Великая Отечественная Война (1941–1945) - Николай Потапов

Василевский. Послушать его надо, товарищ Сталин.

Сталин. А вы идите к себе в Генштаб и передайте мои указания командующим резервных армий о подготовке к наступательным боевым действиям.

Василевский. Ваши приказания будут переданы незамедлительно. Разрешите идти?

Сталин. Идите.

Василевский уходит. Входит Власик.

Власик. Товарищ Сталин, прибыл Жуков.

Сталин. Пусть заходит.

Власик уходит. Входит Жуков.

Жуков. Здравствуйте, товарищ Сталин.

Сталин. Здравствуйте. Садитесь. Как ведет себя противник?

Жуков. По нашим данным, противник заканчивает сосредоточение своих ударных группировок и, видимо, в ближайшее время снова перейдет в наступление.

Сталин. А где вы ожидаете главный удар?

Жуков. Более мощный удар ожидается в районе Волоколамска. А танковая группа Гудериана, видимо, ударит в обход Тулы на Каширу, Коломну и Клин. Они стремятся окружить Москву и замкнуть кольцо в районе Клина.

Сталин. Мы с Шапошниковым считаем, что готовящийся удар противника можно сорвать нашими упреждающими контрударами. Один контрудар надо нанести в районе Волоколамска, другой — из района Серпухова.

Жуков. Какими же силами мы будем наносить эти контрудары? Западный фронт свободных сил не имеет. У нас есть силы только для обороны.

Сталин. В районе Волоколамска используйте правофланговые соединения Рокоссовского, танковую дивизию и кавалерийский корпус Доватора. В районе Серпухова используйте кавалерийский корпус Белова, танковую дивизию Гетмана и часть сил 49-й армии.

Жуков. Этого делать сейчас нельзя, товарищ Сталин. Мы не можем бросать на контрудары, успех которых сомнителен, последние резервы фронта. Нам нечем будет подкрепить оборону войск, когда противник перейдет в наступление своими ударными группировками.

Сталин. Ваш фронт имеет 6 армий. Разве этого мало?

Жуков. Но ведь линия обороны войск Западного фронта сильно растянулась, достигает 600 километров. У нас очень мало резервов в глубине, особенно в центре фронта. Для наступления на Москву противник подтягивает новые части, сосредотачивает против Западного фронта огромные силы. По нашим разведданным, они могут сосредоточить здесь до 50 дивизий, из них 15 пехотных и 7 моторизованных, хорошо укомплектованных личным составом, танками, артиллерией, боевой техникой, при мощной поддержке авиации.

Сталин. Мы сформировали три армии, которые находились в резерве. Теперь, когда угроза захвата Москвы усилилась, их можно пустить в дело.

Жуков. Это хорошо. Я могу идти?

Сталин. Вопрос о контрударах решен и пересматриваться не будет. Так что идите, разрабатывайте план боевых действий Западного фронта. К исходу дня представьте его в Генеральный штаб.

Жуков. План будет разработан и представлен в Генеральный штаб в указанный вами срок. Я могу идти?

Сталин. Идите.

Жуков уходит.

В кабинете фельдмаршал фон Бок и Хойзингер.

Хойзингер. Фюрер хочет знать, когда можно объявить об окружении и взятии Москвы.

Бок. Положение у нас сейчас критическое. Я бросил в бой все, что имею, но у меня мало войск, чтобы окружить и занять Москву. Я заявляю, что силы группы армий «Центр» подошли к концу.

Хойзингер. Фюрер уверен, что русские находятся на грани краха. Он ожидает от вас точного доклада, когда же этот крах станет реальностью.

Бок. Командование сухопутных войск неправильно оценивает обстановку.

Хойзингер. Но за исход операции «Московские Канны» отвечаете вы.

Бок. Верховное командование просчиталось. Прошу доложить фюреру, что группа армий «Центр» не может достичь намеченных рубежей. У нас нет сейчас сил, чтобы окружить и взять Москву.

Хойзингер. Но фюрер хочет знать, когда же, наконец, падет Москва?

Бок. Я не могу назвать конкретные сроки. Битва за Москву может затянуться. Наши войска устали, требуется передышка, отдых. За 20 дней наступления мы потеряли 155 тысяч убитыми и ранеными, 500 танков, 3 тысячи орудий, много самолетов. Тяжелые потери посеяли в войсках сомнения в успешном исходе войны.

