Мой знакомый призрак - Майк Кэрри

– Рад, что вы передумали. – В голосе Пила проскальзывало раздражение. – Хотя, признаюсь, после вчерашней беседы я ожидал звонка от профессора Малбридж.

Вот, сам виноват, разрекламировал план Б настолько, что из исполнителя главной роли превратился в дублера.

– Мистер Пил, такой вариант до сих не исключен, – признал я. – Просто у меня неожиданно нашлось время, а именно оно в вашем случае ставится во главу угла. Если угодно подождать, я изложу дело профессору Малбридж. Мы с ней встречаемся через неделю. Ну, или через две…

Как я и рассчитывал, Пил поморщился: такой расклад ему явно не по душе.

– Нет, – категорично покачал головой он, – две недели – слишком долго. После нападения на Ричарда подчиненные ждут от меня конкретных действий. Не удастся решить проблему – атмосфера в коллективе ухудшится, сильно ухудшится. Пойдут разговоры: мол, я ничего не сделал. А в воскресенье архив устраивает прием… Нет, нужно срочно навести порядок.

Трудно сказать, что было на уме у Пила, но с каждой минутой он распалялся все больше. Даже на меня посмотрел, хотя взгляд получился не длиннее первого.

– Мистер Кастор, этот период для нас во многом критический. Завтра в находящемся в Бильбао музее Гуггенхайма состоится встреча, очень важная и для архива, и для меня. Хотелось бы ехать с уверенностью, что это дело на месте не стоит: возвращаться к хаосу и недовольным коллегам не собираюсь. Если вы свободны, следует приступить немедленно.

В голосе раздражение и досада. И искренний страх. Главный управляющий в отчаянии: провал грозит ему огромными неприятностями, поэтому и нужен эксперт, на которого можно повесить наболевший вопрос.

Да, очевидно, так… Только почему Пил на меня не смотрит, почему относится, как к пустому месту? Его хроническая неприветливость очень напоминала поведение моей бывшей подружки. Неужели аутизмом страдает?

Похоже, главный управляющий умеет читать мысли.

– Наверное, моя манера держаться кажется вам странной. Вероятно, даже психическое или неврологическое расстройство заподозрили…

– Нет, даже в мыслях…

– И совершенно напрасно, потому что ответ положительный. У меня гиперлексия – состояние, в определенной степени схожее с высокофункциональным аутизмом.

– Понимаю…

– Неужели? А по-моему, нет. Если считаете, что я страдаю тяжелым психическим заболеванием, то не понимаете. Ничего не понимаете. Я начал читать в два года, а писать – в три. После первого прочтения могу запомнить самый сложный текст, даже если не знаю языка, на котором он написан. Мистер Кастор, гиперлексия – это счастье, а вовсе не беда. Однако она действительно вызывает нестандартную реакцию на коммуникативные сигналы окружающих. Особенно трудно поддерживать зрительный контакт; извините, если из-за этого наш разговор сбивает с толку или вызывает неприятные ощущения.

Смущенный и слегка озадаченный, я попытался исправить положение и заговорил лишь из желания заполнить паузу.

– Знаете, а ведь этот факт распутывает один из узлов. Теперь я понимаю, почему вы придали такое значение тому, что призрак на вас смотрит. Вероятно, вам это неприятнее, чем остальным сотрудникам.

Главный управляющий кивнул.

– Очень вдумчиво, – без капли тепла или одобрения проговорил он. – Еще одна особенность моего состояния в том, что большинство метафор мне кажутся… мутными. То есть трудными для восприятия. Например, когда вы сравнили меня с узлом: слушаю, но до конца не понимаю. Поэтому, если бы вы на время нашего общения по возможности исключили метафоры, я был бы премного благодарен.

– Хорошо. – Лучше вернуть беседу в сугубо деловое русло. – Давайте удостоверимся, правильно ли я запомнил даты. Значит, призрак появился в сентябре?

– По крайней мере тогда мне впервые о нем рассказали, и была сделана первая запись в журнале происшествий. Сам я увидел ее лишь несколько недель спустя.

– А поточнее не знаете? В какой день заметили призрака?

– Конечно, знаю! – Мой вопрос едва ли не оскорбил Пила, который достал из ящика стола огромный гроссбух с обложкой из мраморного картона, положил поверх книги учета и начал листать. Сперва я решил: «журнал происшествий» – изящный архаизм, обозначающий текстовый файл, но нет, это был настоящий журнал, заполненный вручную. Возможно, работа в подобном месте вызывает повышенное уважение к традициям.

– Вторник, тринадцатое сентября. – Перевернув гроссбух, он протянул мне. – Вот, можете прочитать, если хотите.

Я взглянул на страницу: запись за тринадцатое сентября занимала ее почти полностью, а почерк у Пила оказался очень мелким и убористым.

– Нет, спасибо. Подробности вряд ли понадобятся. В любом случае нападение на мистера Клидеро – Рика? – произошло не так давно?

Главный управляющий повернул к себе гроссбух и проверил дату.

– В прошлую пятницу, двадцать пятого.

Я задумался. Призраки для меня делятся на активных и пассивных, причем последние составляют девяносто пять процентов от общего числа. Мертвецы держатся особняком и в основном пугают своим присутствием, а не конкретными попытками навредить. Еще реже случаи, когда призраки из тихих вдруг становятся буйными.

Что же, оставим пока это, сейчас куда важнее найти отправную точку.

– Вернемся к сентябрю, – предложил я. – Не делали ли вы каких-то приобретений в дни или недели, предшествующие появлению призрака? Какие еще события произошли в конце августа и начале сентября?

Пил нахмурился, роясь в отдаленных закоулках памяти.

– В голову ничего не приходит, – медленно произнес он, но потом вдруг поднял глаза – примерно на уровень моего подбородка, будто появилась какая-то идея. – Разве только материалы о русских белых… Мы ожидали их в июне, а они пришли в сентябре.

Я тут же навострил уши. Русские белые? Призрак являлся в ипостаси молодой женщины в монашеском одеянии и длинном белом плаще… Похоже на серьезную зацепку.

– Продолжайте, – попросил я. Пил пожал плечами:

– Это довольно обширная коллекция документов, ценность которых определить пока трудно. По большей части – письма русских эмигрантов, живших в Лондоне на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков. Мы были очень рады получить коллекцию, потому что ею активно интересовался ЦАЛ, то есть Центральный архив Лондона в Ислингтоне.

– Где она хранится?

– В одном из складских помещений первого этажа. Пока не зарегистрируем и не внесем в соответствующие каталоги, к основной коллекции русские документы добавлены не будут.

– Можно мне потом спуститься и па них взглянуть?