Психологи тоже шутят - Андрей Юревич

Но восстановим разорванную этим поучительным отступлением линию повествования: к концу XIX в., несколько позже, чем другие науки, психология ясно осознала, что ей гораздо выгоднее быть не разновидностью философии, а экспериментальной наукой. А для этого с психикой надо было делать то же, что физиологи делали со своими крысами, а физики со своими тележками — резать и измерять. Так психика оказалась расчлененной на внимание, память, мышление и т. п., психологи стали исследователями, все остальные люди — их испытуемыми (некоторые ради того, чтобы не плодить сущности сверх надобности, были одновременно и тем, и другим, но их осудили за интроспекционизм), а психология стала наукой.

В описанных условиях не следует удивляться, что основы научной психологии закладывались не психологами, а физиками (Г. Фехнер), физиологами (Э. Вебер) и такими лицами, как Г. Гельмгольц, который кем только не был. Все они хотели сделать психологию похожей на физику или хотя бы на физиологию, а для этого что-нибудь в психике измерить. Эта установка сохранилась до сих пор: главное в современной психологии — измерение корреляций. Как уже было отмечено выше, сейчас более 95 % статей, публикуемых в психологических журналах, основаны на исчислении корреляций. На этом основании Д. Картрайт сделал справедливый вывод о том, что психологические журналы вообще остались бы не у дел, если бы не существовало метода анализа вариаций, а всю психологическую науку определил как «измерение корреляций между А и Б». И ему никто не возразил. В общем, психолога-исследователя можно определить как человека, который профессионально, т. е. за деньги, измеряет корреляции между переменными. И, чем больше он их измерил за свою жизнь, тем больше его авторитет и вклад в психологию (психологи-теоретики, о которых речь пойдет ниже, не в счет).

Обряд исчисления корреляций имеет древнюю предысторию. Когда наш первобытный предок впервые заметил, что после его танца пошел дождь, он не придал значения этому совпадению. Когда совпадение повторилось, что-то шевельнулось в его дремучем мозгу. Когда повторилось еще несколько раз, он решил, что дождь идет от того, что он танцует, и стал исполнять ритуальные танцы для того, чтобы вызвать осадки. Именно эта логика увековечена в обряде исчисления корреляций, а соответствующий стиль мышления справедливо считается свойством не только науки, но и обыденного сознания.

Между чем именно измеряются корреляции, не важно. Точнее, на одном полюсе должна находиться психологическая переменная, например, уровень интеллектуального развития или время реакции, которая называется зависимой переменной. А вот на другом полюсе, именуемом независимой переменной, может быть все, что угодно: здоровье тещи испытуемого, уровень шума в соседней комнате, политическая обстановка на Гренаде, расстояние от Земли до Марса и т. п. Правила хорошего тона предполагают, что исследователю не задается вопрос о том, почему он стал измерять те, а не иные корреляции, и почему именно данные независимые переменные попали в фокус его внимания. Уместны лишь вопросы о том, какие именно переменные коррелируют друг с другом и в какой степени, а также о том, как инициатор исследования может все это объяснить. Здесь уместна аналогия с интеллектуальными играми, например, с шахматами: узнав о том, что состоялась некоторая партия, уместно спросить, кто были игроки и как они сыграли, но не почему они играли по определенным правилам.

Смысл измерения корреляций и причина широчайшей распространенности этой процедуры в исследовательской психологии достаточно просты. Во-первых, она дает возможность психологам чувствовать себя именно теми, кем они хотят себя чувствовать, — настоящими учеными. Ведь в этой науке со времен ее отцов-основателей считается, что ученый это человек, который что-либо измеряет. Во-вторых, это игра практически беспроигрышная, поскольку в нашем мире что-нибудь с чем-нибудь обязательно коррелирует. И, измерив корреляции выбранной Вами зависимой переменной с десятком-другим независимых переменных, Вы непременно хотя бы пару корреляций обнаружите. Как учат очень хорошо понимающие суть дела М. Сакс и Дж. Томас в своей статье, опубликованной в «Журнале дрессировщика червей», t-критерий надо применять как можно чаще и без лишних раздумий: когда-нибудь что-нибудь да получится.

