Патопсихология: Хрестоматия - Н Белопольская

Во время звука грохота (записано перекатывание деревянного шарика по столу) молодая женщина рассказывает: «Как будто концертный зал наполняется публикой, хлопают кресла, шаркают ногами люди… нет, не так, это что-нибудь столярное работают, грохочет что-то». В звуке, похожем на сирену, сельский житель может узнать рев коровы, но потом исправляет себя и говорит: «сирена».

После первых ошибочных или неточных гипотез здоровые испытуемые, как правило, переходили к более или менее обобщенным: могли сказать «вода капает» или определить более точно — «дождь идет». Оба ответа считались правильными. Некоторые, в соответствии с общеизвестными типами восприятия, определяли звук скупо и обобщенно, другие слегка фантазировали по поводу слышанного.

В психологии имеется большое количество исследований, посвященных процессу формирования зрительных образов в норме и патологии. Частичное их обобщение содержится в монографии М.С. Шехтера, в исследованиях В.П. Зинченко, Д.А. Ошанина, диссертациях Е.И. Богданова, В.И. Волкова. Есть данные о формировании слухового образа слова (А.Р. Лурия, Э.С. Беин, Р.Г. Левин), звуков речи (исследования А.Н. Леонтьева, О.В. Овчинниковой, Ю.В. Гиппенрейтер, В.П. Критской), но мало изучено формирование предметных слуховых образов. Между тем в практической трудовой деятельности ориентировка человека в предметном источнике звуков играет существенную роль. По звукам человек узнает о присутствии и действиях других людей, в труде распознает неисправность машины; врач, выслушивая больного, оценивает состояние здоровья его органов и т. п.

Вопрос о восприятии предметных звуков здоровыми людьми мог бы представить самостоятельный интерес, но пока, в данном сообщении, восприятия здоровых использованы только как контрольный материал. Интерес представили при исследовании здоровых испытуемых лишь следующие факты.

1. 78 % звуков здоровые опознали правильно. Этот процент не должен казаться низким, напротив, ведь звуки воспроизводились на пределе возможного различения. Число высказанных гипотез было велико — оно было большим, чем во всех остальных группах испытуемых. Но, к сожалению, этот показатель представляется все менее и менее существенным для анализа слуховых восприятий.

Количество гипотез отражает часто личностное отношение испытуемого к ситуации эксперимента, заинтересованность в нем, а также индивидуальную степень психической активности. Вероятно, более продуктивным окажется качественное деление гипотез по степени их предметности.

Обратил на себя внимание один факт. Среди испытуемых оказался вначале один безупречно здоровый в психическом отношении человек, который, правильно опознавая звуки, утверждал, что слышит их с совершенно противоположной репродуктору стороны. Затем таких, ошибочно локализующих источник звука, оказалось пятеро. Все они при расспросах сообщили, что вследствие перенесенных в детстве заболеваний, они слегка хуже слышат одним ухом. Практически же это были люди нормально слышащие.

Нарушения бинаурального эффекта выявляются обычно очень тонкими методиками, а ошибки локализации измеряются сантиметрами. В наших опытах дело обстояло так, что могли выявиться лишь очень грубые нарушения бинаурального эффекта. Источник звука находился не по центру, как это обычно делается, а справа от испытуемого. Таким образом улавливались лишь очень грубые ошибки. Интересна сила этой ошибки восприятия. Одна из испытуемых, психолог, с односторонним ослаблением слуха отлично знала методику еще до эксперимента и знала, что звуки передаются из стоявшего перед ней репродуктора. В начале опыта локализовала источник звука правильно, но затем «пришла к выводу», что специально для нее, видимо, методику изменили и упорно локализовала источник звука ошибочно, т. е. слышала его сзади. Такие ошибки выявились у пяти здоровых испытуемых (разумеется, подсчитанных в сводке отдельно) и в дальнейшем выявлялись у больных. Об этом позже.

2. В группу реактивных состояний вошли истерические реакции, реактивные депрессии и реактивные галлюцинаторно-параноидные синдромы. Разберем их поочередно.

