Сэндвич с пеплом и фазаном - Алан Брэдли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я прекрасно знаю, кто ты такая, – ответила она. – Ты дочь Харриет де Люс, и могу тебе сказать, что это отнюдь не способствует таянию льда между нами.
О! Я бы могла такого ей наговорить, сказать столько замечательных острот.
Но я прикусила язык.
От страха?
А может быть, так и начинается зрелость?
– Да, мисс Моут, – сказала я, и, кажется, это был правильный ответ.
Многое в малом.
Multum in parvo.
– Я учила твою мать, – заявила она, продолжая буравить меня взглядом. – И буду учить тебя.
Это обещание? Или угроза?
– Да, мисс Моут, – чинно ответила я.
Когда ты на передовой, приходится учиться быстро, пусть даже для того, чтобы сразу сдаться.
Или притвориться, что сдаешься.
Скрипнув шинами по дереву и ухватившись за колеса, она развернулась и покатила прочь, уменьшаясь с каждой секундой, как персонажи в конце мультфильма, а потом и вовсе исчезла.
Мне послышалось или в конце коридора действительно раздался хлопок?
Глава 10
Кажется, это Аристотель первым сказал, что природа не терпит вакуума. Прочие, как-то: Гоббс, Бойль и Ньютон, – взобрались на трибуну Аристотеля намного позже. Но несмотря на их гениальный коллективный мозг, эти блестящие джентльмены были правы лишь отчасти. Природа и правда не терпит вакуума, но в равной степени она не терпит и давления. Если задуматься хоть на секунду, это становится очевидным, не так ли?
Предоставьте природе вакуум, и она попытается его заполнить. Дайте ей давление в каком-то месте, и она попытается разредить его. Она вечно стремится к равновесию, которого ей не суждено достичь; и она никогда не довольна тем, что имеет.
Я не только удивлена, но и горда тем, что первая указала на это.
Временами давление во мне усиливается до такой степени, что я стремлюсь к вакууму, чтобы его уравновесить. И одно мне абсолютно ясно: мне не светит мир и покой в «Эдит Клейвелл». Ни уединения, ни времени поразмыслить, ни собственного места, куда я могу приходить и уходить, когда заблагорассудится.
Короче говоря, мне нужно убежище.
Я спросила себя, куда вряд ли пойдут обитатели этого муравейника?
И ответ снизошел на меня сразу же, как будто ниспосланный с неба. Он не был высечен в камне, но с тем же успехом мог бы.
В прачечную.
Ну конечно же!
Прачечная представляла собой отдельную постройку из крашеного кирпича. Изнутри доносилось слабое гудение, и из высокой трубы в осеннее небо валил столб пара.
Я открыла дверь и ступила внутрь.
Это место напомнило мне Дантов ад, только с трубами: огромная, наполненная паром пещера. Жар от гигантских стиральных и сушильных машин ударил меня волной, чуть не сбив с ног. Здесь было ужасно шумно: шипение, постукивание и гул машин сводили с ума.
С чего я взяла, что найду себе здесь спокойное убежище?
Словно мрачный средневековый замок, нависающий над деревней в долине, в конце просторного помещения виднелся огромный бойлер, бросая тень на окрестности, возвышаясь над глубокими раковинами, стоящими там и сям катками для белья, отжимными и швейными машинами и тому подобным. Высокую крышу крест-накрест пересекали трубы.
В воздухе пахло влажностью, мылом, хозяйственной содой и крахмалом; на их фоне чувствовался слабый запах отглаженных простыней.
Невысокая женщина в сером халате с рыжими седеющими волосами, убранными в сетку, была погружена в сортировку пижам на две кучи.
Это уж чересчур. Мне нужно немедленно придумать новый план.
Так много времени прошло с тех пор, как я в последний раз изображала из себя заблудившуюся пай-девочку, и должна признаться, что изобразить соответствующее выражение лица и позу было все равно что закутаться в старую уютную кофту: слегка ссутулить плечи (есть), заломить руки (есть), взъерошить волосы (есть), потереть глаза, чтобы они покраснели и увлажнились (есть), носки внутрь, колени вместе, легкий трепет (есть, есть и есть).
– Прошу прощения, мисс, – пропищала я тоненьким голоском.
Она не обратила на меня ни малейшего внимания.
Я пересекла помещение и подергала ее за рукав.
Она довольно высоко подпрыгнула от неожиданности, надо сказать.
– Проклятье! – воскликнула она. – Кто ты, черт тебя возьми, и чего тебе надо?
– Прошу прощения, мисс, – снова начала я.
– К черту! Кто ты? Как тебя зовут?
– Де Люс, – ответила я. – Флавия. Я в четвертом классе.
– Мне наплевать, кто ты. Ты не должна здесь находиться. Это запрещено.
