Кремль - Сергей Сергеев

Возражать было опасно. Марика уже поняла, что Игорь может казаться мягким и пушистым, но при сопротивлении ощетинивается, словно обиженный еж, и тогда лучше избегать конфликта. К тому же она лукавила. На самом деле Марика обожала мясо, объясняя это тем, что родилась в год Тигра. Она и походила на тигрицу, когда, расслабившись после ужина, ложилась в позе сытого хищника на диван и ловила на себе удивленно-восхищенные взгляды Игоря.

– Игорь, я сначала приму душ. Не спеши, – крикнула Марика в сторону кухни.

Вместо ответа она услышала грохот. Видимо, Ратов хотел ответить и что-то выронил. Сейчас выбежит из кухни и заорет, что нельзя говорить под руку. А потом подхватит ее на руки и «накажет». Нет, сначала душ!

Из-под пенистых струй в зеркале отражалось загорелое тело с небольшой, но тяжелой грудью, крутыми бедрами и прямыми плечами. В детстве родители Марики заставляли ее заниматься художественной гимнастикой. Со временем тело наливалось зрелостью, но заложенная в те годы стройность сохранилась. Марика любила свое тело и баловала его расслабляющими гелями и маслами, чувствуя, как кожа становится мягче и податливее, невесомее.

Практически она уже переехала к Ратову, и буквально через несколько дней возникло ощущение, будто они прожили вместе долгие годы. Не считая некоторых взрывоопасных тем, в которых лучше было сразу капитулировать, Ратов оказался на удивление бесконфликтным и заботливым спутником жизни. И неутомимым любовником. Первым в ее жизни, с кем она испытала настоящее удовольствие, переходящее в беспамятное блаженство. Скорее всего это объяснялось не только страстностью Игоря, но и обретенным ею ощущением защищенности.

«Он – мой человек. Мне так повезло, что я его встретила», – думала Марика.

Все складывалось замечательно. Вот оно – долгожданное счастье, еще полностью не осознанное, но вполне реальное и осязаемое.

Однако Марику не покидало тревожное ожидание. Словно вся эта приятная, теплая, нежная жизнь вдруг исчезнет в одно мгновение, окажется наваждением. Сладким, но зыбким сном. Беспричинная тревога будила ее перед рассветом. Она долго рассматривала лицо, волосы, тело спящего рядом Игоря и прижималась к нему. Крепко-крепко. Призрак опасности таял в ночной тишине, но потом опять появлялся, назойливый и коварный.

Марика не знала, почему так происходит. Видимо, были причины. Но какие именно, она не догадывалась, даже не предполагала.

Только чувствовала, что они существуют.

– Как твоя новая работа? Давно тебя не слышала и не видела. – В телефонной трубке голос Марины звучал напряженно и резко. Может, потому что Ратов не ожидал, что она позвонит.

«Она – экстрасенс. Почувствовала, что есть основания для ревности, и сразу же набрала мой номер».

– Ты в Москве? – спросил Ратов.

– Да. А ты меня даже не поздравил с Рождеством.

– С католическим? Мы всегда поздравлялись с православным Рождеством.

– Неправда, ты поздравлял меня со всеми праздниками. Даже с китайским Новым годом. Но ты не ответил. У тебя все в порядке?

– Работаю, придумываю, изобретаю. Колеса к велосипеду. Кому это пригодится, не знаю, – признался Игорь.

– Ты умный и талантливый. Таких очень мало.

– А если я ничего не буду сочинять и придумывать? Просто брошу это занятие? Разве стану глупее?

– Как ты можешь! Ты даже не представляешь, насколько нужны твои идеи. Даже мне. Я хочу, чтобы ты верил в себя. Очень тебя прошу.

«Она так восторженно говорит... Удивительно! Женщины меняют отношение к занятиям мужчин в зависимости от обстоятельств и своих интересов. Раньше Марина ненавидела мою работу. Сколько было слов. «Твоя проклятая работа мешает нашему счастью, отбирает драгоценное время. А его не вернешь». Какая была ревность! А сейчас наверняка думает: «Лучше его занять, чтобы не влюбился в другую женщину». Хочет, чтобы я остался в ее власти, хотя бы мысленно. Что поделаешь – собственница».

– Ты меня ревнуешь? – спросил Ратов.

– А есть к кому?

– Значит, ревнуешь. Ты не захотела жить со мной и не отпускаешь. Это несправедливо.

– Справедливо все, что разумно.

– А какой был смысл в нашем расставании? Не очень понимаю, что ты вкладываешь в слово «разумно». Твой муж здесь?

Возникла пауза. Ратов слышал в трубке дыхание Марины. Знакомое и желанное, несмотря на все обстоятельства, ее замужество и его идиллию с Марикой. Вопреки всякой логике и здравому смыслу.

– Ты знаешь, я ошиблась, – наконец подала голос Марина.

