Фавориты Фортуны - Колин Маккалоу

На этом разговор и закончился. Через час маленькая кавалькада остановилась перед воротами. Луций Декумий выразил желание увидеть военачальника, и они вошли в мир, очень странный и новый для Аврелии, которой никогда раньше не случалось даже близко находиться от военного лагеря. Она вызвала всеобщий интерес. Многие провожали взглядами эту женщину, пока они ехали по широкой улице, прямой, как древко копья, ведущей к другим, маленьким воротам, видневшимся вдалеке. Аврелия была поражена, осознав, что расстояние между двумя воротами составляет не менее трех миль.

На полпути они увидели явно искусственно нарытое возвышение, на котором стоял большой каменный дом. Огромный красный стяг полководца возвышался над домом в знак того, что тот сейчас находится в доме. Рыжеволосый дежурный офицер, сидевший за столом под навесом, неуклюже поднялся, увидев, что посетитель — женщина. Луций Декумий, его сыновья, Бургунд, Кардикса и вторая служанка остались возле коней, а Аврелия спокойно направилась к дежурному офицеру, рядом с которым стояли часовые.

Поскольку она была полностью закутана в огромную желтовато-коричневую накидку из тонкой шерсти, молодой Марк Валерий Мессала Руф, дежурный офицер, мог видеть лишь ее лицо. Но и этого было вполне достаточно. У него перехватило дыхание. Стоявшая перед ним женщина приходилась ровесницей его матери — но то была самая прекрасная женщина в мире! Троянская Елена тоже не была молодой. Годы не погасили волшебства Аврелии. До сих пор, стоило ей выйти из своей квартиры, как все головы поворачивались в ее сторону.

— Прошу тебя, я бы хотела увидеть Луция Корнелия Суллу.

Мессала Руф не спросил ее имени, он даже не подумал предупредить Суллу о посетителе. Он просто поклонился и жестом показал на открытую дверь. Аврелия вошла, с улыбкой поблагодарив офицера. Хотя ставни были широко раскрыты, чтобы впустить воздух в помещение, в комнате оставалось темно, особенно в дальнем углу, где, склонившись над столом, сидел человек и с занятым видом что-то писал при свете большой лампы.

Раздавшийся в полумраке голос не мог принадлежать никому другому:

— Луций Корнелий?

Что-то случилось. Склоненные плечи напряглись и поднялись, словно желая защититься от страшного удара, а стилос и дощечки отлетели к краю стола. Он повернулся к ней спиной и замер.

Она сделала несколько шагов вперед.

— Луций Корнелий?

Молчание. Но глаза ее уже стали привыкать к мраку. Она разглядела шапку волос, явно не принадлежавших Луцию Корнелию Сулле. Маленькие ярко-рыжие завитушки, довольно смешные.

Он конвульсивно содрогнулся и повернулся к ней. Она сразу поняла, что это был Луций Корнелий Сулла, но только потому, что незнакомый человек смотрел на нее глазами Луция Корнелия Суллы. Ошибиться она не могла.

«Боги, как же могла я так поступить с ним? Но я не знала! Если бы я знала, никакие силы не могли бы затащить меня сюда. Какое у меня сейчас лицо? Что он видит на моем лице?»

— О Луций Корнелий, как я рада тебя видеть! — воскликнула Аврелия вполне естественным тоном.

Она быстро подошла к столу и поцеловала обе щеки, покрытые шрамами. Потом села рядом с ним на складной стул, сжала коленями свои ладошки, заглянула ему в глаза и стала ждать.

— Я не предполагал когда-нибудь снова увидеть тебя, Аврелия, — сказал Сулла, не отводя от нее взгляда. — Ты не могла подождать, пока я приду в Рим? Ты нарушила наш обычный ритуал. Не ожидал этого.

— Кажется, путь до Рима непрост для тебя. Тебя сдерживает армия. А возможно, я почувствовала, что впервые ты не придешь навестить меня. Но нет, дорогой Луций Корнелий, я здесь не поэтому. Я здесь потому, что просто заблудилась.

— Заблудилась?

— Да. Я ищу Квинта Педия. Моя глупая дочь не хочет ехать в Рим, а Квинт Педий — ее второй муж, которого ты не знаешь, — не желает, чтобы она находилась между двумя укрепленными лагерями.

«Получилось очень непринужденно и убедительно, — подумала она. — Он должен поверить».

Но это же был Сулла! Поэтому он сказал:

— А ты шокирована, да?

Она не пыталась уйти от ответа:

— В некотором смысле, да. В основном волосы. Я так думаю, что свои ты потерял.

— Вместе с зубами, — он показал свои десны, оскалившись, как обезьяна.

— Ну что ж, все мы их теряем, если живем достаточно долго.

— Сейчас ты не захотела бы, чтобы я тебя поцеловал так, как поцеловал несколько лет назад, да?