Если же не получится, тоже не беда. У Вас остаются два выхода. Либо измерить корреляции своей переменной еще с десятком-другим факторов и так далее, пока не будет достигнут нужный результат, т. е. закидывать сеть до тех пор, пока в нее не попадется хоть какая-нибудь рыба. Либо — понизить планку, т. е. смягчить критерий корреляции: если две переменные не коррелируют на одном уровне значимости, они, возможно, коррелируют на каком-либо другом. В принципе, есть и еще один выход — попросту придумать несуществующие корреляции, что, кстати говоря, нередко делается, но пока не будем вводить соответствующие сюжеты. То есть, если Вы не пожалеете времени на подсчет корреляций, научный результат, а, значит, и научная статья, диссертация и т. п. Вам обеспечены. И здесь заключен еще один важный смысл измерения корреляций. Эта процедура требует времени, а, стало быть, и его жертвы. Следовательно, тот, кто подсчитал какие-нибудь корреляции, считается принесшим жертву науке, а, значит, в соответствии с назначением жертвенных обрядов, приобщившимся к ней. Процедуры исчисления корреляций хороши и тем, что они предельно просты в употреблении. Для того, чтобы их успешно применять, совершенно не обязательно понимать их смысл (подавляющее большинство психологов его не понимает), усвоить азы математики, да и вообще уметь считать, чего, как было сказано выше, многие психологи не умеют. Достаточно лишь ввести числа в свой компьютер и запустить соответствующую программу. Хотя, в принципе, корреляции можно посчитать и на ручном калькуляторе, но это — дурной тон. Так что посчитать корреляции может каждый психолог. Даже представитель той генерации, которой компьютеры и калькуляторы заменяли труды классиков марксизма-ленинизма. Тем не менее многие психологи имеют идиосинкразию на эту процедуру, что выражается в хронической боязни цифр, в совершенно ненужных попытках выявить методологический смысл исчисления корреляций, а то и в открытой неприязни к тем, кто этим постоянно занимается. Для таких людей в исследовательской психологии тоже есть своя экологическая ниша: они, как правило, становятся теоретиками.

Чтобы понять, кто такие психологи-теоретики, рассмотрим особенности и основные типы психологических теорий. Психологические теории делятся на три типа: 1) теории-систематизации, 2) теории-номинации и 3) теории-проекции1.

Теории-систематизации (ТС) наиболее просты, наименее претенциозны и наиболее полезны. Их суть состоит в том, что изучаемые объекты разделяются на несколько разновидностей, а в исследуемых процессах вычленяется несколько аспектов. Это делает и те, и другие намного понятнее, а, главное, упорядоченнее, хотя и отдает бюрократической традицией начинать любое дело с инвентаризации. Но что в ней плохого? Причем исследователи почему-то любят делить изучаемое ими на три части, в результате чего соответствующие теории обычно выглядят как триады. Именно такие триадические систематизации образуют скелет большинства так называемых «теорий среднего ранга», которые в современной психологии востребованы куда больше, чем любые другие теории. А большинство психологов нового поколения знает только «теории среднего ранга», хотя что-то слышали и о Фрейде или Скиннере.

Теории-номинации (ТН) основаны на переименовании общеизвестных вещей — в расчете на то, что от этого переименования они станут менее общеизвестными, а, стало быть, более научными. Костная ткань таких теорий состоит из определений типа «психика — это деятельность», «мотив — это предмет потребности» и т. п. Их характерная особенность — большое количество подобных определений, в результате чего соответствующие теории обычно излагаются в виде многотомных произведений, сквозь многословие которых очень трудно пробиться, а, значит, и понять, в чем именно состоит та или иная теория.

Теории-номинации особенно характерны для нашей отечественной психологии, органично вписываясь в нашу национальную традицию все переименовывать — города, улицы, станции метро — в надежде на то, что от этого наша жизнь изменится к лучшему[2]. Но сейчас они не очень популярны и к тому же более других подвержены главной коррозии психологических теорий — идеологизации.

Но самый важный тип психологических теорий это все-таки теории-проекции (ТП). Немного забегая вперед подчеркнем, что теории нужны в психологии не только для того, чтобы психологам, имеющим идиосинкразию на исчисление корреляций, тоже было чем заняться. Тем не менее любые теории в первую очередь нужны тем, кто их разрабатывает, а психологические теории выполняют в этом плане две важнейшие функции. Первая состоит в том, что с их помощью психологи привлекают широкое внимание к своим личным проблемам, что в любой другой форме было бы сделать нескромно и даже неприлично. Вообще давно известно, что любая научная теория имеет толстенную личностно-психологическую подоплеку. Например, психобиограф (существует и такая профессия) И. Ньютона Дж. Кристиансен убедительно доказал, что теория всемирного тяготения — ничто иное как продукт психологической тяги этого ученого к своей матери, с которой он был насильственно разлучен в раннем детстве. А формальная логика, как показал У. Томас, это — следствие нелюдимого образа жизни и пристрастия к сухим формализмам ее основоположника — Дж. С. Милля. Нечто подобное можно сказать и о многих других, если вообще не обо всех, научных теориях. Но ни в одной другой науке они в такой степени не выражают психологические особенности их авторов, как в психологии. Хорошо известно, что психоанализ Фрейда это способ, которым он лечил свой собственный невроз. Учение А. Адлера было реализацией инстинкта власти, свойственного ему самому. Та же закономерность продемонстрирована и в отношении других классиков психоанализа и прочих авторитетных представителей психологической науки. А в работах У. Джемса можно без труда проследить не только проявление его психологических особенностей, но и перепады его настроения.