Оскал Фортуны-2. Под несчастливой звездой. - Анастасия Анфимова

— Я видел что-то похожее у либрийцев, — пожевав сухими губами, ответил старик. — Но зачем они? Наши женщины всегда так перетирали зерно и пели гимн Мину.

Келлуанин тяжело вздохнул.

"Они еще и поют!" — мысленно взвыл Алекс.

— Знаешь, господин Энохсет, — сказал он. — Я лучше буду есть мясо и кашу.

Старик еще раз тяжело вздохнул.

— Но можно сделать такую штуку, — неожиданно для самого себя предложил молодой человек, тыкая пальцем в рисунок.

— Ты сумеешь? — встрепенулся старик.

— Я знаю как, — разъяснил Александр. — Нужен инструмент, чтобы рубить камни из скалы.

За этим разговором он замесил тесто и оставил его на солнышке, чтобы немного перебродило.

Мясо со свежими лепешками показалось Алексу великолепным, но тереть зерно в колоде ему все равно не хотелось.

Энохсет отмалчивался два дня. На третий, жуя проваренное мясо, спросил:

— Ты еще хочешь сделать… те камни?

— Да, — кивнул юноша.

— Здесь нет инструментов, — он грустно посмотрел на молодого человека. — Но я знаю, где есть. Пойдем завтра.

Утром, как Александр и предполагал, они направились в запретную долину. Старик шагал молча, часто останавливался, вздыхал, вытирая глаза. Поднявшись на гребень, присел, словно собираясь с силами.

— Теперь уже все равно, — пробормотал он и попросил. — Помоги мне встать.

Путники стали спускаться по заросшей тропе.

— Мы хоронили здесь наших братьев и сестер, — первый раз открыл рот Энохсет. — Это страшное место. Памятник злобе и глупости.

Последние слова удивили Александра. Они прошли через лес и оказались перед скалой. Высокий вход в естественную пещеру перегораживала стена из квадратных блоков размером сантиметров по сорок-пятьдесят. Сбоку темнела еле различимая на фоне камня серая дверь.

— Там мертвые?

— Да, — кивнул Энохсет. — Вон там должны быть инструменты.

Алекс посмотрел в указанном направлении. Там чернели остатки какой-то хижины. Раскидав сгнившие жерди и камышовую труху, юноша отыскал большой деревянный ящик, внутри которого вповалку лежали бронзовые клинья, долота, пилы, топоры с узкими лезвиями и еще какие-то непонятные штуковины, чем-то напоминавшие коловороты. Александр долго перебирал покрытые каменной пылью инструменты, но не нашел ни одного молотка.

— Ну и чем мне колотить? — разочарованно проговорил он по-русски и тут услышал шаркающие шаги.

— Эти подойдут? — поинтересовался старик.

Молодой человек объяснил свое затруднение, вновь сильно удивив келлуанина. Кряхтя, тот присел и достал из ящика прямоугольный камень.

— Вот.

Юноша пожал плечами, про себя решив превратить их в более привычный инструмент.

Первым делом, Александр взяв пилу с топором, отправился в лесок и, приноровившись, спилил тоненькое деревце. Обрубил ветви, разрубил жердь напополам, огляделся и, сложив их на два рядом лежащих камня, соорудил примитивную лавочку.

— Садись, господин Энохсет, земля холодная.

Старик поднялся, тяжело опираясь на посох.

— Ты собираешься делать свою штуку здесь? — спросил он, усаживаясь в тени высокого, редкого кустарника.

— Да, — кивнул юноша, привязывая ударные камни к палкам обрывками веревки, найденной в том же сундуке. — Здесь много материала, если случайно испорчу, далеко ходить не надо.

Келлуанин неодобрительно покачал головой, но возражать не стал. В последние дни он сильно сдал, видимо болезнь продолжала прогрессировать.

Приготовив молотки, Алекс отправился осматривать валявшиеся то тут, то там камни, отмечая наиболее подходящие. К сожалению, большинство из них имели кубическую форму. Но после долгих поисков, Александру удалось отыскать пяток блоков, отбракованных строителями, но вполне подходящими для его целей. Он снес их к скамейке Энохсета и присел отдохнуть.

— Ты когда-нибудь работал с камнем? — улыбнувшись, спросил тот.

— Никогда, — покачал головой юноша, перебирая клинья, долота и какие-то непонятные стамески и резаки. — Но я справлюсь.

Энохсет засмеялся грустным старческим смехом.

— Я тоже когда-то был молодым, и казалось, что нет для меня ничего невозможного.

Александр пожал плечами, приладился и хрястнул молотком по долоту. Для начала камню следовало придать форму круга, хотя точность здесь и не обязательна. Осколки камня брызнули во все стороны, и солидный кусок откололся.