– Пожалуйста, мисс, простите, – заныла я. – Я потеряла свой лучший носовой платок. Мисс Фолторн убьет меня, если я его не найду. Наверное, я забыла его в кармане своего пеньюара.
– Ха! – воскликнула женщина. – Наверное, она забыла его в кармане своего пеньюара, Сэл. Ты это слышала? Пенью-а-а-ара, подумать только!
Я не заметила вторую женщину в кирпичной нише, управлявшуюся с гладильной машиной. Ее круглое красное лицо выглянуло из клубов дыма и повисло в воздухе, словно было бестелесным.
– Пеньюаа-а-а-ар! – крикнула она, и по голосу я определила, что она младше первой. Она пытается произвести впечатление на свою начальницу, слишком громко смеясь над ее шутками.
Я хорошо знаю этот тип.
– Пеньюа-а-ар! – снова протянула она, игриво накручивая на указательный палец влажную прядь волос и дергая за нее так, словно это чека от гранаты.
На долю секунды я воспряла духом в надежде, что ее голова взорвется. Но нет, не повезло.
– Думаю, она имеет в виду халат, Мардж. Спроси ее, она имеет в виду халат?
Глаза Мардж обратились на меня.
– Да, пожалуйста, мисс, – произнесла я. – Она права, я именно это и имела в виду.
Мардж деловито ощупывала языком внутреннюю поверхность щеки – то ли пыталась собраться с мыслями, то ли искала, что бы такое пожевать.
– Какого он цвета? – внезапно вопросила она.
– Желтый с черным, – ответила я, припомнив, что некоторые девочки из Малого общества были одеты в халаты, и все они были школьных цветов.
– Желтый с черным! – загоготала Мардж. – Ты только послушай, Сэл! Она говорит, желтый с черным!
Сэл хлопнула себя по ноге и притворилась, что вот-вот рухнет от апоплексического удара.
– Платок, идиотка, не пеньюар – о пардон, халат! – вот о чем я спрашиваю.
– Простите, мисс, он фиолетовый. Цвета барвинка.
Буду им подыгрывать, словно я рабыня в их маленьком королевстве, пока не…
– Он фиолетовый, Сэл. Подумай только! Фиолетово-барвинковый платочек!
– Ну-ну, да-да, – поддакнула Сэл, и они снова покатились со смеху.
Было очевидно, что девочки из мисс Бодикот нечасто заходили в прачечную. Мардж обмолвилась, что им не позволяют.
Для моих целей это к лучшему.
Придя в себя после истерического смеха, Мардж встала передо мной, глядя мне в глаза, словно пытаясь сквозь них проникнуть в мою душу – словно видела что-то такое, что не мог заметить ни один другой человек.
– Что ж, давай глянем быстренько, – произнесла она, неожиданно смягчившись. – Что думаешь, Сэл, глянем?
– Если быстренько, то можно, Мардж, – ответила та, утирая уголки глаз длинной белой скатертью, – но только один раз.
И опять. Они снова залились смехом.
Мардж отошла к большому столу, наполовину скрытому за перегородкой, изящным жестом приподняв подол юбки, словно молочница, не получившая достаточно слов в пьесе. Они с Сэл начали рыться в холщовых мешках, и хотя я не могла разобрать, о чем они говорят, я слышала, что они тихо обмениваются какими-то язвительными фразами.
Я воспользовалась случаем, чтобы как следует осмотреться.
Над головой, соединенные переходами, в облаках пара во всех направлениях расходились и переплетались трубы, шланги, воздуховоды и кабели. Снизу казалось, что наверху – огромный воздушный мир, просто требующий исследования.
Это все равно что стоять в субмарине капитана Немо или в брюхе железного кита.
Если не считать большого календаря с рекламой мыльной стружки «Мапл Лиф» и доски с рядом гвоздей, частично скрытой дверью, стены были на удивление голыми. На гвоздях висели три ключа, и к каждому с помощью металлического кольца был прикреплен деревянный кружок.
На одном чернилами было коряво написано «М», на другом – «С». На третьем кружке, истертом, в пятнах масла, едва-едва читалась «К».
Я прикарманила его без капли сомнений, разумно предположив, что первые два принадлежат Мардж и Сэл. Хозяином третьего ключа явно был человек с грязными руками: не тот, кто целый день работает с мылом.
Судя по всему, это сторож: мастер на все руки с именем, начинающимся на букву К. Кит, например.
Нет, не Кит. К сторожу не станут обращаться как к равному, уж точно не такие люди, как мисс Фолторн. Наверняка К. указывает на фамилию.
Так что по очевидным причинам это не может быть мистер Тагг, подручный.
Кеннеди, может быть… или Кронк… либо Копплстоун.
Гадать бесполезно.
В любом случае я понимала, что если позаимствую ключ Мардж или Сэл, они обнаружат это еще до конца дня, в то время как третий может принадлежать человеку, который берет его лишь в случае необходимости и, возможно, только время от времени.