Фризе с того момента, как он заговорил с дедом на скамейке в парке. Фризе знал — пока не докопается до причины этой неудовлетворенности — нельзя допустить никаких резких движений! Никаких поездок и поисков!

Что же важное в разговоре с отставным прокурором прошло мимо его внимания, но отложилось в подсознании? И теперь дает о себе знать, как оскомина от кислого яблока.

Несвойственная таким пожилым людям развязность, с которой дед намекнул на магарыч?

Нет. Приходит в жизни момент, когда начинает диктовать желудок. А желудок с этикой не знаком.

Подозрительная осведомленность экспрокурора о жизни и делах своих соседей? Это бывает.

Легкость, с которой Владимиру удалось найти словоохотливого — и жадного — деда, обладающего необходимой ему информацией? Не выглядит ли такая встреча подстроенной?

Выглядит.

Фризе об этом думал и во время разговора со стариком. Но кому могло прийти в голову, что он поедет разыскивать Елену Семенову? Поедет сегодня, именно в это самое время?

Нет, встреча со стариком случайная, не подстроенная. Просто повезло. В его следственной практике бывали и более везучие моменты.

Тогда откуда же это неясное, тревожащее ощущение, как только что увиденного, но тут же забытого сна?

У газетного киоска, на пересечении улиц, толпились иностранцы. Фризе машинально отметил, что никто не покупает ни журналов, ни газет, хотя там продавалась и зарубежная пресса. Все покупали открытки с видами Павловска, наборы матрешек, хохломские безделушки.

Газеты! Он, наконец, выудил из подсознания мимолетное впечатление, не дававшее ему покоя. Газеты! Пачка газет, лежащая на скамейке! Газет, которые дед, якобы, подобрал на станции. В какое-то мгновение порыв ветра растрепал страницы, и Фризе краем глаза заметил на «Петербургских ведомостях» — это он сейчас отчетливо представил — несколько цифр: 9—11. Девять — это был номер дома на улице Широкой, в котором жил и старик, и Елена Петровна, одиннадцать — номер квартиры, дежурной из «Астории».

Была вероятность, что дед Роман Андреевич по случаю отъезда четы Семеновых изъял газеты из их почтового ящика, но Фризе в это не верил. Бывший прокурор ворует газеты? Может быть, получал от Семеновых старые, уже читанные? Тоже нет— газеты не выглядели мятыми и зачитанными.

Напрашивался вывод — дед был родственником Семеновых. Жорика или Елены. И жил с ними в одной квартире. И все, что он убедительно излагал Владимиру в парке было выдумкой. «Нет, не все, — остановил себя Фризе. — Если Роман Андреевич бывший юрист, прокурор, он знает, что самая убедительная ложь изготовляется пополам с правдой».

Следующие полчаса Фризе посвятил поискам адвокатской конторы. Расспросив секретаршу, кто из адвокатов сейчас принимает, он, к ее удивлению, выбрал самого пожилого и через несколько минут уже знал, что районный прокурор Семенов ушел на пенсию лет пятнадцать тому назад, пытался заниматься адвокатской практикой, но потерпел фиаско — клиенты обходили бывшего прокурора стороной.

— Ну кто доверится бывшему районному прокурору? — заключил свой рассказ, похожий на разъевшегося кота, собеседник. — Жаль бедолагу. — Адвокат притворно вздохнул, но его тонкие губы под седой щеточкой усов изогнулись в ехидной усмешке. И Владимир подумал: «Не клиенты сторонились деда, а коллеги-адвокаты его слопали!»

Фризе знал, как трудно бывает прокурорским работникам ужиться со своими бывшими оппонентами.

Виски с острова Скай

— Игорь Васильевич!

Корнилов поднял глаза и увидел у калитки соседа по даче Болеслава Творожникова.

— Смелее, Болеслав Иванович! Калитка не закрыта. — Корнилов отложил на скамейку потрепанный том Семенова-Тян-Шанского и поднялся с шезлонга.

Появление соседа, известного питерского журналиста, удивило его. Они были едва знакомы, и Творожников никогда не проявлял желания сойтись поближе. «Здрасте» и «до свидания», «Хороший выдался денек» — дальше этих фраз, брошенных через забор, разделивший сосновую рощицу, в которой стояли их дома, почти никогда не шло.