Хойзингер. Но вы были уверены, что можете решительным рывком опрокинуть русские части и овладеть Москвой. Более того, были недовольны, когда фюрер предложил вам перейти к обороне, пополнить войска личным составом, боевой техникой, привести войска в порядок и только после этого возобновить наступление на Москву.

Бок. Мне тогда казалось, что мы потеряем огромный шанс к победе. Необходимо было действовать, двигаться вперед, не обращая внимания на создавшиеся в тылу котлы из окруженных русских войск.

Хойзингер. Вы заявляли тогда, что принципы современной войны требуют продолжения движения на Москву до полной победы.

Бок. Верно. Я заявлял это. Мы разбили большое число соединений русских и Москву, казалось мне, возьмем в ближайшие дни.

Хойзингер. Не время сейчас, фельдмаршал фон Бок, вести дискуссию, кто прав, кто виноват. Время действовать, а не искать оправдания.

Бок. Я не оправдываюсь, а говорю о реальной обстановке, которая сложилась сегодня.

Хойзингер. Какие действия вы намерены предпринять, чтобы усилить нажим на войска противника и овладеть Москвой?

Бок. Нужно срочно пополнить нашу группу личным составом, боевой техникой, особенно танками, чтобы создать значительное превосходство над русскими. Без этого дальнейшие боевые действия по овладению Москвой бессмысленны. Мы будем нести лишь огромные потери. Русские бросили против нас свежие армии из своего стратегического резерва. Они бьются против нас, как разъяренные львы. Одолеть их нам не возможно.

Хойзингер. Не надо паниковать, фон Бок. Паника — самое пагубное, разрушительное состояние. Вы, как командующий, должны всем своим видом, всеми своими действиями вселять в войска уверенность в победе.

Бок. Я не паникую. Я говорю вам о реальном положении, которое сложилось сейчас под Москвой. Наши солдаты, офицеры действительно устали. Они ведут уже длительное время боевые действия. Моральное состояние их падает, многие уже не верят в нашу победу.

Хойзингер. Это плохо, это очень плохо, фон Бок.

Бок. А что я могу с этим поделать? Как вдохновить их? Вы посмотрите, как они в эти зимние морозы одеты, обуты, как и чем их кормят! Таких условий они не заслуживают. Воевать в зимнее время они не готовились, считали, разобьем Красную Армию за три-четыре месяца, до осенней распутицы и зимних морозов. Но просчитались.

Хойзингер. Война, окопы — это не санаторные условия на райских островах Средиземного моря. Это надо всем понимать: солдатам, офицерам, и трудности военного времени переносить стойко, мужественно.

Бок. Когда мороз за 30 градусов, а на ногах летние ботинки, на голове — летняя кепка, а спину прикрывает тонкая шинель, когда на завтрак, обед и ужин дают только консервы, — все это не очень способствует подъему морального духа армии. Скорее, наоборот.

Хойзингер. Конечно, просчеты у нас были, но они не должны порождать панических настроений.

Бок. Все это так, фельдмаршал Хойзингер, но сложившаяся тяжелая обстановка сильнее наших патриотических слов. И призывы к мужеству, стойкости, к вере в наши высокие немецкие идеалы не оказывают должного воздействия.

В кабинет входят три немецких солдата, одетые в разное тряпье, которое они добыли в домах русских жителей. У одного на голове шапка-ушанка, у второго — панама, у третьего — треух. У одного на ногах валенки, у другого — соломенные калоши, у третьего — женские сапоги. Одеты: один — в полушубок, другой — в ватную куртку, третий — в женскую шубу.

Вот посмотрите на наших доблестных солдат нашей героической немецкой армии.

Хойзингер долго смотрит на солдат, устало качает головой.

Хойзингер. Пусть уведут их отсюда.

Солдаты уходят.

Бок. Вот такой стала наша великая немецкая армия.

Хойзингер. Надеюсь, не все так одеты, как эти партизаны?

Бок. Не все, но многие.

Хойзингер. А может, ты, фон Бок, решил передо мной устроить комический маскарад и специально переодел этих солдат, чтобы показать мне?