Во время реактивных состояний истерического характера больные в начале эксперимента прислушивались и действовали так же, как и здоровые. Они узнавали в звуках то, что было им привычно и знакомо, или то, что волновало их и тревожило. Однако здоровые, как только что говорилось, исправляли себя, переходили от приближенных впечатлений и гипотез к правильному узнаванию. А больные во время реактивных состояний истерического характера как бы погружались в эту припомнившуюся им или вымышленную ситуацию. Так, один из больных, в прошлом моряк, вначале приблизительно правильно определял звуки, лишь изредка ошибочно узнавал в них события, бывающие на пароходе («скребут палубу», «бьют склянки» и т. д.). Начал тяжело дышать, отвечал отрывочно, как сквозь сон. На 17-й минуте опыта, при звуке, похожем на сирену, вскочил со стула, выкрикивал слова команды, как бы участвуя в сцене морского боя, бегал по лаборатории, не реагируя на обращенную к нему речь, но продолжая описывать звуки Другой больной, по профессии пожарник, начиная с 10-й минуты опыта, все звуки воспринимал как сцену тушения пожара, «слышал», как плакали погорельцы, как ломали ломом стену и заливали огонь водой из рукава. От волнения больной во время опыта охрип, потерял голос. Одна из больных в звоне стекла узнавала «церковные колокола» и, опустившись на колени, проникновенно молилась; другой больной принял шелест бумаги за стрельбу пулемета, кричал, командовал. В тихом звуке «всхлипывания» очень многие узнавали голоса своих близких, волнуясь, требовали немедленного свидания с ними.

Подобные переживания настолько охватывали больных, что все последующие звуковые раздражители могли быть расценены ими объективно. Они как бы «подтягивались» к ситуации, искаженно воспринимались больными в плане конкретной, овладевшей ими, ситуации. Погружение больных в эту воображаемую ситуацию иногда достигалось путем некоторого самовзвинчивания, иногда происходило по типу грез Однако внешние двигательные и мимические проявления больных, их интонации, смех, слезы и возгласы свидетельствовали об известной глубине и целостности этих включений. Характеристика звуков, которую продолжали давать больные, носила иллюзорный характер.

Подобные явления расцениваются как кратковременные истерические трансы с двойной ориентировкой. Особенность описанных наблюдений в том, что они вызывались экспериментально. Именно в экспериментальной ситуации можно было с секундомером в руках измерять длительность подобных состояний, глубину погружения больных в эти состояния. Иллюзорные обманы слуха возникали в связи с объективно воспроизводившимися звуками.

Исследование больных во время реактивных депрессий не выявило у них обманов слуха. Но впервые обратила на себя внимание следующая особенность слуховых восприятий этих больных. Они слышали звуки, отмечали начало и конец каждого звучания, давали ему характеристики, но не могли узнать предметный источник звука. Так, больная говорит, что «это тихий ритмичный звук с постукиванием», но за 55 секунд так и не узнает тикание часов. Другой больной говорит, что «это ясный такой с блеском звук», но не узнает булькание воды. Между тем этот звук чаще остальных опознавался правильно.

И еще одно наблюдение впервые было сделано в этой группе больных, но потом оказалось частым явлением. Заключалось оно в особом «запаздывающем узнавании». Так, например, воспроизводится звук дыхания. Затем следует, допустим, трение металла, тикание часов и булькание воды Так вот больной в этом булькании воды вдруг ошибочно «узнает» совершенно непохожий на него звук дыхания. Это «запаздывающее узнавание» — явление, несомненно, родственное эйдетизму. И этого можно было ожидать. Многие авторы, в том числе и Е.А. Попов, сближали эйдетические и галлюцинаторные явления. Но обозначить, назвать этот феномен удачнее пока не удалось.

Следующее наблюдение относилось к больным, у которых клиницистами диагностировался галлюцинаторно-параноидный синдром (реактивного происхождения). У этих больных в процессе прислушивания к звукам наблюдалось чередование их правильного восприятия с искаженным, преимущественно с вкраплением вербальных галлюцинаций. Так, например, больная М. во время исследования при звуках перелистывания страниц книги начинает произносить слова в ритме шелеста бумаги: «Ты дрянь… ты дрянь… тебя… тебя…» и объясняет: «Так они говорят». При последующих звуках в ответах больной также чередуются описания звуков с повторением слов слышимых галлюцинаторно. Обращает на себя внимание зависимость этих слов от фактически звучащих или слышимых ею звуков. Так, например, раздаются звуки ударов по стеклу. Больная описывает их так: «Звон, точно в церкви, в немецкой кирхе… На кладбище звонят». Слушая следующий затем звук, больная повторяет: «Кто-то сказал, что я на кладбище нахожусь». При звуке журчания воды больной повторил услышанные им слова: «Пойдем, поплаваем» — ив ответ на вопрос экспериментатора: «Что это?» — невозмутимо объяснил: «Так слышно… какой-то человек кого-то приглашает». Больная В. при звуках уличного шума говорит: «Снова слышу шум, не пойму, что — может быть поезд?» — и далее произносит тоном угрозы, повторяя слова, которые ей сказали: «Я тебе дам поезд — так говорит кто-то».