Культурные ценности. Цена и право - Василиса Нешатаева

Исходя из вышеизложенного следует подчеркнуть особую важность признания императивных норм иностранного права. Такое признание должно быть основано на принципе взаимности. В современном мире, где государства тесно связаны между собой, не следует предпринимать столь резких шагов, как абсолютный отказ от применения императивных норм другого государства. В тех случаях, когда нормы экспортного контроля считаются нормами строго национального характера и им отказывается в экстерриториальности [Pecoraro, 1990–1991, р. 33], увеличивается количество фактов незаконного оборота культурных ценностей. При такой интерпретации недобросовестные торговцы получат своеобразный иммунитет от преследования, как только пересекут границу другого государства[57].

Таким образом, в настоящее время общая привязка при выборе применимого права в обороте культурных ценностей lex situs имеет значительное количество ограничений на основе оговорки о публичном порядке.

В связи с обозначенными выше противоречиями в применении принципа lex situs предпринимаются попытки выработать другие принципы определения применимого права для споров, связанных с культурными ценностями.

В литературе высказываются мнения о необходимости применения принципа lex originis. На практике этот принцип получил свое закрепление в Базельской резолюции по вопросу о международной торговле предметами искусства с точки зрения охраны культурного достояния 1991 г., разработанной под эгидой неправительственной организации «Институт международного права»[58]. Несмотря на то что названная Резолюция не имеет обязательной силы, ее положения важны для создания моральных стандартов и дальнейшего доктринального развития.

В ст. 2 Резолюции было закреплено, что при определении применимого права предпочтение должно отдаваться праву той страны, с которой культурная ценность наиболее тесно связана и к культурному наследию которой относится. Как правило, это страна происхождения культурной ценности, что сочетается с принципом национального наследия.

Применение принципа lex originis вызывает много споров. Профессор Симеонидес (Греция) отмечает, что основным доводом против применения данного принципа является невозможность защиты интересов добросовестного приобретателя, поскольку lex originis однозначно встает на защиту пострадавшего собственника украденной вещи [Symeonides, 2005, р. 1187]. Профессор М.М. Богуславский также обращает внимание на то, что «определение страны происхождения трудно обосновать с точки зрения исторического происхождения культурной ценности» [Выступление профессора М.М. Богуславского, 2002]. Мир пережил множество серьезных катаклизмов, в результате которых исчезали целые цивилизации. Поэтому, если начать процесс установления места происхождения большинства культурных ценностей, можно зайти в тупик. Трудно не согласиться с тем, что однозначное применение принципа lex originis не всегда уместно, поскольку культурные ценности, которые составляли культурное наследие одной страны в прошлом, в силу исторических, географических изменений могут превратиться в национальное наследие другого государства.

Несмотря на непрекращающиеся дебаты по поводу lex originis, в практике государств существуют примеры имплементации данного принципа в национальное законодательство. Так, Бельгия закрепила принцип lex originis в модифицированном виде в новом Кодексе международного частного права (от 27 июля 2004 г.). Положение ст. 90 Кодекса гласит, что возврат вещи, незаконно перемещенной из страны, к культурному наследию которой она относится, регулируется нормами права данной страны. В качестве исключения из этого правила Кодекс предусматривает применение права настоящего местонахождения вещи, если право данного государства было выбрано (1) государством истца или (2) добросовестным приобретателем – в тех случаях, когда lex situs не защищает добросовестного приобретателя [Belgian Code of Private International Law, § 90].

Таким образом, в законодательстве Бельгии был найден баланс в защите государства и его культурного наследия, с одной стороны, и добросовестного приобретателя – с другой.

Как было показано выше, основной проблемой в сфере оборота культурных ценностей является поиск баланса между интересами собственника культурной ценности и добросовестного приобретателя. В связи с этим представляется необходимым выработать более гибкую привязку, нежели рассмотренные выше и наиболее применимые сегодня lex situs и lex originis.

Возможно, привязка должна быть основана на общем и самом гибком, на наш взгляд, принципе – принципе наиболее тесной связи, но с установлением ряда специфических критериев, учитывающих особый характер предмета сделки.

