Крушение мировой революции. Брестский мир - Юрий Фельштинский

Уже в первый день работы съезда началась ожесточенная борьба между сторонниками Исполкома (эсерами) и президиумом Чрезвычайного съезда (большевиками и левыми эсерами) по вопросу о том, кто откроет съезд[99]. Речь фактически шла о легализации Исполкомом Чрезвычайного съезда и его президиума. Поскольку левые эсеры и большевики сумели организовать быстрый приезд на съезд армейских делегатов так называемых «крестьянских секций» фронта, тыловых гарнизонов и флота, первоначально у левого блока оказалось большинство. Эсеры при голосовании потерпели поэтому поражение и вынуждены были признать президиум Чрезвычайного съезда, который и открыл Второй Всероссийский съезд Советов крестьянских депутатов. Председателем съезда избрали Спиридонову. За нее голосовало 246 делегатов. За Чернова — 233[100]. За Спиридонову голосовали, в основном, «серые шинели», что было отчетливо видно, поскольку голосование производилось путем выхода делегатов в разные двери.

Соотношение сил, однако, вскоре изменилось в пользу эсеров за счет прибывших эсеровских крестьянских депутатов. Когда на съезде появился Ленин, большинство зала было уже не на его стороне. Ленин попытался получить слово как председатель СНК. В этом ему было отказано, так как съезд указал, что не решил еще вопроса о признании советского правительства законной властью. Тогда Ленин запросил слово как член большевистской фракции съезда и заявил, что уйдет в отставку, если съезд вынесет Совнаркому вотум недоверия. Разумеется Ленин рассчитывал на благоприятный исход голосования. Но расчет не оправдался. 360 голосами против 321 съезд вынес вотум недоверия советскому правительству и постановил настаивать на созыве Учредительного собрания.

В отставку Ленин, разумеется, не ушел. На следующий день для спасения положения на съезд прибыл Троцкий. Его появление совпало с публикацией в газете статьи Троцкого с угрозой воспользоваться против врагов советской власти «изобретенной еще во время великой французской революции машинкой, укорачивающей человека ровно на длину головы». И Троцкому пришлось покинуть трибуну под негодующие крики делегатов, не сумев сказать и слова. Избранный в первые дни работы съезда левым блоком президиум, будучи не в силах успокоить возмущенных 126 делегатов, ушел вместе с левой половиной съезда в отдельный зал, где Троцкий прочитал свой доклад.

С этого момента съезд распался на две части, которые хоть и пробовали несколько раз снова слиться и работать вместе, каждый раз после бурных столкновений расходились по своим залам. В одно из совместных заседаний эсерами был поднят вопрос о переизбрании временного президиума съезда и замене его постоянным. Переизбрание Спиридоновой и других сторонников левого блока было неизбежно. Чтобы спасти положение, левые эсеры зачислили в свою фракцию делегатов, не имевших оформленных мандатов. Эсеры пробовали протестовать. Тогда Спиридонова заявила, что слагает полномочия и вместе со всем левым блоком покидает съезд. На девятый день работы съезда, 4 декабря, съезд окончательно раскололся. Левые отправились заседать в Смольный. Эсеровская половина назвала себя «Всероссийский съезд Советов крестьянских депутатов (часть в составе 347 делегатов, стоящих на защите Учредительного собрания)» и до 11 декабря, когда была разогнана красногвардейским отрядом, заседала в старом помещении Крестьянского ЦИКа[101]. Съездом был избран временный Исполнительный комитет и на 8 января 1918 года назначен Третий Всероссийский съезд Советов крестьянских депутатов.

В этот период разногласия между большевиками и левыми эсерами фактически сгладились. Левые эсеры уже не выставляли требования о формировании «однородного социалистического правительства», 6 декабря вместе с большевиками, обвинили Исполком Первого Всероссийского съезда Советов крестьянских депутатов в борьбе с советской властью и соглашательстве с буржуазией и помещиками[102], а 7-8 декабря, в разгар работы Крестьянского съезда, где большевики и левые эсеры проводили общую линию, получили в распоряжение ПЛСР несколько наркоматов[103]. 9 декабря левый эсер Штейнберг стал наркомом юстиции; Трутовский — наркомом по городскому и местному самоуправлению; Алгасов и Карелин — «министрами без портфеля» и членами коллегии по внутренним делам; Прошьян — наркомом почт и телеграфов; А. А. Измаилович — наркомом по дворцам республики. Колегаев, как и было постановлено ранее, оставался наркомом земледелия[104].