— Процесс пошел, — вспомнил Алекс еще одно выражение Федора Дрейка.

— Все, кто там сейчас лежит, были очень самоуверенны, — проговорил старик, подбородком указав на пещеру. — И глупы. Все, кроме одного.

Он опять замолчал. Александр отколол еще один угол.

— Сейчас я думаю, он специально подбирал нас, самовлюбленных молодых людей, тяготившихся любой опекой.

Алекс зашипел от боли и сунул в рот побитый палец.

— Ты говоришь о манрахе? — проговорил он, сплевывая кровь.

— Да, — кивнул Энохсет. — Но тогда его еще так не называли. Нам льстило, что сам верховный жрец Сета ведет себя с нами как с равными. Принимает у себя дома, пьет вино и пиво, рассказывает смешные истории. Он казался таким не похожим на других взрослых, важных и занятых людей.

Он замолчал, а юноша вернулся к работе.

— А потом он открыл нам страшную тайну, — тихо проговорил старик в перерывах между ударами Александра.

Юноша опустил руки и посмотрел на него.

— Оказывается, богов нет, — старик пристально посмотрел на него. — Понимаешь, их нет! Ни сокологолового Горна, ни владыки Полей Блаженных Осирса. Нет даже Убиса, стража порога.

— А кто есть? — заинтересовался Алекс, впервые в этом мире столкнувшись с проявлением атеизма.

— Нечто, у чего нет человеческого имени, всемогущее и безграничное, — монотонно заговорил Энохсет, полуприкрыв глаза. — Вездесущее и вечное. А все боги лишь кривое отражение его в слабых глазах людей.

Он опять грустно хмыкнул, и вытер глаза.

— Самое смешное, что мы ему поверили!

— Это бывает, — пробормотал Александр, вновь беря в руки молоток.

— Как мог обмануть тот, кто впервые за три сотни лет смог прочитать Книгу Сета!

— А что это такое? — спросил Алекс, ударяя по долоту.

— Священная реликвия храма бога мудрости, — тихо ответил старик. — Я покажу, и ты поймешь, что человек не мог сотворить такое.

— Ого! — удивился юноша и предупредил. — Я видел много удивительного. И все это было делом рук человеческих.

— Нет, нет, — решительно покачал головой Энохсет.

— Посмотрим, — пожал плечами Александр и нанес еще несколько ударов.

Келлуанин замолчал, погрузившись в свои мысли. Юноша трудился, от усердия высунув кончик языка. Каменные крошки разлетались во все стороны.

К полудню из-под его резца вышло нечто, напоминавшее то ли попавшую под пресс гайку, то ли творение пьяного художника-авангардиста. Алекс выпрямился, окинув свое произведение гордым взглядом.

— Поедим, господин Энохсет? — предложил он, чувствуя недовольное урчание в животе. Это напомнил о себе обиженный невниманием голодный желудок.

Старик, прищурившись, посмотрел на солнце и молча кивнул.

Александр раскрыл корзинку и выложил на тряпочку вареное мясо, чуть подвялившийся виноград, яблоки и кусок лепешки.

Энохсет лениво жевал ягоды, глядя куда-то внутрь себя.

— Он даже приносил Книгу Сета домой, — проговорил старик. — Мы грязными от мяса и вина пальцами лапали святыню, к которой могли прикасаться только Верховные жрецы! Ты понимаешь?

Юноша кивнул, внимательно слушая собеседника.

— Узнай кто-нибудь о таком святотатстве, мы закончили бы свою жизнь на рудниках. Но чувство опасности только будоражило нас, заставляя быстрее течь кровь в жилах.

Александр взял кожаную флягу и протянул старику.

Энохсет сделал глоток, вытер губы.

— Вот тогда мы и стали называть его манрахом. Он учил нас, что человек может и при жизни слиться с Вездесущим, для этого надо только освободить свой разум, скованный условностями и правилами.

Он вновь замолчал. Заинтересовавшийся рассказом Алекс не выдержал:

— Для этого нужно что-нибудь съесть, выпить или покурить…

Брови старика поползли вверх.

— Да, он давал нам волшебное зелье. Но как ты догадался?

Вместо ответа юноша присосался к фляжке. "Ну не кололись же", — подумал он, втыкая пробку в горловину.

Келлуанин опустил глаза.

— Манрах называл это "слиянием с вечностью".

Он зябко поежился.

— До сих пор не понимаю, как мы могли творить такое. Первый раз он купил пленную девочку у солдат, возвращавшихся из похода в Банарскую пустыню. Потом ему стали привозить рабов из Нидоса капитаны кораблей, перевозивших хлеб.

— И никто не поинтересовался, зачем они вашему… учителю? — спросил парень.