Такими критериями могут стать:

1) чистота правового титула на культурную ценность с учетом обстоятельств приобретения (то есть провенанс предмета сделки);

2) сроки давностного владения (как будет показано ниже, институт сроков имеет существенное значение для установления баланса интересов участников оборота культурных ценностей);

3) наличие государственного интереса в спорном предмете.

Следует ограничить применение данной привязки к культурным ценностям, являющимся частью публичных коллекций и представляющим интерес для государства. Такое ограничение необходимо для предотвращения незаконного оборота культурных ценностей, и ограничения оборота культурных ценностей официально относящихся к культурному наследию того или иного государства.

Данная привязка тоже не является идеальной, поскольку на международном уровне до сих пор не выработан единый подход к определению грани, разделяющей интересы собственника и добросовестного приобретателя. Тем не менее она могла бы стать гибким средством для сохранения баланса не только между интересами собственника и добросовестного приобретателя, но и между публичными и частными интересами. Такой подход, с одной стороны, позволит сохранять и развивать активный оборот культурных ценностей (поскольку все участники данного процесса будут уверены в защите своих интересов), а с другой – даст возможность государствам сделать оборот культурных ценностей легальным (поскольку должен быть соблюден ряд критериев и в первую очередь критерий чистоты правового титула).

3.2. Вопрос о сроках в сделках с культурными ценностями

В разных правовых системах были выработаны различные способы защиты законных интересов собственника движимого имущества. В странах общего права любая защита вещных прав строится на исках о возмещении вреда, то есть на деликтных исках [Васильев, Комаров, 2004, с. 370–378]. Основным вопросом здесь является вопрос фактического владения вещью лицом, которое удерживает имущество и, следовательно, нарушает законное право собственности истца. В странах континентальной правовой системы, как правило, применяются вещно-правовые иски, где основным вопросом является правовой титул истца [Hoffman, 2006, р. 168–169]. Виндикационный иск является наиболее распространенным способом для защиты вещных прав. Под этим иском понимается иск невладеющего собственника к владеющему несобственнику об истребовании имущества из его незаконного владения [Богуславский, 2005, с. 96].

Но является ли право собственника на защиту своего титула абсолютным? Законодательство различных стран дает неоднозначный ответ на этот вопрос в силу зависимости от сроков владельческой давности. Как правило, разница определяется тем, какой период времени приобретатель владеет культурной ценностью.

Существует два основных подхода к вопросу возврата имущества собственнику.

1. В странах общего права такой подход основан на концепции срока исковой давности. При этом негативно оценивается бездействие собственника, а не действия нового владельца. Если собственник не предпринял необходимые действия для защиты своего права в течение предусмотренного законом срока исковой давности, он лишается своего права.

Но что делать, если собственник не знал, что у него есть основания для иска? Многие штаты США предусмотрели в своем законодательстве так называемый принцип обнаружения (discovery rule). Толкование принципа discovery rule было изложено в деле О 'Киф против Снайдера о возврате трех картин.

Дж. О'Киф. Мой задний дворик

Дело О'Киф против Снайдера (O'Keeffe vs Snyder). Апелляционный суд Нью-Джерси, 1980

В 1976 г., Барри Снайдер выставил три картины кисти Джорджии О'Киф в Галерее изобразительных искусств Принстона: «Водоросли» (1923), «Фермерская церковь № 3» (1929), «Мой задний дворик» (1945). Джорджиа О'Киф публично заявила, что данные работы были украдены в 1946 г. из Нью-Йоркской галереи, которой руководил ее муж Альфред Стиглиц. О краже не сообщалось до тех пор пока, в 1972 г. она не уведомила Ассоциацию арт-дилеров. Снайдер приобрел работы у Ульриха Франка, который утверждал, что работы были переданы его отцу, врачу, самим Стиглицом в благодарность за лечение Джорджии. Франк заявлял, что данные работы принадлежали его отцу уже с начала 40-х годов. О'Киф потребовала вернуть работы, но Снайдер отказался. В 1980 г. по итогам разбирательства стороны достигли внесудебного соглашения, по которому О'Киф забрала одну из трех картин, г-н Снайдер оставил себе любимое полотно, а третья картина была продана с аукциона для покрытия судебных расходов сторон.