Плаха. 1917–2017. Сборник статей о русской идентичности - Александр Щипков

В результате, купаясь в себе, в своих образах, которые в первую очередь всегда есть образы прошлого – просто потому, что оно уже успело их сформировать, – он оказывается противником любого нового будущего, любого развития того, что он надеется облагодетельствовать. И в результате в своём чистом, неотрефлексированном виде патриотизм не способен ни познавать реальность, ни предлагать цели реального действия.

Сталкиваясь с неустраивающими его вариантами прогресса патриотизм, вместо того чтобы предложить альтернативные им варианты, отказывается от прогресса как такового, выступая на стороне всего отжившего и заскорузлого в собственной истории, перечёркивает и отрицает её действительные достижения.

Образы страны разных эпох – это разные образы. Патриотизм встаёт перед выбором: либо любить всё, что объединяет эти образы, либо выбрать, какой образ признаётся достойным любви, а какой нет. Речь идёт о том, что сам по себе патриотизм для политики недостаточен. Нет такой идеологии «патриотизм», как нет идеологии «любовь к Родине». В мире есть четыре основные идеологии: либерализм, консерватизм, коммунизм (социализм) и национализм. И говоря о своей приверженности патриотизму, о своей любви к Родине, человек открыто и сознательно либо неявно и неосознанно должен нарисовать тот образ Блага для своей страны, который он избирает.

Другой вопрос, что в большинстве случаев, избирая такие идеологии, как коммунизм или либерализм, актор, за определённым исключением, говорит об этом прямо. Избирая консерватизм или национализм в большинстве случаев, в силу некоей стеснительности он предпочтёт скрыть свой идеологический выбор и назвать себя «патриотом», – но мало ли кто как себя называет, важно, какие ценности и модели он отстаивает.

В известном смысле «патриот» – это имя-маскировка. В начале 1990‑х годов многие лидеры и активисты коммунистического движения, стесняясь сказать «Мы – коммунисты» и полагая, что это имя утратило популярность, лукаво говорили «Мы – патриоты». Правда, надо признать, что, втайне считая себя коммунистами, они таковыми на деле никогда и не были.

Недавно, когда стало непопулярным называться либералом, многие из последних, включая Чубайса, тоже начали называть себя патриотами. Неловко называть себя националистом – и человек тоже стыдливо говорит: «я – патриот». Да, в большинстве случаев, человек, называющий себя патриотом, скажет, что он – сторонник сильного государства, суверенитета страны, сохранения и укрепления исторических традиций. Но, сказав это, в большинстве случаев он оставит в стороне все конкретные моменты, а именно ответ на вопросы: сильное государство – это государство, которым кто управляет? кто распоряжается этой силой? оно сильно в чём – в подавлении подданных или в защите своих граждан? оно подконтрольно обществу, или общество подконтрольно ему? чьё это государство: богатых, бедных, всех вместе (чего на деле не бывает, но патриотами пропагандируется), самих государственных чиновников?

Суверенитет страны – это замечательно. Но что это значит? Что данная страна независима в международных отношениях и сама определяет свою внутреннюю и внешнюю политику. Но она их определяет в чьих интересах?

Сохранение и развитие исторических традиций – тоже замечательно. Но традиции бывают разные. Была на Руси такая традиция – крепостное право. Патриот должен её сохранять и приумножать? Была ещё традиция битья кнутом и вырывания ноздрей. Так кого надо считать патриотом: того, кто сохраняет такие традиции, или того, кто хочет от них отказаться? Испытываю некую неловкость за обращение к хрестоматийным примерам, но была традиция самодержавного правления и была традиция восстаний и народных войн против самодержавия. Какой должен следовать патриот? Был Аракчеев и были декабристы, были черносотенцы и были революционеры… Были традиции русского западничества и славянофильства, была традиция либерализма и традиция народничества – список бесконечен.

Разумеется, человек, объявляющий себя «чистым патриотом», скорее всего, скажет, что он сторонник всех лучших традиций, всего истинно народного и противник всего худшего. Но тут же встанет вопрос о том, что есть лучшее, а что – худшее. Ципко тоже объявит, что он за все хорошее и против всего плохого, но вряд ли они с Прохановым сойдутся в трактовке этого хорошего.

