Стая - Бобби Пайрон

Глава 27

Холод

Куда мне было идти? Наш Стеклянный Дом сгорел дотла. Я не мог вернуться к детям под Городом, не мог пойти к сестрам милосердия. Я не мог доверять никому из них.

– Что же нам делать? – спросил я у Дымка.

Тот вздохнул, опустив голову на лапы.

Все мы устроились в дальнем углу станции. До этого мы поднимались на поверхность, чтобы купить еды. Там было холодно. Очень холодно. Воздух, казалось, замерзал у меня в легких всякий раз, когда я вдыхал. Мы видели на улице очень мало детей. И еще меньше псов. На тротуаре валялись безжизненные тельца замерзших птиц. Прежде чем я успел остановить их, Ушастик и Везунчик схватили тельца и сожрали.

– Может быть, нам остаться на станции? – предложил я. – Ненадолго. Милиционеры ведь не выгонят нас на такой холод, верно?

И мы остались. Мы покидали станцию только для того, чтобы купить еды. Даже Дымок, который обычно занимался своими делами, в эти дни сидел вместе с нами. Холодный мраморный пол плохо сказывался на старых косточках Бабули. Она хромала и с трудом просыпалась. Днем я укладывал ее на моей курточке, потому что на станции было не так уж и холодно. И к тому же я был еще мальчишкой, а она – старой бабушкой.

На станции были и другие. Не дети, а взрослые бомжи. Один старик приходил на станцию каждый день. На нем были пиджак и большая меховая шапка, а на груди висели ленты и ордена. В руке старик сжимал маленькую жестянку.

– Ты получил эти медали за то, что бегал быстрее всех? – поинтересовался я.

Звяк! В жестянку старика с орденами и лентами упала монета.

Старик посмотрел на меня, но ничего не ответил.

– А мне вот никогда не давали медалей и орденов, зато я умею бегать очень быстро, – похвастался я.

Кто-то сунул в жестянку сложенный в несколько раз рубль.

– Спасибо, добрый человек, – пробормотал старик.

– Моя мама тоже учила меня говорить «спасибо», – кивнул я. – А у вас есть мама?

Он даже не посмотрел на меня. И ничего не ответил.

Я почесал Везунчика за ушком.

– У меня была мама. Я ее давно не видел – с тех пор, как пожелтели листья на деревьях. Я уже начал забывать ее.

Старик с грудью в орденах и медалях повернулся ко мне и вытер пальцем глаза за толстыми стеклами очков.

– Что поделать… – вздохнул он.

Вытащив сложенный рублик, старик передал его мне. А потом, не промолвив ни слова, он пошел вверх по ступеням.

Шли дни. Морозы не прекращались. Было настолько холодно, что река, протекавшая через Город, покрылась коркой льда. Настолько холодно, что даже снег не мог пойти. По крайней мере так говорили люди в магазинах.

– Я не знал, что снег не может падать, когда на земле холодно, – сказал я Мамусе, глядя, как она возится со щенками.

Я боялся подниматься на поверхность, потому что там я постоянно видел замерзшие тела, и не только птиц, но и кошек, и собак. Однажды я заметил, что на углу дома собралась толпа. Протиснувшись вперед, я увидел маленькую девочку, лежавшую рядом с подворотней. Наверное, девочка уснула, устроившись на картонке, прилегла отдохнуть, наигравшись в парке. Но ее лицо казалось серым, губы – синими, а глаза смотрели в никуда. Меня объяла печаль. Где был Господь, где были ангелы и святые, когда эта девочка ложилась спать?

Вдалеке взвыла сирена. Ушастик, Везунчик и Дымок запрокинули головы и завыли, прощаясь с замерзшей девочкой.

Мне вспомнились слова Вадима: «Тебе не прожить одному, Песик. Тебя доконают зима, бандиты или милиция. Не выжить тебе».

Глава 28

Бандиты

Однажды утром я проснулся оттого, что на станции раздавались какие-то удивительные звуки. Не перестук колес, не свисток подъезжающего к станции поезда, не мерное шипение закрывающихся дверей вагона, не стук каблуков на мраморном полу. Этот звук напоминал мне о лете, о раскрашенных в яркие цвета деревянных лошадках на карусели, о цирковом представлении, которое когда-то показывали по телевизору. Звуки кружили над нами, они взметались вверх, потом вновь опускались, точно ласточки.

Вскочив, я захлопал в ладоши.

– Вы слышали? – воскликнул я. – Это музыка!

Зевнув, Везунчик завилял хвостом. Мы пошли на звуки музыки.

Музыкантом оказался какой-то мужчина с длинной седой бородой. На груди у него висела странная коробка с пожелтевшими клавишами, как у пианино, и блестящими кнопками. Одной рукой он нажимал на клавиши, а другой – на кнопки, то комкая, то расправляя эту диковинную коробку. И она дышала, эта коробка, дышала и вздыхала, она выдувала музыку, как выдувает пламя огнедышащий дракон.

