Конец странствий - Жюльетта Бенцони

— Но может быть так, что это правда…

Герцог рухнул в кресло и с мрачным видом стал покусывать свой кулак. Марианна посмотрела на дело своих рук. Этот человек, безусловно, обладал организаторским гением. Великий колонизатор и, может быть, великий дипломат, но вместе с тем очень раздражительный, беспокойный, и именно с этих сторон он оказался более уязвимым, чем она могла надеяться.

Уставившись в одну точку, Ришелье, казалось, совершенно забыл о ней. Она не знала, что ей предпринять: ведь в ее платье спрятан и жжет ей тело приказ об освобождении. Теперь ей хотелось поскорей покинуть этот дворец, бежать в крепость… Однако что-то толкало ее к тому письму, слегка колеблющемуся, словно поддразнивая ее, под неизвестно откуда проникающим в эту глухо закрытую комнату сквозняком.

Но когда молчание показалось уже вечностью, Марианна не выдержала и кашлянула.

— Господин герцог, — сказала она тихо, — я сожалею, что нарушаю ваши размышления, но могу ли я просить вас проводить меня? Уже поздно и…

Она не закончила фразу. Он уже вскочил и, как человек заблудившийся, растерявшийся, испытывающий большой страх и горе, бросился к ней, выглядевшей в полутьме комнаты каким-то неземным видением.

— Не покидайте меня! — У него перехватило дыхание. — Не оставляйте меня одного теперь… Я не хочу страдать от одиночества сегодня ночью…

— Но почему? Что я сказала особенного, что нагнало на вас такой страх?.. Ибо вы испугались…

— Да, я испугался. Но не за себя. Я испугался того, что собирался сделать. Без вас… без сделанного вами предупреждения могла быть измена, непоправимая катастрофа, даже… угроза смерти самому Александру. Человеку, которому я обязан всем. Тому, кто называет меня другом…

— Вы хотите сказать, что… не уедете?

— Вот именно. Я остаюсь! Грузинские полки вернутся обратно. Только татарские части, которые подготовил я и в которых уверен, отправятся в путь на Киев… А я останусь.

Внезапная радость охватила Марианну, неспособную еще поверить в реальность ее победы. Итак, она выиграла почти по всем статьям. Через час Язон будет на свободе, а завтра Ришелье останется в Одессе, тогда как два полка будут устранены от участия в боях… В это трудно поверить! Все было слишком прекрасно, и если бы только она смогла также получить обратно «Волшебницу»…

— Это из-за того, что я вам сказала? — спросила она тихо.

— А что вы сказали?

— Вы отказываетесь сражаться против своих соотечественников?

Марианна ощутила, как дрожат руки герцога, захватившие в плен ее плечи.

— Я не могу сражаться против моих братьев, даже если они заблуждаются. Да, именно так. Но вы еще заставили меня понять, что, покидая Новороссию, я рискую оставить свободным поле деятельности для любых устремлений. Уеду я, и кто помешает Чичагову или кому-нибудь другому завладеть этими землями? Крым нуждается в солидной защите. Я должен остаться. Без меня бог знает что может произойти…

Внезапное и абсолютно несвоевременное желание рассмеяться охватило Марианну. Решительно политика была самой невероятной вещью, и те, кто ею занимался, — самыми удивительными в мире людьми. Их легко обвести вокруг пальца с помощью вымышленных сведений. И герцог сделал из них выводы, давшие совершенно неожиданные последствия.

Однако она подавила готовый вырваться смех, удовольствовавшись улыбкой, но посмотрела на Ришелье таким искрящимся радостью взглядом, что он мог бы ее выдать. К счастью, герцог отнес его на свой счет.

— Вы удивительная, — сказал он нежно. — Я действительно верю, что само Провидение послало вас ко мне. Может быть, вы только представляетесь женщиной? Может быть, вы на самом деле ангел? Самый прекрасный из всех? Ангел с изумрудными глазами, очаровательный и добрый, в восхитительной оболочке женского тела…

Теперь он был совсем близко к ней, и вдруг его руки соскользнули с плеч и замкнулись на талии у бедер. Внезапно испугавшись, она увидела прямо перед своим искаженное лицо герцога, его затуманенные желанием темные глаза. Она попыталась оттолкнуть его, с тревогой констатируя, что ее собеседник мгновенно превратился в совершенно другого человека.

— Прошу вас, экселенс, пустите меня! Я должна уехать… должна вернуться…

Нет. Вы не вернетесь. Этой ночью, во всяком случае. Я сразу узнаю удачу, едва она появится, ибо она появляется очень редко. Вы и есть моя удача, моя единственная надежда на счастье. Я понял это сразу, когда увидел вас вчера на шумной набережной. Вы выглядели, словно фея, парящая над нашей грешной землей, и вы были прекрасны! Прекрасны, как свет. Сегодня ночью вы спасли меня…

— Не преувеличивайте! Я вас просто предупредила. Можно подумать, слушая вас, что я вырвала вас из лап самой смерти.

— Вы не можете понять. Вы избавили меня от худшего, чем смерть… от проклятия, которое на протяжении долгих лет гнетет меня… Сам Бог послал вас. Он услышал мои молитвы…

Объятие сжалось крепче, и Марианна в смятении почувствовала, что не в состоянии бороться с ним. У этого худощавого человека, довольно хрупкого на вид, оказалась такая нервная сила, о которой она не подозревала. Она была в его руках как в тисках, и просьбы отпустить ее пролетали мимо его ушей, словно он внезапно оглох. И говорил он о каких-то странных вещах… Какое отношение имел Бог к приступу грубого желания, бросившего его к ней?

— Проклятие? — она едва перевела дух. — Но о чем вы говорите? Я не понимаю…

Он прижался лицом к нежной ложбинке у ее плеча, затем стал покрывать ее поцелуями, незаметно поднимаясь вверх по стройной шее.

— Не пытайся… Ты не можешь понять. Подари мне эту ночь, только одну ночь, и потом ты будешь свободна. Я отдам тебе все, что ты захочешь… Позволь мне любить тебя… Я так давно не знал любви. Мне казалось, что я не смогу больше никогда… никогда. Но ты так прекрасна, так опьяняешь… Ты воскресила меня.

Уж не сошел ли он с ума? Что он хотел сказать? Он сжал ее так сильно, что ей показалось, будто у нее хрустнули кости, но в то же время его губы дарили ее телу почти невыносимую сладость. Словно комок застрял в горле у Марианны, которая вне себя от ярости и стыда внезапно поняла, что у нее нет никакого желания сопротивляться. Ведь она, в свою очередь, уже так давно не ощущала мужскую ласку, наслаждение любви. Последним был тот неизвестный, тот греческий рыбак, без сомнения, который овладел ею в таком темном гроте, что она не могла разглядеть его лицо. Он казался просто зыбким силуэтом в ночи, чем-то вроде призрака, но подаренное им наслаждение переполнило ее тогда до предела…

Ласкающий рот скользнул по щеке, нашел ее сами собой приоткрывшиеся губы. Сердце молодой женщины билось, как соборный колокол, а когда его рука исподтишка наткнулась на нежную округлость груди и взяла ее в плен, она почувствовала, что ноги у нее подкашиваются. И герцогу не составило никакого труда слегка подтолкнуть ее к крытой бархатом кушетке, стоявшей возле рабочего стола.