В результате получается, что всё, что может в своём самоопределении сказать «чистый патриот», оказывается определением через неопределённость и вызывает больше вопросов, чем даёт ответов. Каждый имеет полное право на свою позицию. Но тогда он должен признать, что право на свою позицию имеет и тот, кто скажет, что настоящий патриот – это тот, кто выступает за следование традиции революционного движения в России, традиции декабристов, народовольцев и большевиков, кто выступает за свободную страну и народную власть, т. е. демократию, тот, кто чтит память жертв борьбы с царизмом и крепостничеством, кто поклоняется героям Красной гвардии и Гражданской войны, своей грудью заслонивших дорогу белым полкам на Москву, Петроград и топивших белых в Чёрном море.

А ещё есть те, кто скажет о своём поклонении эсерам, взрывавшим и одних и других, Махно, воевавшему с обоими и т. д. Тогда либо надо признать, что все они патриоты и что заявлять о своём патриотизме – значит лишь затуманивать свою позицию. Либо заявить, что один патриотизм – истинный, а другой – ложный. И то, и то есть бессмысленный тупик. Поэтому я и говорю: давайте перестанем путать себя и общество, давайте не кричать наперебой «Я – патриот!», а давайте честно говорить: «Я консерватор и клерикал, я – либерал, я – коммунист-ленинец», «я – за частную собственность и власть богатых над бедными, я – за общественную собственность и власть трудящихся, я – за крепостное право, православие, самодержавие и народность» – ну, и так далее.

Когда мы говорим о сохранении русской идентичности, мы что имеем в виду? Жизнь по обычаям и традициям русского народа? Мы уже видели, что они могут быть противоположными. Был обычай смирения. Был обычай бунта. Может быть, это служение интересам народа? Тогда какой части? Имущей или неимущей? Владеющей собственностью или нанимающейся к собственнику? Или это значит служить гармоничному соединению этих интересов? Пока что разговоры о патриархальном почвенническом единстве одних с другими всегда заканчивались гражданскими войнами, восстаниями или их кровавыми подавлениями. В нашей конкретной современной истории правление всенародного президента Ельцина началось с того, что одна часть народа при помощи государства ограбила другую.

Можно говорить о сохранении русских побед и гордости за них. Тоже замечательно. Были, были великие и славные победы, которые не только возвеличивали страну, но спасали и её, и её соседей от страшных угроз, в том числе «цивилизационных». Но как мы отнесём к числу тех побед, которыми пристало гордиться, подавление крестьянских восстаний, расправу со сторонниками Булавина, Разина и Пугачёва, с декабристами, подавление революций в Италии, Венгрии, восстановление монархии Бурбонов во Франции, расправу с постоянно восстававшими поляками?

Носителей собственно «дореволюционной» идентификации в стране очень мало. Регулярно проводимые социологами опросы дают следующую картину. Примерно треть населения (34 %) на вопрос об их поведении, случись Октябрьская Революция сегодня, отвечают, что в том или ином виде поддержали бы большевиков. Лишь 7 % заявляет, что выступили бы против них. Остальные либо предпочли бы переждать, либо не могут определить своего отношения, часть уехала бы за границу.

Мы видим, что сознательных антибольшевиков, союзников бывшего консультанта отдела социалистических стран ЦК КПСС Александра Ципко – ничтожно мало.

Как показывают опросы, из доверяющих сегодня президенту Путину примерно 60 % положительно оценивают роль Ленина в истории. Та же цифра относится и ко всему населению.

Ни национал-консерваторы, ни власть не могут предложить план строительства. Не могут предложить образ страны новой, постиндустриальной эпохи, Проект XXI века. Не могут, потому что их надежды и мечты – в образах прошлого. Прошлого, созерцание которого может давать благость, но не несёт в себе силы созидания.

Патриотизм прошлого и патриотизм будущего

Государственно-политическая реабилитация патриотизма началась с артикуляции его в предвыборной статье Путина в избирательной кампании 2000 года в качестве одного из стержневых компонентов провозглашаемой политики. Сегодня воспитание патриотизма провозглашается задачей официальной государственной политики, создаются адресные программы и специальные государственные структуры.