– Что это? – спросил я у мужчины.

Он повернулся ко мне, но взглянул куда-то мимо меня.

– Это аккордеон, – сказал он стенке рядом со мной.

– Мне кажется, аккордеон играет самую красивую музыку на земле, – заявил я.

Улыбаясь, мужчина кивнул.

Я сел у его ног и стал слушать. Я качался из стороны в сторону, улыбался, иногда даже принимался танцевать. Собаки тоже были в восторге. Везунчик пытался подпевать.

К концу дня мужчина с аккордеоном сложил свой стул и пересыпал деньги из жестянки в маленькую сумку.

– Где ты, мальчик? – спросил он. Его молочно-белые глаза глядели сквозь меня.

– Я же прямо здесь! – рассмеялся я.

Он дал мне пригоршню рублей.

– Сегодня ты принес мне удачу.

– Спасибо вам огромное! – Я уже давно не видел так много денег.

Мужчина с аккордеоном раздвинул длинную белую палку с красной ручкой.

– Не за что, молодой человек. – Повесив аккордеон на плечо, он, постукивая палочкой по полу, пошел к лестнице.

Он пришел на следующий день. И на следующий. И на следующий. Я всегда садился рядом с ним и слушал его музыку.

– Доброе утро, – говорил я ему, когда он ставил стул и складывал длинную белую палку.

– И тебе я желаю доброго утра, мой юный друг, – ответствовал мне мужчина с аккордеоном, улыбаясь и глядя мимо меня.

Где-то в средине дня он вручал мне деньги и говорил:

– Нам нужны еда и вода, чтобы мы могли играть и танцевать до вечера. Как думаешь, сможешь купить пирожки где-нибудь неподалеку?

И мы с псами отправлялись на поиски пирожков. Мне нравились пироги с сыром, а мужчине с аккордеоном – с картошкой. На второй день он дал мне больше денег:

– Псам тоже нужен обед.

И вновь потянулись дни. У меня были музыка, танец и горячие пирожки. Я не стыдился того, что в конце каждого дня мужчина с аккордеоном давал мне немного денег. Он говорил, что я приношу ему удачу.

– Кто сможет безучастно пройти мимо слепого старика и мальчика с собаками? – говорил он, когда я провожал его во внешний мир.

Той ночью дул пронзительный ветер, но стало немного теплее – ровно настолько, чтобы мог пойти снег.

– О! Может быть, холода наконец прекратятся? – сказал мужчина с аккордеоном.

Я кивнул.

Его ладонь легла мне на плечо.

– А как же ты, мой юный друг? Куда ты идешь вечером?

– Я?

– У тебя есть дом?

– Это мой дом. Мой и собак.

Старик вздохнул, как его аккордеон.

– Я слышал о таких детях, как ты. О беспризорниках. Это позор России.

Я пожал плечами.

– Тут нам тепло, и мне, и псам. И благодаря вам мы не голодаем.

Мужчина с аккордеоном покачал головой. Его белая борода затряслась.

– Ты должен быть осторожен, друг мой. На улице таким ребятам, как ты, небезопасно. Тут бродят банды подростков, которые ищут кого-нибудь послабее, чтобы напасть. – Он покачал головой. – Они как волки, эти малолетние бандиты.

Я видел банды, о которых говорил старик. Мальчишки носили цепи и кожаные штаны, волосы у них торчали во все стороны. Время от времени они приставали ко мне, кричали мне обидные слова. Если бы я произнес такие слова, мама меня отшлепала бы. Но я не боялся бандитов – мои псы их и близко не подпустили бы.

Я коснулся ладони старика.

– Не волнуйтесь. Псы за мной присматривают.

Спустя два дня я в очередной раз отправился на поиски лучших пирожков для меня и мужчины с аккордеоном. Стояла неожиданно теплая погода. Ледяной кулак зимы наконец разжался. Дул теплый ветерок, похожий на морской бриз, оледенелые ветки берез и елок оттаяли. Продавцы вышли из своих магазинчиков и болтали, щурясь на солнышке.

Должен признать, в этот день мы гуляли дольше обычного. Даже псы наслаждались теплом.

– Нужно вывести Бабулю, Мамусю и щенков на поверхность, чтобы они подышали свежим воздухом и погрелись на солнышке, – сказал я Дымку и Везунчику.

Затем я нехотя спустился вниз, на станцию.

Везунчик и Дымок отказались покидать нагретое местечко на тротуаре.

– Я скоро вернусь с остальными, – крикнул им я.

Не успел я дойти до коридора, когда раздался звук, от которого у меня кровь застыла в жилах: отчаянный лай Бабули и Мамуси. Бросив пакет с едой, я помчался вперед. Лай собак не заглушал криков: «Оставьте меня! Отстаньте!»