История России с древнейших времен. Книга II. 1054—1462 - Сергей Соловьев

Поп Василий изумился, поклонился им и сказал: «Отцы и братия! мысль о пострижении была у меня; но с какой же стати вы придумали выбрать меня себе в игумены?» Много спорил он с ними, наконец согласился, и монахи повели его в монастырь». Касательно отношения Киево-Печерского монастыря к великому князю киевскому замечательны слова св. Феодосия, сказанные им пред кончиною князю Святославу: «Се отхожю света сего, и се предаю ти монастырь на соблюдение, еда будет что смятенье в нем; и се поручаю игуменство Стефану, не дай его в обиду».

Но в некоторых рукописных патериках прибавлено: «И да не обладает им ни архиепископ, ни ин никто же от клерик софийских, но точию заведает им твоя держава и по тебе дети твои и до последних роду твоему». Согласно с этим есть предание, что Андрей Боголюбский утвердил независимость Печерского монастыря от киевского митрополита, назвавши монастырь лаврою и ставропигиею княжескою и патриаршею.

Говоря о нравственном состоянии общества, необходимо обратить внимание на юридические понятия, господствовавшие в нем в известное время. К уставам, явившимся бесспорно в описываемое время на Руси, принадлежит, во-первых, изменение, сделанное сыновьями Ярослава I в Правде отца их относительно мести за убийство; в Правде говорится, что трое Ярославичей, Изяслав, Святослав и Всеволод собрались вместе с мужами своими (тысяцкими) и отложили убиение за голову, но определили убийце откупаться кунами, во всем же остальном положили держаться суда Ярославова; таким образом, родовая месть, самоуправство, остаток прежней родовой особности перестает существовать на Руси юридически в начале второй половины XI века; но убийство, совершенное по личным отношениям одного члена общества к другому случайно, в ссоре, драке, на пиру, в нетрезвом виде продолжает считаться делом частным, не считается уголовным преступлением; убийца такого рода продолжает по-прежнему считаться полноправным членом общества; только разбойника, одинаково всем опасного, общество не хочет держать у себя, но отдает князю на поток со всем семейством. Таким образом, убийство первого рода не влекло более за собой ни частной, ни общественной мести, наказания; что убийства такого рода были нередки, доказательством служит обычай соединяться для платежа виры, складываться в дикую виру. Как новость, сравнительно с предыдущим временем, встречаем известие о поединке в значении судебного доказательства. К описываемому же времени относится ограничение ростов, сделанное Мономахом по поводу, как видно, злоупотреблений, какие позволяли себе по этому предмету жиды в княжение Святополка. Большие росты бывают обыкновенно следствием неуверенности в возвращении капитала, неудовлетворительного состояния правосудия в стране.

Относительно последнего мы встречаем в летописях и других памятниках громкие жалобы; мы видели главную причину этого явления в частых перемещениях княжеских из одной волости в другую; с описываемого времени, со времени господства родовых княжеских отношений, дружинники или челядинцы княжеские привыкли смотреть на отправление правительственной или судейской должности как на кормление, следовательно, привыкли извлекать из этих должностей всевозможную для себя пользу, не будучи ничем связаны с волостию, где были пришельцами; для уяснения себе этих отношений мы должны представить себе старинного дружинника, отправляющего правосудие за князя в виде старинного ратника, стоящего на постое.

При Всеволоде Ярославяче летописец жалуется на разорение земли вследствие дурного состояния правосудия; при Святополке не имеем права ожидать лучшего; под 1138 годом читаем, что была пагуба посульцам (жителям берегов Сулы реки) частию от половцев, частию от своих посадников; при Всеволоде Ольговиче тиуны разорили Киев и Вышгород; при Ростиславичах на севере посадники, поставленные из южнорусских детских, разорили Владимирскую волость; лучшим доказательством дурного состояния правосудия на Руси в описываемое время служит понятие, какое имели современники о тиуне: в слове Даниила Заточника читаем: «Не имей себе двора близь княжа двора, не держи села близь княжа села, потому что тиун его как огонь, и рядовичи его как искры». Дошло до нас любопытное известие, как однажды полоцкий князь спрашивал священника: какая судьба ожидает тиуна на том свете? тиун несправедливо судит, взятки берет, людей отягощает, мучит? Название должностного л:ица ябедник приняло также дурное значение. Не умея или не желая объяснить такое дурное состояние правосудия, летописец принужден сказать, что где закон, там и обид много!