– И в чем ошибка? – хрипло спросил Ратов.

– Думала, что ничего интересного Макс в Москве не найдет и благополучно уедет на родину предков, в Германию. А он на удивление просто нашел прекрасную работу и никуда уезжать не собирается.

– Ты довольна?

Голос Ратова насторожил Марину.

– Ты простудился.

– Нет, все в порядке. Так, поперхнулся. Ты довольна?

– Могло быть и лучше, но он охраняет мое личное пространство. Я ему за это благодарна. Кстати, он счастлив здесь, в Москве. Как поросенок, которого греют розовым светом. Обожает щи и котлеты, русскую классическую музыку. Летом будет гонять на мотоцикле.

– Щи и классическая музыка – прекрасное сочетание. Действительно достойный человек. Как говорится, каждая жена заслуживает своего мужа.

– Каждая женщина создает своего мужа. Это – точнее. – Марина сделала ударение на слове «создает». – Не злись.

– Почему ты позвонила?

– Не могу забыть тебя. Но я, кажется, не вовремя. Не очень-то зовешь вернуться.

– А ты бы вернулась?

– Разумеется, нет. Как поживает мой клон?

– Прощай, – сухо сказал Ратов.

Он хотел сказать мягче, но в горле першило. И даже саднило. Наверное, действительно простудился.

«Зря назвала Марику своим клоном. Она добрее и лучше».

По крайней мере ему хотелось так думать.

В трубке опять раздавались гудки. Вечные гудки, как зов парохода, затерявшегося в тумане.

Наступала полночь. Марика уже должна была приехать.

Игорь чувствовал себя необычайно легко – Марика не была пленницей многочисленных комплексов, сомнений, невысказанных симпатий и антипатий, которыми страдала «бывшая Марина». Эти комплексы поначалу не бросались в глаза, но потом все равно проявлялись – уже в виде крика, скандала, упреков и слез.

И все же Ратов не мог избавиться от ощущения, что и в Марике скрыто много тайн, которые он еще не разгадал.

В моменты близости Марика менялась до неузнаваемости: становилась требовательной, ненасытной, удивительно сильной. Она терзала его и себя, заламывая себе пальцы, теряя сознание, с чудовищной энергией стискивая его разгоряченное тело. Потом старалась сдержать страсть, отстранялась, становилась бесчувственной, а вскоре вновь распалялась, беспощадно догоняла его, и они одновременно достигали вершины.

В ней словно жили два разных человека – застенчивый и осторожный, которого в любой момент подстерегал другой – беспощадный, решительный и рисковый. Пока этот второй раскрывался лишь во время близости, но Игорь не исключал, что вскоре он станет более раскованным, откровенным и, возможно, вытеснит первого – деликатного и стеснительного.

Но парадоксальное заключалось в другом – он начинал любить Марику в разных и несовместимых ее проявлениях. Если раньше он мог с одинаковым желанием думать о Марине и о ее клоне Марике, то теперь облик Марины тускнел, размывался, стирался в памяти. Марика овладела им полностью, но кто она в реальности – он до сих пор не знал и не хотел думать об этом.

Сознание по-прежнему раздваивалось. Только раньше оно металось между двумя женщинами, а теперь раздвоение происходило в образе Марики. Это влекло и завораживало.

«Чем больше размышляешь о характере женщины, тем меньше в нем понимаешь», – успокаивал себя Ратов.

И был прав.

Глава 13

Делец

Пиастры! Пиастры! Пиастры!

Владелец компании «Ферросплавы» Даниил Морев собирался на новогодние каникулы в Куршавель. В последнее время он стал заядлым любителем горнолыжного спорта вдобавок к увлечению теннисом.

Большой теннис благотворную роль сыграл, позволив Мореву установить во времена «царя Бориса» полезные связи, которые были на вес золота. Причем в буквальном смысле. Если взвесить подмахнувших его бумаги чиновников и приобретенные благодаря этим подписям золотые слитки, то первая категория была намного ценнее. Хотя весили новые правители, невзирая на теннис, банное вытапливание жировой прослойки и тяжелое, постоянное похмелье, как правило, не менее центнера.

Горные лыжи пока такой форы не дали. Доступ к телу самых выдающихся горнолыжников был затруднен, а приобретенные на курортах связи среди соратников по цеху, таких же олигархов и «косившего» под них разномастного жулья, приносили скорее неприятности.

Полезные увлечения, бывшие в моде при советских лидерах, практичный Морев не успел освоить по причине возраста. Но не вызывало сомнений, что при Хрущеве он был бы ревностным поклонником кукурузы, а при нечленораздельном Брежневе приобрел бы пагубное пристрастие страстно целовать коллег по работе и зарубежных гостей в губы. Не ради плотского удовольствия, а для пользы дела и в знак бескорыстной дружбы.