После ухода эсеров со Второго Всероссийского съезда Советов крестьянских депутатов земельным делам съезд внимания почти не уделял. Этот вопрос был затронут лишь на последнем заседании, 10 декабря. От левых эсеров с большим докладом выступил делегат Саратовской губернии Н. С. Арефьев. Он осудил эсеров и Временное правительство, чья аграрная политика обусловила «успех народного восстания в октябре». В то же время Арефьев оценил декрет «О земле» как «благодетельный шаг», проникнутый «духом программы партии эсеров без всяких уступок и логических противоречий». За принятие этого декрета левый эсер благодарил Ленина и призывал делегатов высказаться за решение земельного вопроса в духе аграрной программы эсеров и провести в жизнь принцип уравнительного землепользования: до утверждения Учредительным собранием — на временной основе, а после — на постоянной[105].

Резолюция по докладу была утверждена большинством голосов. В ней, в частности, указывалось, что съезд утверждает новое «Положение о земельных комитетах» и «Временные правила об урегулировании земельными комитетами земельных и сельскохозяйственных отношений». Документы эти в наркомате земледелия разработали левые эсеры[106]. В середине декабря большевики нашли возможным утвердить эти документы практически без изменений. («Временные правила» после утверждения Совнаркомом стали называться «Инструкцией»)[107]. «Положение» и «Инструкция» имели и общеполитическое значение: несмотря на свой временный характер — «до окончательной земельной реформы» — они не упоминали об Учредительном собрании как о высшей и последней инстанции для выработки всех аграрных инструкций и законов[108]. И это было признаком того, что левые эсеры, как и большевики, становятся на дорогу противостояния Учредительному собранию.

Разногласия отошли в прошлое[109]. Левые эсеры готовы были забыть теперь и декрет о печати, и разгон эсеровской Петроградской городской думы[110]. Большевики — «приняв целиком, без единого изменения, эсеровскую аграрную программу» социализации земли и сняв на время лозунг национализации — пошли на «несомненный компромисс» и заключили «очень важный (и очень успешный) политический блок»[111].

Если бы в конце 1917 года большевики не пошли на союз с левыми эсерами, они никогда не смогли бы проникнуть в деревню[112], укрепиться в городах, преодолеть сопротивление меньшевиков и эсеров, выступавших за «однородное социалистическое правительство». Иными словами, если б не поддержавшие большевиков в критические моменты левые эсеры, большевики никогда не смогли бы удержать власть. Без левых эсеров они не смогли бы устранить и еще одного конкурента — Учредительное собрание, стоящее на пути ленинского правительства вообще и сепаратных переговоров с Германией, в частности. Учредительное собрание никогда не согласилось бы подписать и ратифицировать Брестский мир в той форме, в какой задумал его Ленин. Нужно было спешить, чтобы поставить Собрание перед совершившимся фактом начала мирных переговоров и демобилизации русской армии. Эту сложнейшую задачу первых дней революции взял на себя Лев Троцкий.

Глава четвертая. Начало переговоров в Бресте

В революционную Россию Троцкий возвращался из Канады и не имел отношения ни к проезду революционеров через Германию, ни к немецким деньгам. К большевикам он примкнул незадолго до Октябрьского переворота, а потому всегда ощущал приоритет Ленина и в критические моменты революции соглашался быть его верным оруженосцем. Троцкому важна была революция. Ленину важна была власть. Уже в сентябре (скрываясь в Разливе) Ленин требовал немедленной организации переворота, хотя, по мнению Троцкого, переворот произвести было тогда невозможно, так как не был создан еще Военно-революционный комитет, главный инструмент восстания. Ленин предлагал готовить переворот силами партии. На это член ЦК В. П. Ногин заметил, что призывать к восстанию в сентябре значит повторить июльские дни[1], потерпеть поражение и рисковать разгромом всей партии. ЦК посчитал предложение Ленина авантюрой и отверг его. Чтение политического доклада на Втором съезде Советов было поручено Троцкому (Ленин должен был подготовить лишь «тезисы» по вопросам о земле, войне и власти[2]).