Аврелия склонила голову набок и улыбнулась:

— Я даже тогда не хотела, чтобы ты меня поцеловал, хотя мне это и понравилось. Слишком сильное ощущение для моего спокойствия. Как же ты меня возненавидел!

— А чего ты ждала? Ты отвергла меня. А я не люблю, когда женщины меня отвергают.

— Я помню об этом!

— Я помню тот виноград.

— Я тоже.

Сулла глубоко вздохнул, крепко зажмурился.

— Если бы я мог плакать!

— Я рада, что ты не можешь, дорогой друг, — мягко проговорила она.

— Тогда ты плакала обо мне.

— Да. Но сейчас не буду. Это было бы трауром по исчезнувшему отражению, уплывшему по течению реки. А ты — здесь. И я рада этому.

Наконец он встал, старый, уставший человек.

— Вина?

— Да, пожалуйста.

Он налил вино, как заметила Аврелия, из двух разных бутылок.

— Тебе не понравится та моча, которую мне приходится пить в эти дни. Такую же сухую и кислую, как я сам.

— Я и сама совершенно сухая и кислая, но не буду настаивать на том, чтобы попробовать твое пойло, если ты не рекомендуешь. — Она взяла протянутую ей простую чашу и с благодарностью отхлебнула. — Благодарю, вкусное. Мы провели целый день в поисках Квинта Педия.

— О чем думает твой муж, заставляя тебя выполнять его работу? Он опять в отъезде? — осведомился Сулла, опустившись на стул с заметным облегчением.

Блестящие глаза Аврелии вдруг стали стеклянными.

— Я уже два года как вдова, Луций Корнелий.

Он удивился:

— Гай Юлий мертв? Он же был совершенно здоров. И к тому же молод! Убит в сражении?

— Нет. Он просто умер — внезапно.

— А я вот на тысячу лет старше Гая Юлия, но все еще цепляюсь за жизнь, — с горечью произнес Сулла.

— Ты — призовой конь, а он — простой солдат. Хороший человек. Мне нравилось быть его женой. Я никогда не считала его человеком, которому следует цепляться за жизнь, — сказала Аврелия.

— Наверное, он и не цеплялся. При моей власти в Риме ему было бы трудно. Я думаю, он последовал бы за Карбоном.

— Он был сторонником Цинны ради Гая Мария. Но Карбон? Не знаю. — Аврелия сменила тему. Она уже привыкла к его новому облику, сменившему прекрасный лик Аполлона. — Твоя жена здорова, Луций Корнелий?

— Была здорова, когда я последний раз слышал о ней. Она все еще в Афинах. В прошлом году родила мне двойняшек, мальчика и девочку. — Сулла хихикнул. — Она боится, что они вырастут похожими на их дядю Свинку.

— О бедняжки! Хорошо иметь детей. Ты когда-нибудь вспоминаешь о других своих двойняшках — о тех мальчиках, которых тебе родила твоя германская жена? Теперь они совсем взрослые.

— Молодые херуски! Добывают скальпы и заживо сжигают римлян в плетеных клетках.

Все будет хорошо. Он успокоился. Казалось, его уже не мучило ее присутствие. Из всех судеб, которые Аврелия придумывала для Луция Корнелия Суллы, в ее фантазиях никогда не возникало потери его особой, неповторимой привлекательности. И все же это тот же Сулла. «Его жена, — подумала Аврелия, — наверное, любила его, как никого на свете, когда он выглядел Аполлоном».

Они поговорили еще какое-то время о минувшем, обмениваясь новостями о том о сем. Ему, как она заметила, нравилось говорить о своем выдвиженце Лукулле, а ей, по его наблюдениям, нравилось говорить о своем единственном сыне, которого теперь называли Цезарем.

— Насколько я помню, молодой Цезарь был весьма эрудированным юношей. Должность фламина Юпитера должна подходить ему, — сказал Сулла.

Аврелия колебалась. Казалось, она хотела что-то сказать, но произнесла явно совсем другое:

— Ему пришлось очень постараться, чтобы стать хорошим жрецом, Луций Корнелий.

Нахмурясь, Сулла посмотрел в окно.

— Вижу, солнце склоняется к западу. Вот почему здесь темно. Тебе время отправляться. Тебя проводят мои новобранцы. Квинт Педий живет недалеко от моего лагеря. Ты можешь сказать своей дочери, что если она останется, то она — дура. Мои солдаты — не кровожадные звери, но если она истинная Юлия, то сделается для них искушением, а войскам нельзя запретить пить вино, когда они безвылазно торчат в лагере в Кампании. Немедленно увози ее в Рим. Послезавтра я дам тебе сопровождающих до Ферентина. Это позволит вам избежать когтей обеих армий, запертых здесь в лагерях.

Она поднялась:

— Со мной Бургунд и Луций Декумий с сыновьями. Но если ты можешь выделить людей, то благодарю тебя за эскорт. Разве между тобой и Сципионом не будет сражения?