Мерилом нравственного состояния общества могут служить также понятия о народном праве. Мы видели, что вести войну значило причинять неприятельской волости как можно больше вреда — жечь, грабить, бить, отводить в плен; если пленные неприятельские ратники отягощали движение войска, были опасны при новых встречах с врагом, то их убивали, иногда князья после войны уговаривались возвратить все взятое с обеих сторон, но есть пример, что князь после войны уводит жителей целого города, им взятого, и селит их в своей волости. В способе ведения войны у себя, в русских областях и в чужих странах, христианских и нехристианских, не видим никакой разницы. При заключении мира употреблялась клятва — крестное целование, утверждение дедовское и отцовское, по словам князей, и грамоты с условиями мира назывались потому крестными. Нарушения клятвы встречаем часто, особенно были знамениты ими два князя: Владимир галицкий и младший сын Мстислава Великого, Владимир; твердостию в клятве славился Мономах; но и он раз позволил уговорить себя нарушить клятву относительно половецких ханов на том основании, что поганые также беспрестанно нарушают клятву; сын Мономаха Мстислав, несмотря на разрешение духовенства, всю жизнь раскаивался в том, что нарушил клятву, данную Ярославу черниговскому; из последних князей за твердое сохранение клятвы летописец хвалит Глеба Юрьевича. Война объявлялась отсылкою крестных грамот. Мы упоминали, что послами отправлялись часто духовные лица, как подвергавшиеся меньшей опасности; но Всеволод III не усумнился задержать священников, присланных к нему для переговоров Святославом черниговским; Мстислав Храбрый велел остричь голову и бороду послу Боголюбского; Изяславову послу, Петру Бориславичу, не дали в Галиче ни повозки, ни корма, и он боялся дальнейших притеснений от Владимирка; впрочем, было признано, что убивать посла не следует: когда владимирцы (на Волыни) хотели убить священника, присланного от Игоревичей галицких, то приятели последних стали говорить, что не подобает убить посла.

Христианство, разумеется, действовало и здесь благодетельно: Игорь северский признается, что, отдав на щит город Глебов, не пощадивши христиан, он сделал великий грех, за который бог отомстил ему пленом у половцев; Мономах заключил мир с Глебом минским, не желая, чтобы кровь христианская проливалась в великий пост; по воскресеньям не делали приступов к городам; Всеволод Ольгович, исполнившись страха божия, по словам летописца, не хочет пользоваться пожаром в Переяславле, чтоб взять этот город; такую же совестливость обнаруживают Ростиславичи в борьбе с Юрьевичами после Липецкой битвы.

Повсюду и между князьями, и между простыми людьми видим борьбу новых, лучших, христианских понятий и стремлений со страстями, слабо обуздываемыми в новорожденном обществе, и с прежними языческими обычаями. В жизни многих князей замечаем сильное религиозное направление: Мономах был религиозен не на словах только, не в наставлениях только детям: по словам летописца, он всею душою любил бога и доказывал это на деле, храня заповеди божии, имея всегда страх божий в сердце, будучи милостив неимоверно; дан был ему от бога такой дар, прибавляет летописец, что когда он входил в церковь и слышал пение, то не мог удерживаться от слез. Мы видели иноческие подвиги Святослава Давыдовича черниговского, религиозное направление Ростислава Мстиславича, христианскую кончину Ярослава галицкого. Но у некоторых благочестие ограничивалось только внешним исполнением обрядов, и когда дело шло об удовлетворении страстям, то на заповеди религии и на служителей ее обращали мало внимания: брат Мономаха, Ростислав, не усумнилоя умертвить св. инока Григория за обличение; Святополк Изяславич был благочестив, уважал монастырь Киево-печерский и его иноков; по когда дело шло об удовлетворении корыстолюбия, то мучил этих самых монахов, гнал игумена за обличения; сын его Мстислав умертвил св. Феодора и Василия. Владимирко галицкий, наругавшись над клятвою, сказавши: «Что мне сделает этот маленький крестик?», пошел в церковь к вечерне; не щадя сокровищ для сооружения и украшений церквей, не считали за грех жечь и грабить церкви в волостях неприятельских. Вслед за людьми, которые шли в монастырь для борьбы со страстями, шли туда же люди для удовлетворения страстям своим: в духовных посланиях XII века встречаем сильные укоры монахам, которые милуют свое тело, переменяют платье, под предлогом праздников учреждают особую трапезу с пивом и долго сидят за нею, ищут над старейшими взять свою волю, собираются вместе не бога ради, не для того, чтоб рассуждать о пользе, но для яростных споров, для бесстыдных нападений на эконома и келаря, Пастыри церкви вооружаются против обычаев давать в монастырях пиры, на которые созываются мужчины и женщины. Спор, так сильно и долго занимавший русское общество, спор о том, что есть в известные дни, принадлежит также к характеристическим явлениям эпохи.